Страница 5 из 10
Я сократил расстояние между нами до нескольких шагов.
– Проваливай! Это частная собственность! – крикнул он со своего помоста.
– Это не причина в меня стрелять!
– Для меня – очень даже причина!
Мне в глаза било солнце. Фаулз был для меня просто силуэтом без отличительных черт. Коренастый человек среднего роста, в панаме, в темных очках с синеватыми стеклами. Главное, он продолжал в меня целиться, готовый снова открыть огонь.
– Чего тебе здесь надо?
– Я пришел к вам, месье Фаулз.
Я снял со спины рюкзак и полез в него за рукописью «Застенчивых вершин».
– Меня зовут Рафаэль Батай. Я написал роман. Мне бы хотелось, чтобы вы его прочли и высказали свое мнение.
– Плевать мне на твой роман. Ты не имеешь права здесь появляться и меня донимать.
– Я слишком вас уважаю, чтобы донимать.
– Тем не менее ты это делаешь. Если бы уважал, то уважал бы и мое право на приватность.
Присоединившийся к Фаулзу на веранде красивый пес – золотистый ретривер светлой масти – принялся меня облаивать.
– Почему ты не остановился, когда я начал стрелять?
– Я знал, что вы меня не убьете.
– С чего ты это взял?
– Вы же написали «Лорелею Стрендж» и «Сраженных молнией».
Ослепленный солнцем, я услышал, как он усмехается.
– Если ты воображаешь, что писатели обладают теми моральными свойствами, которыми наделяют своих героев, то ты очень наивен, если не попросту глуп.
– Послушайте, мне просто нужны ваши советы. Я хочу писать лучше.
– Советы? Ни один совет еще не сделал ни одного писателя лучше! Будь у тебя голова на плечах, ты сам бы давно об этом догадался.
– Никогда не вредно уделить немного внимания другому.
– Никто не может научить тебя писать. Этому приходится учиться самому.
Фаулз в легкой задумчивости опустил ствол и погладил свою собаку.
– В общем, ты явился за советом и уже его получил. А теперь убирайся.
– Можно оставить вам рукопись? – спросил я, все же доставая пачку страниц из рюкзака.
– Нет, я не стану это читать. Даже не думай.
– Как же с вами непросто!
– Ладно, еще один совет: займись чем-нибудь другим, забудь про писательство.
– То же самое мне все время твердят родители.
– Вот видишь, они умнее тебя.
От внезапного порыва ветра камень, на котором я переминался, захлестнуло волной. Спасаясь от воды, я перепрыгнул на другой камень и оказался еще ближе к писателю. Тот снова вскинул свое ружье – двуствольный охотничий «ремингтон вингмастер», такие можно увидеть в старых кинофильмах.
– Как тебя зовут? – спросил он, когда волна схлынула.
– Рафаэль, Рафаэль Батай.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать четыре года.
– Давно мараешь бумагу?
– Всю жизнь. Меня ничего не интересует, только это.
И, воспользовавшись тем, что завладел его вниманием, я выдал монолог: объяснил, что с самого детства чтение и сочинительство для меня – спасательные круги, избавление от посредственности и абсурдности мира, что я выстроил себе из книг внутреннюю цитадель…
– Ты долго еще будешь утомлять меня своими клише? – не выдержал он.
– Это не клише! – возмутился я и, оскорбленный, запихал свою рукопись обратно в рюкзак.
– Мне бы твои годы! Я бы точно мечтал не о писательстве, а о чем-нибудь другом.
– Почему?
– Потому что писательское существование – наименее гламурное из всех, что только можно себе представить, – сказал Фаулз со вздохом. – Ты хочешь вести жизнь зомби – одинокую, в отрыве от людей? Хочешь проводить целые дни в пижаме, портить глаза перед экраном, давиться холодной пиццей, беседовать с вымышленными персонажами, постепенно сводящими тебя с ума? Ночи напролет истекать кровавым потом, корпя над фразой, которую три четверти твоих паршивых читателей даже не заметят? Вот что значит быть писателем.
– Вообще-то не только это…
Но Фаулз уже меня не слышал, его понесло:
– Хуже всего то, что ты становишься невольником этого дерьмового существования, потому что пребываешь в иллюзии, что ручка и клавиатура превращают тебя в демиурга, мастера подправлять реальность.
– Вам хорошо так говорить, вы всего добились.
– Чего я добился?
– У вас миллионы читателей, слава, деньги, литературные премии, девушки занимают очередь, чтобы лечь в вашу постель…
– Знаешь, если ты пишешь ради денег и девок, то лучше найди себе другое занятие.
– Вы понимаете, что я имею в виду.
– Не понимаю. Не знаю даже, зачем я с тобой болтаю.
– Я оставлю вам рукопись.
Не обращая внимания на его недовольство, я забросил рюкзак к нему на помост.
От неожиданности писатель шарахнулся в сторону, поскользнулся, шлепнулся на камни, вскрикнул, попытался подняться.
– Вот чертовщина! Ногу подвернул!
– Простите. Сейчас я вам помогу.
– Лучше не подходи! Хочешь помочь – держись подальше. Глаза бы мои тебя не видели!
Он подобрал ружье и прижал к плечу приклад. Я не сомневался, что в этот раз он не промахнется. Отпрыгнув, я бросился наутек, виляя между валунами и даже, пренебрегая достоинством, перемещаясь на четвереньках, лишь бы меня не догнала пуля разъяренного писателя.
Удаляясь, я не мог не думать о причинах его горького разочарования. Я начитался его интервью, данных до 1999 года. Прежде чем распрощаться с литературой, Фаулз раздавал их весьма охотно, демонстрировал доброжелательность, неизменно подчеркивал свою любовь к чтению и писательству. Что же заставило его так перемениться?
Почему человек, оседлавший вершину славы, вдруг отвергает все, что любил делать, все, что его сделало и что его кормит, почему замыкается в одиночестве? Что такого чудовищного стряслось в жизни Фаулза, что он от всего отвернулся? Тяжелая депрессия? Траур? Болезнь? Пока еще никто не сумел ответить на эти вопросы. Что-то мне подсказывало, что если мне удастся проникнуть в загадку Натана Фаулза, то осуществится и моя мечта: моя книга увидит свет.
В сосновом лесу я снова сел на велосипед, вернулся на дорогу и покатил назад в город. День прошел не зря. Пусть Фаулз ничему меня не научил, зато он сделал кое-что получше: подсказал сногсшибательный сюжет для романа и вселил в меня энергию, необходимую, чтобы кинуться писать.
3
Список писательских покупок
Я не принадлежал к своре плохих писателей, притворяющихся, будто пишут только для самих себя. Для себя пишут только списки покупок, чтобы выбросить, когда все будет куплено. Все остальное – послания, адресованные другим.
Три недели спустя,
8 октября 2018 г., вторник
Натан Фаулз был в негодовании и растерянности.
Он полулежал в кресле, положив на обитую мольтоном банкетку правую ногу в гипсе, и в отчаянии скрежетал зубами. Его пес Бранко – единственная небезразличная ему живая душа – уже два дня как куда-то запропастился. Золотистый ретривер если и пропадал иногда, то не более чем на пару часов. С ним, несомненно, случилась беда: беднягу сбила машина, он лежит где-то раненый или его украли.
Прошлым вечером Натан позвонил в Нью-Йорк литературному агенту Джасперу Ван Вику, своему главному связующему звену с миром, одному из немногих, имевших право именоваться его другом, и попросил у него совета. Джаспер вызвался обзвонить всех коммерсантов в Бомоне. Кроме того, по его просьбе было изготовлено и разослано по всем адресам на острове объявление, обещавшее тысячу евро тому, кто найдет собаку. Теперь оставалось только скрестить пальцы и ждать.
Натан с кряхтением уставился на свою загипсованную лодыжку. Еще не было одиннадцати, а ему уже хотелось виски. Вот уже три недели он лежал загипсованный из-за этого балбеса Рафаэля Батая. Сначала он решил, что просто растянул ногу и проблема будет устранена при помощи льда и пары таблеток парацетамола. Но, проснувшись на следующее утро после инцидента с непрошеным гостем, он понял, что так легко не отделается. Отек не спал, более того, он не мог сделать и шагу, не взвыв от боли.