Страница 15 из 17
По иронии судьбы, примерно в это же время, в 1732 году, западные острова Аляски были обнаружены другим русским мореплавателем Михаилом Спиридоновичем Гвоздевым, путешествовавшим на «Св. Гаврииле», старом корабле Беринга. Гвоздев участвовал в небольшой военной экспедиции, отправленной с целью наказать камчатских чукчей, которые разрушили русские аванпосты и отказались платить дань; скорее всего, восстание началось из-за того, что Беринг требовал слишком много продуктов и не оплачивал труд наемных работников в ходе Первой Камчатской экспедиции. В августе Гвоздев увидел берега Аляски и встретил человека в каяке, а затем вернулся обратно на Камчатку.
Организацией похода занимался Российский императорский флот, но экспедиция Беринга не была обычной морской операцией, и ее лидерам лишь через много лет довелось применить на деле свои навыки мореходов. Вместо того чтобы управлять кораблем, Беринг снова отправился в почти 10 000-километровое путешествие по Сибири, и в основном ему приходилось проявлять организаторские способности: заниматься подбором персонала, логистикой караванов и речных барж, переговорами с местными властями. Кирилов, обер-секретарь Сената, был мечтателем, который считал Россию новой мировой державой. Он хотел отправить в Охотск нового градоначальника, чтобы тот подготовил город к прибытию экспедиции и начал строительство кораблей. Должность, ради которой пришлось бы покинуть пределы известного мира и поселиться в отдаленных регионах Сибири, оказалась малопривлекательной. Охотск не был хлебным местом и особого энтузиазма у государственных служащих не вызывал. В конце концов, в Сибирь ведь отправляют только в изгнание, верно? Лучшим кандидатом (или, вернее будет сказать, лучшим из худших), которого удалось найти Берингу и Кирилову, оказался Григорий Скорняков-Писарев, в те годы живший в ссылке в небольшой деревеньке на реке Лене к северу от Якутска.
Писарев был отлично образован, и при Петре I его могла ждать многообещающая карьера, но он оказался замешан в заговоре. Его объявили предателем и отправили в Сибирь. Когда-то он был действительно выдающимся руководителем, но на новую должность его назначили, не посоветовавшись ни с ним самим, ни с кем-либо еще, кто знал его в течение пяти лет ссылки. Беринг и Кирилов не предполагали, что Писарев превратился в распутного, лишенного всякого честолюбия лентяя, что неудивительно, учитывая, что после опалы он почем зря растратил все свои таланты в Сибири. Тем не менее ему был отправлен приказ, уведомляющий о новых обязанностях. Писарев должен был прибыть в Охотск и принять руководство городом, а также всей Камчаткой. Перед ним стояла задача превратить Охотск в значимый порт, через который можно было бы вести регулярную торговлю со всем полуостровом. Он должен был построить новую верфь, церковь, казармы и дома, а также привезти в окрестности Охотска поселенцев из числа русских и тунгусов, чтобы наладить скотоводство, овцеводство и земледелие. Ради выполнения этой задачи Писарев обязан был выпустить сотни людей из долговых тюрем в Якутске и доставить их в Охотск, чтобы задействовать в работах. Откуда Берингу и Кирилову было знать, что Скорнякова-Писарева теперь трудно вывести из спячки, и он больше не питает никаких теплых чувств к своему правительству? Собственно, он скорее мешал, чем помогал; даже в Охотск прибыл лишь в 1735 году, незадолго до того, как до города добрался Шпанберг с передовым отрядом экспедиции, рассчитывавший, что их уже ждет готовая инфраструктура[36].
Самое значительное отличие второй экспедиции от первой заключалось в гораздо более обширных научных задачах. Согласно указу от 2 июня 1732 года Академии наук предписывалось отобрать ученых для участия в экспедиции, чтобы изучить, как выразился Герхард Фридрих Миллер, «какие звери, произращения и минералы усмотрены будут»[37]. Работа академиков заключалась в том, чтобы расширить известные знания о Сибири и составить подробное описание всего, что они смогут найти или встретить: флоры, фауны, минералов, торговых путей, коренных жителей, экономических возможностей. То было грандиозное научное предприятие, но, вместе с тем, это была наука на службе государства, имперская наука, а не отвлеченные исследования кабинетных интеллектуалов.
Беринга беспокоили все растущие масштабы экспедиции еще в период планирования. Новые цели все прибавлялись и прибавлялись; все они, несомненно, представляли огромную ценность – с этим никто не спорил, – но как Беринг должен был все это организовать, оставаясь капитаном корабля, отправляющегося в исследовательское плавание? Научная составляющая, хоть она и должна была повысить престиж государства, усложнила все еще больше. Даже удвоенное жалованье не компенсировало возросшей ответственности и фантастически сложной логистики. Один из младших офицеров Беринга, лейтенант Свен Ваксель, передает его слова: «Нехитрое дело загнать людей в места, где они сами могут себя пропитать, а вот обеспечить их содержание на месте – это дело, требующее предусмотрительности и разумной распорядительности»[38]. Это наблюдение, несомненно, было вдохновлено огромными расстояниями, примитивными условиями быта, разреженным населением и суровым климатом Сибири, где достать хорошую еду очень трудно. Беринг отлично знал, какие сюрпризы могут ждать в Сибири неподготовленный отряд.
Отряд ученых возглавили три выдающихся профессора Академии наук: Иоганн Георг Гмелин, Герхард Фридрих Миллер и Людовик Делиль де ла Кроер. Гмелин был молодым немецким натуралистом, химиком и минералогом из Вюртемберга, который переехал в Санкт-Петербург в 1727 году и преподавал там химию и естественную историю. Он живо интересовался новыми животными и растениями. Кроме того, коллеги попросили его разузнать, действительно ли у сибирских мужчин из сосков выделяется молоко (ходили такие слухи) и умеют ли они двигать ушами. Миллер – немецкий историк и географ, работавший в Санкт-Петербурге с 1725 года. Ко времени экспедиции ему уже было за тридцать, он имел звание профессора и прославился своими изысканиями в области русской истории. Собратья по научному миру недолюбливали его за высокомерие (он очень гордился своим званием и другими достижениями) и за привычку спорить с коллегами, на которых он смотрел свысока. На портрете Миллер предстает ухоженным толстяком, явно не готовым к тяжелым сибирским условиям. «Объявил и я, – писал он, – свое желание к сочинению сибирской истории, к описанию древностей, нравов и обыкновений народов, также и приключений самого путешествия»[39]. Третьим лидером академического отряда, самым старшим из коллег, стал французский астроном и географ Людовик Делиль де ла Кроер, элегантный и задумчивый; ему на тот момент исполнилось около сорока пяти лет. Он был братом знаменитого французского картографа и географа Жозеф-Никола Делиля, на картах которого рядом с берегом Камчатки ошибочно изображался огромный остров. Кроер уже бывал в Сибири в конце 1720-х годов, во время Первой Камчатской экспедиции. Некоторые позже жаловались, что он совсем не подходил на должность географа и в общем мало что умел.
Как ни странно, трое профессоров подчинялись непосредственно Академии наук. Формально они не находились под началом Беринга; более того, из дальнейших событий может показаться, будто они считали, что это Беринг должен им подчиняться. Ученые, их помощники, сопровождающие и оборудование значительно увеличили размер экспедиции, которая к тому времени уже стала напоминать группу переселенцев, собирающихся основать новое русское общество на севере и западе Азии, а не отряд исследователей-географов. Основной состав отряда включал более пятисот человек: офицеров, ученых с помощниками, художников, геодезистов, студентов, лодочников, плотников, кузнецов, рабочих и так далее. С ними отправились около пятисот солдат, чтобы поддерживать порядок и гарантировать, что приказы начальства будут исполняться. Кроме того, Беринг рассчитывал, что в Сибири удастся нанять до двух тысяч работников – добровольно или силой. Ученым, в частности, требовалось очень много поклажи. Многие ученые, военные и офицеры, в частности Беринг, Чириков, Шпанберг и Ваксель, взяли с собой жен и детей, что также заметно увеличило тоннаж снаряжения, которое предстояло везти по двум континентам. И, конечно же, снова пришлось брать с собой все то, из-за чего так медленно и тяжело продвигалась первая экспедиция, – материалы и инструменты для постройки кораблей, одежду и промышленные товары, необходимые для путешествия, которое, как считалось, займет не менее десятилетия. Среди необычного оборудования значились 28 железных пушек, геодезические, астрономические и геологические инструменты (в основном сделанные из тяжелой бронзы) и другие приборы для измерения климатических показателей и температуры. Экспедицию сопровождали тысячи лошадей и сотни собак. На ключевых водоразделах нужно было строить лодки. Даже на бумаге задание казалось невероятно сложным.
36
См. James R. Gibson, “Supplying the Kamchatka Expedition, 1725–30 and 1742,” 101.
37
Миллер Г. Ф. О второй Камчатской экспедиции. Цит. по: Витус Беринг. Камчатские экспедиции. М.: Эксмо, 2014.
38
Цит. по: Свен Ваксель. Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга. Л.; М.: Издательство Главсевморпути, 1940. С. 33.
39
Миллер Г. Ф. О Второй Камчатской экспедиции. Цит. по: Витус Беринг. Камчатские экспедиции. М.: Эксмо, 2014.