Страница 4 из 5
– Что за работа?
– Ничего серьезного, так, подработка на первое время. Что-то вроде доставщика, знаешь… – Его взгляд был направлен в сторону императорского дворца, который едва был виден с нашего балкона.
– Все лучше, чем ничего, – пожав плечами, ответила я.
– Да, ты права. Все лучше, чем ничего, – он эхом повторил мои слова, но голос его звучал несколько иначе.
Он стал пропадать на работе сутками. Объяснял все тем, что заказов очень много, едва успевает сделать все, поэтому берет ночные смены. Поэтому почти все время я проводила с тобой.
Хидео
В глубине души я испытывал неприязнь к твоему другу. Что-то мрачное зарождалось во мне при мысли о том, как он счастлив. В чем заключается его счастье? У него впереди целая жизнь, чтобы прожить ее так, как ему захочется. А еще он с тобой провел больше времени, чем я. Он знал тебя с малых лет и будет рядом до старости. У меня же только твоя юность – очень маленький отрезок времени. А ведь мне ты нужнее.
Можешь называть это синдромом жертвы, но в глубине души я и правда жалел себя. Я хотел, чтобы ты всегда была рядом. Но ты не вещь, которая принадлежит мне. Твоя любовь – это летний ветер. Ты проявляешь ее, но мне хочется большего. Я не могу обладать тобой, хотя это мое единственное желание.
Я помню тот вечер, когда ты позвонила мне посреди недели. Твой голос звучал взволнованно. Ты попросила меня встретить тебя на улице кукол, так как тебе показалось, что за тобой кто-то увязался. Конечно, я сразу бросился туда.
Мирай
Я снова рисовала в одиночестве в парке. День был плодотворный, наполненный вдохновением и старанием, – я закончила пять глав. К вечеру захотелось увидеть тебя, поэтому соврала о том, что за мной кто-то увязался. Просто так захотелось, понимаешь? Интересно было узнать, насколько я не безразлична тебе.
И ты пришел. Пришел так быстро, что на мгновение я подумала, уж не следил ли ты за мной и знал, где я. Мою ложь выдавала улыбка.
Такая дура.
Меня никто и никогда не любил по-настоящему. А ты любил до самого конца…
Каллиграфия чувств
感情書道
Мирай
Мы продолжали идти от улицы кукол в сторону твоих апартаментов. Изредка проезжал полицейский патруль. Неоновые вывески бледно мигали, сопровождая все это электрическим треском. Ты иногда щурил глаза или закрывал их ладонью, они были слишком чувствительны – я видела, как слезы стекают по твоим бледным скулам. Резкий свет доставлял тебе боль, мне же, наоборот, нравился сверкающий неон Токио. Кажется, тогда у меня уже было чувство, что совсем скоро я окажусь в туманном мраке, где единственным цветным элементом будут голубые бабочки, парящие над темной лесной травой, поэтому я так ценила каждый момент, проведенный в городе.
Ты впервые привел меня к себе домой. Оказавшись в этом небольшом темном пространстве, я словно переступила какую-то грань в наших отношениях. Будто мы стали ближе, и сейчас ты откроешь мне какую-то тайну, которую больше никто не знает.
Я ошиблась. Время еще не пришло.
Хидео
Мои апарты – небольшая студия на четвертом этаже. Тихие соседи, с которыми я изредка пересекаюсь в лифте, всегда автоматически отводят глаза. В холле стопки манги на кофейном столике, автомат с напитками, десяток зонтов у выхода и шумный кондиционер. Когда за окном плюс тридцать пять градусов, у ресепшена всегда пусто, лишь манэки-нэко машет рукой, рассекая воздух и издавая едва уловимый бархатный звук. Он встречает постояльцев, призывая своей фарфоровой лапкой то ли деньги, то ли удачу.
В помещении творческий хаос. Все стены заклеены рисунками, изрисованы иероглифами. Всюду валяются таблетки. Не успел убраться. Да, в общем-то, и не собирался.
– Я практиковал каллиграфию, – попытался оправдаться. Я тоже всегда оправдываюсь за то, что так люблю.
Не о том заговорил. Снова пришлось сочинять глупые истории о том, как мучаюсь от аллергии на все. А может, моя болезнь – и правда просто аллергия? Аллергия на жизнь.
Ты неуверенно, но с интересом осмотрелась. Я был взволнован. Давно хотел пригласить тебя к себе, но все никак не решался. Мой маленький изолированный и дикий мир. Только тебе я смог показать его.
Мирай
На книжной полке стояла небольшая стеклянная статуя Будды, которая плавно переливалась разными цветами. Как оказалось позже, это самодельный светильник. Ну до чего же красиво!
На столе две банки: в одной – светлячки, в другой – большая голубая бабочка, еще живая.
– Где ты поймал такую? – спросила я, рассматривая ее.
– На водопаде Окутама их много, разных цветов, – спокойно ответил ты.
– Никогда не видела таких огромных бабочек.
– Можем как-нибудь поехать туда, посмотришь, – улыбнулся ты.
Я задумчиво кивнула, а потом вновь уставилась на банку.
– А зачем ты их тут держишь? Они же умрут.
– Люблю коллекционировать красивые вещи, – спокойно ответил ты.
– Но это же не вещи, а живые существа, – включилось мое подсознательное лицемерие. Я никогда не была веганом, не выступала в защиту животных, но почему-то мне было очень жалко эту бабочку и светлячков. И к чему это я вообще? Как же стыдно.
Ты присел на край кровати, неловко окинув взглядом пол.
Я вышла на балкон. Прохладный ночной воздух немного освежил меня. Улица была очень шумной: бары, клубы, притоны с проститутками в школьной форме, постоянное мигание неоновых вывесок.
Теперь я понимаю, почему в твоей квартире не было ламп. Тебе они попросту не нужны. Здесь достаточно света из внешнего мира.
Ты вышел на балкон вслед за мной.
– Шумно тут, да? – вздохнул ты, стараясь избавить нас обоих от неловкого молчания.
– Я думала, что тебе нравится жить в тишине. Даже у нас дома тише, – заметила я.
– Мне нравится тишина в меру, иначе я чувствую себя совершенно одиноким. И пусть мне не очень комфортно среди людей, я должен слышать их, знать, что рядом кто-то есть, – сказал ты.
– А чего ты боишься больше всего? – вдруг спросил ты, взглянув на меня.
Я посмотрела с балкона вниз, а затем, наоборот, на ночное небо. Где-то вдали были слышны полицейские сирены. Пролетел самолет. Проститутки смеялись у входа в бар вместе с якудзами средней руки.
– Смерти, наверное, – не особо задумываясь, ответила я.
Ты усмехнулся, но усмешка твоя была доброй. Неоновые вывески продолжали мигать, отбрасывая свет на твои покрасневшие глаза, отчего казалось, что ты не человек, а робот.
На секунду ты зашел обратно в квартиру и вернулся с той банкой в руках. Бабочка внутри билась о стекла. Ты снял крышку и выпустил ее. Мы остались стоять на балконе и смотреть, как она неуверенно взлетает и растворяется в цветной дымке ночного Токио.
Бессонница
不眠症
Мирай
Однажды мой друг не вернулся домой.
В ту ночь мне плохо спалось. Неспокойно как-то было. Я все списывала на двойной кофе, от него, наверное, сердце колотилось и волнение накатывало.
Несколько раз пыталась уснуть, пила снотворные, снова просыпалась. Шум, всюду был какой-то раздражительный шум. Я со злостью захлопнула окно, дверь на балкон, гневно опустилась на колени и чуть ли не в истерике зажала уши ладонями. Я все равно слышала шум.
Что-то странное происходило со мной. Я решила позвонить другу и спросить, когда он придет. Чтобы не сойти с ума, нужно было с кем-то поговорить. Как раньше. Сидеть вдвоем на балконе, слушать музыку из колонки и обсуждать все, что только можно.
На часах было четыре утра. Нет, вру, половина пятого. На звонок ответил не мой друг, а полицейский. Он не сразу понял, на каком языке говорить со мной (я знала лишь базовые фразы на японском), и тут уже другой голос, на ломаном английском, видимо помощник его или еще кто: «Да. Задержан. Продавал наркотики иностранцам. А вы не знали? Что будет? Сядет. Насколько? Пока неизвестно. Будет расследование. Пока ничего не могу сказать».