Страница 2 из 9
– Интересно, собачка включена в состав персон? – хмыкнул появившийся в приёмной Персефоний. – Непеняй Зазеркальевич, с реактивами туго. Только я больше в лавку не пойду, меня там даже слушать не хотят. Вы бы сами как-нибудь? А я пока табурет починю.
– А что с табуретом? – несколько более нервно, чем собирался, спросил Сударый.
– Да ножка расшаталась. Но вы не тревожьтесь, я сделаю.
– Превосходно, – кивнул оптограф, усилием воли вернул себе боевое расположение духа и, окинув генеральским взором личный состав, объявил: – Итак, сегодня большой день, господа, и мы должны провести его достойно! Готовьтесь, я буду, как всегда, через сорок минут.
Постукивая тростью по брусчатке, Сударый прошёл до середины квартала, пересёк проезжую часть, пропустив повозку-самокат и двуколку, запряженную рысаком, поморщился вместе с другими прохожими, когда какой-то лихач на ковре-самолёте с несносным провинциальным шиком промчался мало не по головам, и вошёл в «Обливион», кафе, принадлежавшее господину Кренделяки.
Несмотря на слухи о мастерстве упомянутого господина, «Обливион» не числился среди лучших заведений города Спросонска, потому и цены в нём были приемлемые. Сударый сел за свой любимый столик у окна. К нему подошла русалка (официантками у Кренделяки работали только русалки), он заказал себе салат и, памятуя о предстоящих заработках, ма-аленький бифштекс под соусом пикан, особенно упирая на то, что бифштекс ма-аленький не просто так, а потому, что под соусом пикан большие и средние бифштексы попросту неуместны. Кроме того, заказал он себе чашку кофе и утреннюю газету.
В ожидании заказа Сударый изучил газету, профессионально интересуясь не столько новостями, сколько размещёнными на полосах спиритографиями. Впрочем, не удержался от того, чтобы внимательно просмотреть первую страницу – но нет, царь-батюшка планировал награждения двух генералов, переговоры с послом из Забугорья по поводу импорта окорочков магически взращённых кур, торжественный бал в честь вернувшихся на прошлой неделе с дальнего севера землепроходцев, а визита в Спросонск отнюдь не планировал, по крайней мере, сегодня.
Спиритографии газетные, как всегда, оставляли желать лучшего, однако грубых ошибок и недочётов Сударый, к сожалению, не заметил. Вкладывая деньги в собственное ателье, он очень рассчитывал на знание новейших оптографических методик, однако надежды не спешили оправдаться. Тогда он предпринял массированное наступление на прессу, и непосредственно редактору губернского «Вестника Спросонья» адресовал целых три письма, в которых, апеллируя к конкретным примерам, указывал на недостатки в работе редакционных спиритографов и предлагал свои услуги. Однако письма его остались безответными, хотя Сударый и отметил, что высказанные им замечания явно учтены.
Так что уже ничуть не вдохновляло его на новый штурм газетного мира качество традиционной печати, при котором изображения получались чёрно-белыми, слегка размытыми, едва шевелящимися и повторяющими весьма короткий цикл движений. Землепроходцы, заснятые непосредственно при возвращении, кланялись, как заведенные, один из награждаемых генералов, стоя на трибуне, тянул руку к карману, чтобы извлечь бумажку с речью, но так и не доставал её, а царь-батюшка только хмурил брови.
Лучшая спиритография номера располагалась на предпоследней странице, отданной на растерзание местным поэтам. Отлично экспонированный снимок изображал берёзу на обрыве у реки Лентяйки. Судя по тому, как плавно шевелилась чётко очерченная крона, текли по небу облака и без малейшего разрыва пролетала стая неопределённых птиц, снимок можно было рассматривать часами, а может, он даже запечатлел переход заката в звёздную ночь. Впрочем, Сударый давно заподозрил, что для ежемесячной поэтической полосы когда-то давно был сделан кем-то отличный панорамный снимок, который с тех пор нарезают и выдают по кусочкам. Сразу под пейзажем располагались стихи одного из виднейших местечковых музоложцев, как презрительно именовал провинциальных пиитов один столичный знакомый Сударого, Нахлеба Смасловича Воспевалова, под названием «Лентяйка – значит «лента»». Первая строка была такая:
Лентяйка – значит «лента», а не «лень»…
Сударый пробежал глазами по правому краю стихотворной колонки и обнаружил рифмы «день», «сень», «тень», «Словень», снова «лень», «кипень», вносящее некоторое разнообразие, хотя и просторечное «довсклень», страшно диссонирующую с общей тональностью опуса «дребедень» и снова «сень». Он покачал головой. Нет, не стал бы он ради сих строк создавать новую спиритографию, да ещё такую хорошую!
Меж тем был принесен салат, а за ним и бифштекс, и Сударый, на минуту выбросив из головы все посторонние мысли, только-только приступил к нему, как за столик напротив него сел тучный господин весьма представительного вида.
– Доброе утро. Невменяй Залазьевич, если не ошибаюсь, спиритограф? – поинтересовался он.
– Непеняй Зазеркальевич, – поправил Сударый. – Но действительно спиритограф. Точнее даже сказать, оптограф.
– Позвольте представиться: Рукомоев Захап Нахапович, секретарь градоправителя. Очень удачно, что мы с вами встретились, у меня ведь к вам, представьте, дело. И связанное именно с тем, что вы, как бы сказать, не вполне спиритограф, то есть даже, собственно, оптограф… А дело вот в чём: нынче моё семейство будет спиритографироваться в вашем ателье.
– Фамильный портрет на восемь персон, – кивнул Сударый.
– С собачкой, – добавил Рукомоев. – Дело, собственно, вот в чём. Вы, как я слышал, используете в своих… оптоснимках э-э… новейшие разработки забугорских учёных.
– И не только забугорских! – поспешил заверить Сударый. – В своих изысканиях я опираюсь на опыт учёных и Заморья, и Загорья, а брошюра известного незадальского исследователя Рукивногича о призматических объективах вообще остаётся у меня настольной книгой! Я уже не говорю о великом труде нашего гениального соотечественника Незавида Бескорыстовича Подаряева «О призматическом разложении ауры»…
– Э-э… да-да, – вежливо покивал головой Рукомоев. – Так вот и я о чём: поговаривают, будто эта новейшая метода позволяет прямо-таки новые горизонты открывать и глубины освещать…
– Простите, но вы, кажется, Захап Нахапович, несколько… далековаты от обсуждаемой темы? – улыбнулся Сударый, сообразив, что помощник губернатора, определенно консерватор, поддался минутному порыву и сделал заказ, а потом стал мучиться вопросом, что с ним в ателье будут делать. – Позвольте, я вам вкратце расскажу, по возможности избегая терминов, которые человеку свежему, разумеется, не могут быть понятны.
– Вот-вот, с удовольствием бы я вас послушал, – согласился Рукомоев.
Сударый подозвал русалку, попросил ещё кофе, и стал набивать трубку табаком. Рукомоев попросил себе кофе с коньяком и тоже набил трубку.
– Разумные издревле стремились создать заклинания, позволяющие запечатлевать те или иные образы, – начал Сударый. – Но в прежние века работа велась кустарными способами, носители были ненадежны, и каждый мастер использовал собственные заклинания, так что другой не мог зачастую даже воспроизвести образ с уже готового носителя. Главная же ошибка предшественников заключалась в том, что они пытались запечатлеть образы непосредственно, что приводило к появлению фантомов, големов и прочих кадавров, порой даже точно копирующих оригинал – что, впрочем, приносило одни неприятности. Только на современном уровне развития алхимии стало возможным фиксировать зрительный образ, который сам по себе содержит огромное количество информации об объекте. Ведь спиритограф – это, вопреки мнению некоторых невежественных разумных, не уловитель духа, а всего лишь описатель духа. Изображение, в котором ярко выражена духовная составляющая объекта или субъекта съемки… предмета или разумного, иными словами, – поправился Сударый, видя, что его собеседник всё же не без труда следит за ходом мысли, – начинает самостоятельно производить действия, характерные для того, с кого сделан снимок. Но и эти методы нельзя назвать совершенными. Количество информации, записываемой обычным способом, довольно невелико, и порой это приводит к неточностям и искажениям. Да вот, полюбуйтесь, – сказал он, показывая Рукомоеву хмурящегося царя на первой полосе. Рукомоев неосознанно подтянулся. – Судя по тексту, государь произносит речь, полную оптимизма и благодарности героям, прославившим нашу державу. Так отчего же на снимке он хмур? А просто так совпало, что в миг, когда оператор спиритокамеры делал снимок, государь – мельком, быть может, – подумал о чем-то малоприятном. Для изображения мимолётная мысль стала главной. Дабы изображение вело себя правдоподобно, требуется длительная экспозиция… м-м, требуется держать объект съёмки в кадре хотя бы несколько минут, иногда до часа… Так вот, виднейшие ученые предположили, что совершенствовать спиритографию надо не за счёт увеличения экспо… времени съёмки, а за счет концентрирования информации. Вы и представить себе не можете, каких поразительных результатов позволяет добиться обыкновенная двояковыпуклая линза в одну диоптрию! Кроме потока световых лучей, она фокусирует и биоэнергетические потоки. Благодаря этому получаемое изображение условно проявляет многие свойства объекта съёмки, даже те, что не были явны непосредственно в момент спирито-, а точнее, оптографирования. Конечно, все это стоит больших расходов… требуются усовершенствованные алхимические составы для оптопластин, принципиально новые заклинания… Но результат поразителен!