Сомбра: Театр Машин

— Удачи, хе-хе.

Зай бросился на клетку, вцепившись в нее механическими пальцами. Лифт тряхнуло, и он опять пришел в движение, оставив улыбающегося Диего далеко внизу, пока его изображение не растворилось в серости проносившихся мимо этажей. Они отличались и одновременно походили друг на друга одинаковыми дверьми, пусть и выкрашенными в разные цвета. В конце второго этажа показался кукла, на четвертом лифт залило ярким светом из зала. На шестом черный кот вылизывал лапу. Оторвавшись от занятия, он проводил кабинку долгим взглядом янтарных глаз. После восьмого Зай прекратил счет.

Закрыв глаза, он вспомнил тех, кто привел его сюда. Весь проделанный путь, устланный чужими костями. Раньше для Зая существовало предназначение, теперь — только желание завершить начатое. Он всегда был простым солдатом, который шел напролом. С назначенной целью, мишенью впереди в жизни присутствовал смысл, без нее наступил бы хаос. И потому Зай так цеплялся за решение выяснить правду: оно стало единственным, что имело значение. Смерти всех, кто был дорог, не должны растаять в пустоте.

Вместе с этажами менялся свет, едва пробивавшийся под смеженные веки. В нем вспыхивали знакомые лица. Они падали в темноту, тянулась цепочка непрекращающихся сожалений. Райви, Виктория… Разве это началось тогда? Нет, гораздо раньше. Нейха был вторым — символическая потеря, но не единственная. Имена, которые хотелось забыть, надежно въелись в подкорку памяти.

Зай опустился на пол, устроив кисть на согнутом колене. Серебряные волосы упали на глаза. Первым был Тами. Простой добродушный парень, не выдержавший и недели. Ему суждено было умереть, словно бы Зай и без того мало страдал. Нейха — второй. Не жилец, не труп, что-то посередине — и совершенно точно мертв для Зая. Иногда думалось, что лучше бы он действительно погиб. Простить его преображение Зай так и не смог.

Вечно сердитый, злой и недоверчивый Эзра. Эзра искал подвох везде и умер из-за излишней мнительности. Зай усмехнулся. Сейчас, пустив Диего вперед, он действовал так же, как и Эзра в тот злополучный день. Только сомбра оказалась хитрее, а Зай — медленнее. Он бы многое отдал, чтобы дотянуться мечом до механической лапы раньше.

Четвертый — кукла, его звали Магри. Самый странный напарник, с которым Зай работал, если не считать Восьмого. Магри отличался неспешностью, как и все куклы, много и не к месту говорил. Он был из экспериментальной партии, из них хотели вырастить замену охотникам. Но в первом же открытом бою куклу уничтожили, а потом проект свернули. Парадоксально, но чем тупее оказывалось механическое создание, тем быстрее оно двигалось, лучше реагировало. Магри глупым не был, совсем наоборот. Он был очень умен, и потому канул в бездну.

Зай уже не верил в пятого, когда тот появился. Его передали на руки из отдела бухгалтерии. Это был очень правильный парень в очках и с прилизанными волосами, который отлично знал теорию, но ничего не умел на практике. Зай пытался его учить, давал уроки и посвятил ему много времени. Не сработало. В крови пятого не было ярости, он не был охотником по призванию. Он умер безымянным через три месяца после своего назначения.

Бурый. Его судили за убийство: он прирезал целую семью, не моргнув глазом. Пожалуй, самый опасный из всех. Он был рожден для подобной работы. Единственный его недостаток заключался в том, им правили звериные наклонности. На одном из заданий Зай и Бурый работали в паре с другим отрядом из двух девушек. Одну девушку сильно ранили. Бурый расхохотался и сказал, что она бесполезная, а потом убил ее, «чтобы не мучилась». Напарница девушки, не думая ни секунды, пристрелила Бурого, оставив в его лбу дыру. Так Зай познакомился с Викторией.

Седьмой любил выпить и часто говорил о предопределенности судьбы. Он всегда улыбался и утверждал, что от рока не скрыться, потому без ропота принимал задания. Смерть от сомбры он встретил без страха, будто заранее знал, что произойдет. Накануне, просиживая с Заем за стаканом виски, он просил запомнить его лицо — имени ему еще не дали. Тогда Зай усмехнулся и ответил, что если не лицо, то уж точно не забудет прозвище, которым обычно его называл — Мертвяк. Они посмеялись и пропустили по стакану. А на следующий день Мертвяк погиб.

Мигание замедлилось, лифт затормозил. Зай открыл глаза, безразлично уставившись в открывшийся за чугунной клеткой коридор. Волнения не было, на плечах остался лишь груз сожалений, шептавший: «А что, если…» Если бы они не погибли, если бы он был внимательнее, сильнее. Могло ли все сложиться иначе?

Лезвие со скрипом прочертило царапину на полу лифта, перетекшую за порог. В коридоре не было дверей, путь вился лентой, расширяясь вверх и в стороны, пока не привел к золоченой арке со скрепленными в рукопожатиями ладонями над ней. За ней находилась огромная зала, залитая лунным светом из высоких окон. Она выглядела древнее чем все, что Зай видел в жизни. В ее середине покоился громадный шар на каменном постаменте — не украшение, а живой сверток. Он постоянно шевелился, как бегут волны по воде, провоцируя щекочущий ухо гул.

Не сразу удалось понять, что гул исходит от бесчисленных, искусно переплетенных механических рук. Они работали: подбирали пергаменты из длинных трубок, наносили письмена, используя масло с пальцев вместо чернил, и сбрасывали бумаги обратно в трубки. Весь шар состоял только из рук, в нем не было голов или тел, ног. Только руки, росшие друг из друга — часть левые, часть правые, разделенные по единственному признаку.

— Врукахруки.

Имя неожиданно громко отразилось о стены. Руки застыли, на мгновение уронив пространство в оглушающую тишину, от которой по спине пробежали мурашки. А после вновь пришли в движение.

Обвивая друг друга, руки щупальцей протянулись к Заю, подав медную ладонь. Она раскрылась подобно цветку, почуявшему рассвет, и приглашающе указала на начерченный на полу круг. В нем луна дробилась пополам, следуя косой линии, неясный текст усеял контур. Только встав внутрь, Зай понял, что это игровое поле Сороки, а сам он остановился на отметке в двенадцать.

— Что теперь?

Руки закопошились, ветер прошелся рябью по медному морю. Врукахруки снова протянул щупальцу. Пальцы, поддерживавшие ее, нарастали корнями, истончаясь раз за разом. Теперь это больше напоминало ладонь для рукопожатия. Зай растерялся. Принять предложение было правильно — для охотника Аркуса. Только Зай им больше не являлся.

Чувства смешались, воспоминания сжались в тугой клубок. Взгляд скользнул по щупальце, задержавшись на одной из рук. Она была очень женственная, с алыми ногтями и тяжеловесными браслетами на запястье. Она изящно поддерживала под локоть другие руки и оставалась неподвижной. Только изредка пальцы перебирали веером, и тогда браслеты издавали тихий протяжный звук.

Как завороженный Зай посмотрел на раскрытую ладонь, потом — на луну, зависшую высоко над Депо. Ее свет четко обрисовывал контур существа, не давая усомниться в том, из чего оно состоит.

— Знаешь, что, — сказал Зай, впившись взором в медную ладонь. — Я не верю. Я больше никому из вас не верю.

И отрубил протянутую руку.

========== Дело #30: Сомбра ==========

Отрубленная рука со звяканьем прокатилась по отметке в один час. На ладонь капнуло что-то тяжелое. Зай коснулся края века — пальцы испачкались в мутной жиже. К подушечкам присосались черные точки, обволокли здоровую руку металлической перчаткой. Меч вонзился в поле Сороки. Его место занял другой, выросший из запястья. Длинный, острый и опасный, он идеально повторял привычную рукоять, но являлся частью тела, и оттого его движения были легки и непринужденны.

Вжих! Лезвие запело, стоило пробудить его взмахом. Глаза видели каждое движение, каждую миллисекунду. Врукахруки колыхнулся, будто дерево в жуткий шторм. Крона из рук неестественно вытянулась, механические щупальца устремились к Заю, растопырив ветви. Они приблизились рывком, но Зай оказался быстрее. Выждав, пока клетка сомкнется, он полоснул прутья справа и ускользнул. А когда щупальца столбами перекрыли путь к отступлению, он подпрыгнул и побежал по гигантскому железному корню к стволу.