Сомбра: Театр Машин

Он притулился на углу и закрыл глаза. Сознание задурманилось. Постепенно в душе расцвели несвойственные яркие эмоции: страх, волнение и изумительное воодушевление. Вместе с ними родилось ощущение реальности бытия. Зай отчетливо уловил тепло печи, протапливавшей дом, и клекот раздутых горнов. Приложив пятерню к металлу, он посмотрел на обрубок, стыдливо спрятанный под курткой.

— Ты сказала, что теперь я свободен. Но я не чувствую ничего кроме того, что всех подвел. Я всех подвел…

По загривку пробежали мурашки. Дымоход выкашлял серый клуб, влившийся в уличный поток. У подвального окошка мелькнула крыса. Глаза-бусинки просверлили Зая и скрылись в темноте, розовый хвост завернулся крючком. Оторвавшись от стены, Зай нетвердо двинулся дальше.

Толпа рассосалась, стоило завернуть к знакомому тоннелю. Тусклые лампы подчеркивали мрак и пахли сыростью. Попрошайки, тянувшие костлявые руки за подачкой, оккупировали первые арки. Зай кинул монету старому кукле. Ржавчина разрисовала плоское лицо ветряночной сыпью.

— Благодарность: пусть ваши шестеренки не ломаются.

Предложение скрипнуло наждачной бумагой. Этому кукле стоило обратиться к механику, но вряд ли у него имелось столько денег. Зай кивнул и прошел мимо.

Искать Ангела не пришлось. Он вскапывал землю на огороженном участке рядом с Гробницей королей. Земля поддавалась плохо, постоянно попадались камни. Временами из-под них с визгом выбегали с крысы, и тогда Ангел морщил лоб, отчего длинный шрам кроил череп на две неровные части. Завидев гостя, Ангел не прекратил работу.

— Я должен закончить треть к вечеру, чтобы через неделю высадить семена, — только и обронил он. — Возьми кирку и помоги.

Зай не стал спорить. Кирка вгрызлась в землю, словно намертво вмерзшую в горную породу. Отсутствие руки и общая слабость не облегчали задачу, но так выходило проще не думать. Поэтому кирка упорно рыхлила камни без особой надежды. Под конец, когда в глазах помутнело то ли от усталости, то ли от катившегося градом пота, пальцы окоченели, а тело свело судорогой. Тогда Ангел повел гостя к незаметной хижине, притаившейся за выступом. В ней он затопил печь и поставил воду. Настенное освещение отсутствовало, его заменила масляная лампа на шатком столе.

— Я умер?

Пожалуй, главный вопрос, который следовало задать. Перед ним меркли все остальные. Ангел выставил две жестяные кружки с чайными листами в них, залил кипятком и сел напротив. Зай спрятал руки под стол в ожидании ответа.

— Не думаю.

— Значит, я стал ангелом?

Кажется, услышанное Ангелу не понравилось, но судить по бесстрастному лицу представлялось задачей невозможной. Его глаза были темно-серыми и настолько бесцветными, что практически сливались с кожей, а косой шрам искажал линию бровей, меняя ее в бликах огня.

— Ты бы знал, если бы так. — Он с минуту помолчал. — Нет, ты не ангел.

— Тогда кто я? Почему я выжил?

Кружка обожгла ладони. Ангел застыл подобно мраморному изваянию, на его лице не отразилось ни единой эмоции. Был бы он живым, наверняка походил бы на Зая: на таких людей, которые все переживают в себе, каким нет дела до чужого мнения и которые настолько сосредоточены на цели, что не видят кроме нее ничего кругом. Но он живым не был.

— Я получил письмо с приказом оставить тебе память. Другая Ангел, вероятно, получила письмо с распоряжением тебя забрать. Это редкость, на моей памяти ты первый такой, но я знаю, что подобное случалось и раньше.

— Нейха…

Молчание прозвенело красноречивее слов. Возвращаясь в день, когда ослепленный напарник с отрубленными руками и ногами истекал кровью, Зай не понимал, почему тот не погиб. Сомбра поедала тело живьем, из-под механических частей проглядывали округлые мышцы. Зай убил ее и оттащил Нейха на Черный рынок. Выжив, Нейха и сам стал сомброй. Следовало предвидеть.

Нейха был вторым. Первый напарник умер, спустя неделю с прибытия. Пухлый парень с добрыми глазами, он совершенно не подходил на роль охотника. Сомбра разрубила его надвое, а Зай не смог спасти. Как не смог убить Нейха, с которым провел без малого десять месяцев. Рука не поднялась. Тогда он отвел Нейха в трущобы и пообещал себе, что больше никогда не привяжется к людям. Он старался, и это получалось до того, как появился Восьмой. С этим парнем все изменилось.

— Почему письма разные? Чей приказ?

— Меня всегда удивляло, как мало вы знаете. Больше того, вы и не пытаетесь узнать.

Ангел осушил половину кружки и вытер рот тыльной стороной ладони. От глубокого вдоха его ноздри раздулись, придав сходство с хищной птицей. Отойдя к полке с выставкой потрепанных томов, он сложил руки за спиной и отвернулся.

— Он пишет приказы для всех. Ангелы называют его Врукахруки, охотники и вальты — Аркусом. На тебя пришло два письма, потому что его написали две руки. Ты поймешь… Не сейчас, однажды, когда увидишь его. Тогда ты поймешь толику его величия и отчего письма два. И тогда же осознаешь, насколько ничтожен ты сам.

Зай хлебнул кипяток, повторив мысленно новое имя — Врукахруки. Оно казалось правильным, но вместе с тем излучало угрозу и пахло бедой.

— Не понимаю…

Слова эхом окунули в воспоминания. Ровно так говорил Восьмой, будто явившийся из другого мира. Теперь яснее виделось его отличие от других, и простить его за смерть Райви было невозможно. Она воспитала Зая как охотника и потерять ее (пусть и в теле сомбры) во второй раз оказалось еще страшнее. Она всегда его защищала.

— Восьмой. Кто он?

Отчего-то представлялось, что правда слишком жестока, чтобы ее принять. Ангел глянул через плечо, продемонстрировав острый профиль. Лицо зависло над черным плащом, отторгнутое тканевой глыбой.

— Ангелы не вмешиваются в дела горожан. Я дам тебе руку, но это дело лишь твое. Я больше ничего не могу сказать тебе. Пойдем.

Он направился к выходу. Зай подскочил, схватил Ангела за локоть и удержал на месте. Из его горла вырвался сиплый крик:

— Нет, расскажи! Как я могу жить после этого, как?! Кто такой Восьмой? Что случилось с Райви? Где ее тело? Я должен найти Тутти! Расскажи мне все!

Звонкая пощечина впечаталась в щеку. Зай охнул. Он бы упал, если бы спина не уперлась в стену. На лице Ангела не дрогнул ни один мускул.

— Я делаю свою работу, и я дам тебе то, что отмерено. Уяснил, человек? Иди за мной и не задавай вопросов. Помни, с кем разговариваешь.

В углах зашевелились тени, заклокотали бесчисленные механизмы. Зай замолк не от боли, но от взгляда алых глаз из тьмы. Пробрал испуг. Морок спал, когда Ангел распахнул дверь, и они двинулись к гробнице. Там их встретили золотые лица, украшавшие стены. Зай знал, что однажды Нейха увековечат также. А если умрет Зай, уже через неделю никто о нем не вспомнит.

— Проходи.

За печью имелась мастерская комната с креслом-раскладушкой. В него усадили Зая, предварительно раздев до пояса. Ангел пристегнул его ремнями, надежно зафиксировав.

— Будет больно?

— Очень.

На столе покоилась механическая кисть, напоминавшая человеческую. Вероятно, мерки сняли, пока Зай лежал в беспамятстве. Кисть была на удивление хорошо подогнана, на месте среза торчали венами оголенные трубки.

Ангел намешал пахнущий землей и грибами отвар и поднес чашку ко рту Зая. Комья варева напоминали протухший сыр и глотались тяжело, но Зай выпил все. Спустя минут пять, перед глазами поплыло, а звуки потухли, уши заложило ватой. Тогда Ангел приступил к работе.

Механическую кисть нагрели до насыщенного алого цвета. Удерживая щипцами, Ангел поднес ее к политому маслом обрубку и полоснул ножом, открыв рану. Зай взвыл, стиснув капу. Ангел рывком приложил кисть к раскрасневшейся руке. От шока Зай отключился на пару секунд. Очнулся он от новой боли — кисть сдвинули, чтобы точно повторить форму. Зай заерзал как на раскаленной сковороде. А потом он забыл обо всем на свете, в сознании осталась только боль: в края кисти вбили шесть болтов, пришив ее к мясу. Сопротивляться сил не осталось, поэтому даже при переворачивании руки Зай не дернулся, только заскулил.