Страница 6 из 18
Священник.
Почему-то его присутствие расстроило Белль больше всего.
Она могла бы выбросить из головы дурацких музыкантов, торт, стол и все прочие атрибуты влюбленного психа, но присутствие священника означало, что Гастон серьезен, как никогда. Он действительно намеревался жениться, чтобы Белль была привязана к нему, «пока смерть не разлучит их».
– Amor действительно vincit omnia, ты, невежа, – пробормотала Белль. – При условии, что женщина тоже тебя amat![3]
Она быстро спряталась за невысоким дубом, потом осторожно выглянула из-за стола. Сердце у нее упало. Похоже, помимо основных действующих лиц, на свадьбу явился и весь остальной город, дабы присутствовать при величайшей победе Гастона. Были тут и серебряных дел мастер месье Леклерк с семьей, и месье Эбер, изготовитель париков и брадобрей, и мадам Бодетт, портниха… мясник, пекарь, свечник – пришли все. Все, кроме месье Леви, и его отсутствие говорило само за себя: уж он-то знал, за какого парня Белль могла бы выйти, соберись она замуж.
И Гастон таким парнем определенно не был.
Разумеется, ее отец тоже отсутствовал, ведь он сейчас ехал на ярмарку. Не было ее матери, но это и неудивительно, потому что Белль не видела мать с раннего детства.
Подул легкий ветерок, донеся до Белль обрывки разговора.
– Ужасно, но что в этом удивительного? У этой девушки нелады с головой.
– Отказать Гастону? Самому красивому холостяку в городе?
– Ну и дурища. Я отдала бы мизинец на правой руке ради того, чтобы надеть его обручальное кольцо.
– Да кем она себя возомнила?
– Неужели рассчитывает на лучшую партию?
– Может, она нацелилась на сына Дюпуи – ну, знаете, того простака, который целый день считает камни. Он ей больше подходит.
Белль сжала кулаки и побежала к высокому дереву. Все они считают ее недостойной Гастона, этого всеобщего любимчика. Красавчика с голубыми глазами, силача и превосходного стрелка. Никому и в голову не пришло спросить, нравится ли он ей.
В этом все горожане. С другой стороны, они только и делают, что день-деньской сплетничают про них с отцом. Судачат о том, какие они странные, какая она странная. Вечно с книгой в руках. У нее нет друзей. Нет поклонников.
Они судачат о том, что Морис редко заходит выпить в паб, о том, что у него нет достойного занятия. О том, что его жена давно исчезла. Некоторые даже шептались, будто бы изобретатель заключил сделку с нечистым в своем подвале.
В конце концов отец положил конец подобным сплетням, пригласив домой несколько горожан, дабы те осмотрели дом на предмет любых демонических штучек. Свидетелей выбирали тщательно: пригласили месье Леклерка, поскольку тот немного смыслил в технике и металлах, и мадам Бюссард, главную городскую сплетницу – уж она-то наверняка сделает все увиденное достоянием гласности. Свидетели увидели наполовину собранные непонятные штуковины и машины, которые они немедленно окрестили делом рук сумасшедшего. Впоследствии Белль уже не могла с уверенностью сказать, что лучше: страх, с которым на нее таращились до приснопамятной инспекции, или сменившие его жалость и насмешки.
А с другой стороны, был Гастон, который, несмотря на все странности Белль, ходил за ней хвостом – с таким же упорством сумасшедшая охотничья собака преследует кабана. Не то чтобы он не заметил странностей отца и дочери, просто не придавал им значения, видимо, полагая их не такими существенными, как статус первой городской красавицы, каковой считалась Белль.
К тому же он полагал, будто может исправить Белль, сделать ее нормальной. Несомненно, его бьющая через край мужественность и представительная наружность прогонят стремление девушки читать и думать, развеют ее тягу к одиночеству.
Неужели Белль не льстило находиться в центре внимания благодаря такому красивому парню, любимцу всего города?
Конечно, льстило.
Должно быть, Буланжер очень долго колдовал над тем тортом.
Вот только Гастон наверняка стал бы относиться к ней так же, как и все остальные горожане, так что Белль без колебаний выбрала одиночество.
С вершины холма толпа казалась такой крошечной. Белль отошла от дерева, наблюдая, как толпа делается еще меньше. В странном теплом свете дня вся сцена выглядела прекраснее, чем в действительности, и одновременно нереальнее – ни дать ни взять старинная миниатюра. Девушка подняла вверх большой палец и «подретушировала» открывающуюся ей картину, мысленно убрав все лишнее.
Именно так она делала, читая книги.
Стоило ей открыть первую страницу, и весь этот городок исчезал, тонул в огромной карте мира, наполовину реальной, наполовину выдуманной.
Люди внизу, которых она «стерла» одним движением пальца, прибирались после несостоявшейся свадьбы и думать не думали о том, сколько всего интересного или важного находится по ту сторону реки. Их не интересовали далекие страны, лежавшие за морем, и древние восточные земли. Им не было дела до недавних научных открытий, например, что у других планет есть свои луны, похожие на ту, что улыбалась им с небес.
Белль хотелось большего. Хотелось многое повидать, хотелось путешествовать по странам, о которых она столько читала, вроде тех, где люди едят тонкими палочками вместо вилок.
На худой конец, ей хотелось перенестись туда посредством собственного воображения.
Белль опустила палец, и горожане вновь появились на зеленой лужайке.
Девушка плюхнулась на траву, чувствуя себя побежденной.
По правде говоря… чтения ей уже не хватало.
Недостаточно просто краем глаза видеть эти земли, узнавать идеи, заглядывая в крошечное окошко книжной страницы. Белль хотелось шагнуть в это окно, окунуться в желтые воды Янцзы, услышать божественную музыку иноземных свирелей, попробовать еду, описанную путешественниками, которые специально отправлялись в далекие земли, не испугавшись коряво выведенных на карте названий вроде «Здеся живут тигеры».
Поглядев на запад, туда, где день уже клонился к вечеру, Белль видела вовсе не раскинувшийся до горизонта пейзаж, который помогал ей погрузиться в мечты.
Вместо него девушка видела, как небо затягивают тяжелые черные тучи, – они ворочались и клубились под порывами ветра, и их то и дело озаряли молнии. Отлично. Такая картина гораздо лучше подходила под теперешнее настроение Белль. Она неосознанно сжала кулаки, жалея, что не может заставить бурю подползать быстрее, как волшебники и колдуны из ее книг. Хотелось встать на вершине холма, среди ветра и грома, одной, и чтобы все явившиеся на свадьбу гости убежали, ища укрытия под крышами своих домов.
А потом она вспомнила об отце: он сейчас совсем один, в дороге, едет на ярмарку.
Испытывая чувство вины, Белль разжала кулаки и заставила себя расслабить плечи, словно она на самом деле могла управлять погодой. Она перекатилась на живот и посмотрела на дорогу, но отец, конечно же, был слишком далеко или поднятая тележкой пыль скрыла его и Филиппа из виду.
Белль вздохнула и рассеянно сорвала одуванчик. Надежно укрытый защитной покрышкой, в повозке находился шедевр ее отца, его детище. Должным образом заправленная топливом и отлаженная, эта машина могла наколоть целую кучу дров вдвое быстрее, чем это сделали бы двое мужчин. С таким потрясающим изобретением он точно получит главный приз.
Белль округлила губы и подула на одуванчик. Если угадать, сколько семян останется на головке цветка после того, как подуешь на него, или сделать вид, что осталось именно столько, можно загадать желание. Она выбрала последнее.
Если Морис выиграет приз и это будет нечто ценное, то она, возможно, сможет убедить его переехать в город побольше. Может быть, даже в тот, о котором он иногда говорил, когда рассказывал о раннем детстве Белль. Там отец мог бы все свободное время изобретать, и ему не пришлось бы с трудом зарабатывать на жизнь себе и дочери в этой глуши, где все считают его сумасшедшим.
3
Amor vincit omnia – любовь побеждает все (лат.).