Страница 17 из 18
Но что подразумевается под словом «здесь»?
Определенно речь шла не о тюремной камере – Чудовище выпустило ее оттуда.
И речь шла не об этой комнате: хозяин замка ждал, что она спустится к ужину.
Значит…
Глубоко вздохнув, девушка встала с кровати, стараясь двигаться бесшумно. Гардероб ничего не сделал: не заговорил, не пошевелил створками, хотя еще совсем недавно они становились эластичными, имитируя движения человеческих рук и не издавая ни малейшего скрипа. Возможно, госпожа-шкаф спала, погрузилась в спячку или что там положено делать говорящей мебели, когда она не разговаривает.
Белль быстро натянула платье и отвела от лица волосы, заправив мешающие пряди за ухо. Потом крадучись, на цыпочках добралась до двери и выскользнула в коридор.
Куда же пойти сначала?
«Госпожа-чайник. Нужно найти ее, она со мной поговорит».
Белль задумчиво нахмурилась. В маленьких домах кухни обычно располагаются со стороны двора, дабы летом обитатели дома не страдали от лишнего жара. Девушка решила придерживаться этого направления и спустилась вниз по первой же попавшейся ей на пути лестнице.
Устилающие пол роскошные ковры по большей части выглядели чистыми, и все же на каждом девятом или десятом шаге из-под ног Белль поднимались облачка пыли. Спускаясь по каменной лестнице, с которой запросто можно было свалиться, девушка провела по перилам пальцем, и на нем осталось довольно много пыли. Здесь могло бы быть очень красиво, если все отмыть, почистить и убрать оплывший воск с канделябров.
Мысленно Белль принялась заселять замок королевскими особами всех эпох, какие только могла вспомнить: вот современная мода – огромные напудренные парики, увенчанные причудливыми шляпами в виде кораблей, пышные юбки и кричаще раскрашенные лица, прячущие ехидные улыбки за шелковыми веерами.
Правители эпохи Ренессанса в толстых гофрированных воротниках плетут хитроумные заговоры за каждым ужином, поигрывая начиненными ядом перстнями.
Короли и королевы древности в длинных тяжелых платьях и плащах; на их лицах лежит отпечаток мудрости, головы увенчаны массивными золотыми коронами; они наивно верили, что в мире существуют единороги и драконы, а в дальних странах, уместившихся на самом краешке карты, за огромным морем живут неведомые звери тигеры.
Может быть, рядом с этим замком действительно обитают драконы и единороги. Кто знает? Живут же здесь говорящие чашки.
При мысли об этом Белль застыла как вкопанная.
Когда гардероб в ее комнате неподвижен, он ничем не отличается от простого шкафа. Какая часть окружающих ее вещей лишь притворяется обычными, затаившись, выжидая, пока она с ними заговорит?
Белль постояла, прислушиваясь…
Ребенком она, попав в полутемное зловещее место, съежившись на кровати или стоя на пустынной дороге, так же пыталась сообразить, действительно ли вон та тень – это жуткое чудище или просто ее отец.
Погодите-ка… Что это было?
Девушка зажала рот ладонью, чтобы не завизжать. Сердце отчаянно колотилось в груди, того и гляди выпрыгнет наружу.
– До сих пор никто даже не пытался причинить мне вред, – прошептала Белль, чтобы собраться с духом.
Она постаралась успокоиться и просто прислушаться, вглядеться в темноту.
Ничего.
А потом она чуть повернула голову и снова уловила какой-то звук. Опять-таки, Гастон, этот великолепный охотник, наверняка без труда обнаружил бы добычу на слух.
Вот опять.
Рядом с ней никого нет, звук идет из одного из соседних помещений. Теперь Белль отчетливо слышала приглушенные голоса и позвякивание посуды. Вздрогнув от облегчения – ведь посуда совсем не страшная, правда? – Белль пошла на звук.
Она старалась двигаться как можно тише, неловко балансируя на цыпочках.
Голоса становились громче, говорящих было несколько, и они спорили. К счастью, Чудовища среди них не было.
Белль узнала голосок миссис Поттс и высокий, чуть гнусавый голос, который слышала раньше. Дворецкий?
Она спустилась еще на пол-этажа по каменной лестнице и увидела в конце коридора открытую дверь, из которой шло тепло и доносились чудесные ароматы.
Белль крадучись подошла поближе к двери и осторожно заглянула внутрь.
Всего в нескольких футах от нее, на обеденном столе для слуг собралась самая удивительная компания, какую ей когда-либо доводилось видеть.
Заварочный чайник, каминные часы и маленький канделябр ожесточенно спорили, выгибаясь, жестикулируя – словом, вели себя как дети, не подозревающие, что за ними наблюдают.
Белль прикусила губу. Именно о таком приключении она могла бы только мечтать, если бы вдруг сошла с ума.
– Если хозяин не научится держать себя в руках, то никогда не разрушит…
Белль вежливо кашлянула.
Трое спорщиков разом умолкли и резко повернулись к ней – точно слуги в одной из пьес Мольера, пойманные за обсуждением какой-то хитроумной каверзы.
– Какое счастье лицезреть вас, мадемуазель, – проговорили часы. Именно этот голос объявлял недавно о том, что ужин подан. Часы засеменили к ней, потешно перебирая деревянными ножками; позолоченные резные украшения под циферблатом распрямились, превратившись в некое подобие рук, и часы отвесили легкий, но изящный поклон.
«Как странно, – подумала Белль. – Почему стрелки на его лице не выполняют функцию рук? Это было бы логичнее».
– Я Когсворт, мажордом.
Когсворт протянул к Белль позолоченную руку, явно примеряясь поцеловать ей пальчики.
Тут его проворно отпихнул в сторону подсвечник. У него имелось три рожка, причем средний был одновременно его телом и головой, два остальных – руками, а горящие в них свечи – ладонями.
– Это Люмьер, – проворчали часы и сердито фыркнули.
– Enchanté, ma chérie[5], – проговорил Люмьер, целуя тыльную сторону ее ладони. На миг кожу Белль легонько обожгло, как будто из камина вылетел уголек и упал ей на руку.
Подсвечник обернулся и торжествующе поглядел на часы. Когсворт определенно счел это непростительной наглостью и попытался отпихнуть Люмьера.
Канделябр не растерялся и прижег деревянную руку Когсворта горящей ладонью-свечой.
– АЙ! – не сдержавшись, завопил мажордом.
Белль не знала, смеяться или жалеть бедолаг. Интересно, они вообще-то взрослые или дети? Или к ним эти понятия не применимы?
Часы вновь вернули себе несколько подпаленное достоинство, поправили минутную и часовую стрелки – таким жестом человек мог бы пригладить усы.
– Если мы можем каким-то образом сделать ваше пребывание у нас более комфортным… дополнительные подушки, возможно, пара тапочек…
– Вообще-то я немного проголодалась, – сказала Белль.
– Слышали, мои хорошие? – воскликнул чайник. – Она голодна! Разжигаем огонь, собираем серебро, будим фарфор!
Белль с тревогой заозиралась: отовсюду послышались шорохи, постукивания и позвякивания.
Мирно дремлющий до сего момента фарфоровый сервиз действительно просыпался; блюда очень осторожно снимались с мест; чашки подпрыгивали, выбираясь из застекленного буфета. Стоявшая у дальней стены печь, до сего момента тихо-мирно источавшая тепло, теперь принялась зевать во всю духовку, разминать черные железные руки и выпускать пар из трубы. Белль испуганно обхватила себя руками за плечи. Память услужливо подсовывала истории с очень, очень жутким концом, в которых фигурировали ведьмы и горящие печи. Баба Яга, Гензель и Гретель…
– Помните, что сказал хозяин, – строго напомнил Когсворт.
– О, что за вздор, – возразила миссис Поттс. – Я не позволю бедной девочке голодать.
– Ну, что же, раз это крайняя нужда… Стакан воды, черствый хлеб, я полагаю…
– Когсворт, ты меня удивляешь, – возмущенно воскликнул Люмьер. – Она же не пленница, она наша гостья. И мы должны оказать ей самый теплый прием.
– По правде говоря, я была твердо уверена, что являюсь пленницей, – сухо заметила Белль. Однако ее уже никто не слушал. Горшки запрыгивали на конфорки печки, приоткрывали крышки, дабы выпустить пар. Сама же печь словно сделала глубокий вдох и как будто раздулась; огонь вдруг вспыхнул ярче и загорелся веселее. Печка что-то недовольно забормотала, дескать, сначала велят закатить пир, потом отказываются есть и еда остывает…
5
Очарован, дорогая (фр.).