Страница 8 из 23
Маша вышла из ванной. Ее грязные вещи исчезли. Похоже, персонал постарался. Подумав, что она все равно больше это бы не надела, Маша подошла к зеркальной дверце шкафа. Теперь отражение ее радовало. Даже очень! Чистое лицо, изящные, пусть и разноцветные локоны, вьющиеся за спиной. У Маши были большие темно-зеленые глаза в окружении длинных пушистых ресниц, аккуратный носик, высокие скулы, пухлые губки, часто называемые бантиком. Да и фигурой Вселенная ее не обделила. Длинная шея, прямая осанка, ровные ноги, тонкая талия при сочных бедрах и идеального для ее комплекции второго размера груди. Иногда Маша в шутку говорила, что если на ней никто не женится, то она женится на себе сама. Хихикнув от этих мыслей, она потянулась к панели, чтобы выбрать одежду, но в этот момент в ее глазах потемнело от мощного хлопка, похожего на выстрел у самого уха. Острая боль пронзила ее голову, и, зажмурившись, Маша согнулась пополам. Заскулив от боли, она перестала чувствовать опору под ногами и начала падать. Миг. Минута. Час. День. Год. Бесконечность. Время словно остановилось. Остановился даже воздух. Но в какой-то момент Маша оказалась в крепких объятиях.
– Тише-тише, – зашептал ласковый голос Луисцара откуда-то издалека. – Я здесь. С тобой.
Маша открыла глаза, сфокусировала зрение на нависшем над ней лице Луисцара и, хрипло кашлянув, огляделась. Он сидел на полу посреди ее комнаты и, прижимая ее к своей груди, гладил по голове. Естественно, Маша была в чем мать родила. Сглотнув, она пошарила ослабшей рукой возле себя, ища, чем бы прикрыться, потом плюнула на бесполезные поиски и хлопнула ресницами:
– Что случилось?
– Это все браслеты.
Луисцар с беспокойством заглянул Маше в глаза, а потом дотянулся до одного ее запястья, нажал на черный камень, и браслет со щелчком раскрылся. Луисцар проделал тоже самое со вторым, и когда оба браслета оказались на полу, а Маша свободна, он подхватил ее на руки и переложил на кровать. Маша заметила, как он всеми силами старается не смотреть на ее обнаженное тело, но у него плохо получалось. Глаза то и дело блуждали по ее груди, животу и самому интимному месту.
Заботливо накрыв Машу тонким одеялом, Луисцар сел на край кровати и свесил голову. Он не был похож на неуверенного мальчишку. Маша чувствовала его внутреннюю силу и решимость. Однако что-то в ней обезоруживало его.
– Это память расы, – заговорил Луисцар, вновь посмотрев на Машу. – Сейчас, когда ты излечилась, твои чувства обострились. Браслеты стимулировали восстановление памяти, поэтому первая вспышка воспоминаний оказалась для тебя болезненной. Что ты вспомнила?
Маша напряглась, подтянула одеяло к самой шее и произнесла:
– Ничего. Меня как будто по голове чем-то огрели.
– Нахлынуло много и сразу, поэтому ты не разобралась. Если хочешь, мы можем снова надеть браслеты. С ними твоя память восстановится быстрее.
– Но болезненнее. Ты сам сказал, – напомнила Маша. – Нет. Не надо. Мне кажется, в мою память врезалось что-то страшное, что-то, что я не хочу вспоминать.
– Возможно, гибель вашего мира. Ты, как единственная хранительница памяти расы, пропустишь через себя всю их боль.
Маша приподнялась и, прижав подушку к изголовью кровати, села. Ей стало легче, и она уже могла трезво соображать.
– Мои родители погибли при пожаре. Отец сразу, а мама несколько суток мучилась в больнице, медленно умирая от ожогов. Мне об этом воспитательница детского дома рассказывала. – Маша потупила взгляд на розовые следы от браслетов на своих запястьях. – При ней не было документов. Никто не знал, кто она и откуда. В бреду она повторяла одно имя. Мари. Вот меня и назвали Мари. Мария. Маша. В детстве меня мучили странные сны. Иногда красивые, иногда кошмары. Сейчас я их даже не помню. Осталось лишь послевкусие. Горькое и сладкое.
– Живя в окружении слабой расы, ты тоже ослабла. Поэтому утратила свою индивидуальность, за исключением волос.
– Меня коротко стригли. Как мальчишек. Заставляли ходить в платке. Удочерять меня не хотели. Люди боятся необъяснимого. После выпуска из детского дома я пошла работать и поступила учиться заочно. Я толком ничему не научилась. Работа отнимала все время. Надо было платить за жилье, учебу, кушать и одеваться. Но диплом я все же получила. А потом сумела устроиться в хорошую фирму. Шеф помог оформить мне ипотеку и не обижал зарплатой. Я даже получила второе высшее, – Маша грустно улыбнулась, подумав о том, как еще полдня назад успех, признание и деньги были для нее превыше всего. – Я не глупая. Знаю, что сказки для дурочек. Но иногда на меня накатывала такая ожесточенная тоска, что мне казалось, будто рядом со мной все не настоящее, не мое, чужое. Будто я живу не своей жизнью, а где-то вдали меня что-то или кто-то ждет.
– Импринтинг, – вдруг произнес Луисцар.
– Что?
– Это запечатление. Оно крайне редко и является символом особенной пары. Последняя запечатленная пара стала родителями первого изменника.
– Первого агла?
– Да. Но запечатление не всегда несет вред. Например, основатели Междумирья тоже были запечатленными. – Луисцар взглянул на Машу с безмолвной мольбой приготовиться к новому откровению. – Ты хоть раз задавалась вопросом, почему до сих пор не нашла себе пару? Мы с тобой запечатлены. Твоя боль – моя боль. Почувствовав ее, я оказался здесь. Чем дальше мы друг от друга, тем слабее связь, но не чувства. Мы никогда не полюбим кого-то другого.