Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 76 из 97

Бывают в жизни поганые дни. Такие черные, как смоль. Вонючие, как запах на огромной свалке, где не видать просвета.

Бывают в жизни отвратительные дни, после которых совершенно не хочется жить. Мир превращается в сплошное болото, которое засасывает тебя в свою трясину все глубже и глубже, с головой.

Бывает в жизни дерьмо. Много дерьма. И ничем от него не отмыться. Не спасет ни один даже самый сильный, горячий душ. Можно снять кожу, вытащить наружу все органы изнутри, тереть их щеткой. Но это не поможет. Ничего уже не поможет.

Бывают в жизни дни, которые ломают судьбы, рушат карьеры, разбивают сердца, отнимают любовь.

Да, друг, бывают такие дни. И после них ты сидишь в своей ванной и рыдаешь, уткнувшись лицом в пол, или сидишь на кухне в одиночестве и запиваешь свое горе крепкой дозой алкоголя.

Бывают такие дни. И от них никуда не скрыться. Как бы ты не старался убежать, они тебя догонят.

У Даши сегодня был именно такой день. Она не знала, что будет в конце, чем завершится это время суток. Но думала, что ничего хорошего для нее он не принесет.

За окном было сыро. Легкий ветерок гонял по тротуарам пустые пакеты, коробки после чипсов и прочий мусор. Пешеходы пытались укрыться от мокрого снега, что противно сыпал с небес.

На улицу совершенно не хотелось выходить. Ступать по мокрой гранитной плитке, чувствуя, как хлюпают ботинки в грязевой кашице. Нужно надевать свитер потеплее, с длинным горлом, чтобы не простыть. Хотя, Даше, казалось, что после сегодняшнего дня, простыть это будет не самым худшим исходом событий.

Девушка сидела на кухне, поджав под себя ногу, на шатком табурете. Ладони грелись об глиняные бока огромной кружки, в которой она щедро намешала растворимый кофе из цветного пакетика. День не задался с самого утра, а точнее с ночи. Беспокойной, темной, как в самых страшных фильмах, где из шкафа обязательно должен выскочить монстр и утащить тебя к себе в пещеру, чтобы оставить только твой скелет на память родным. Даша возилась на диване, перекатывалась с одного бока на другой, затем переворачивалась на спину, живот. Вставала, ходила по комнате, мерила шагами квартиру. Выпила добрых три чашки кипяченой воды, а когда та закончилась, не побрезгала двумя чашками из крана. Сон не шел ни в какую. Она боялась, волновалась, так не хотела, чтобы утро наступало, чтобы солнце поднималось из-за серых, угрюмых многоэтажек, даря свою лучи этому мрачному, злому городу.

Но утро все равно наступило. Пришло, улыбаясь, радовать людей. А девушка так и не сомкнула своих глаз. Для нее это будет очень длинный день.

На кухню вошла Таисия Петровна. В нежно-розовом махровом халате и в забавных пушистых тапочках, которые подарила ей внучка на новый год, она выглядела, как боярыня, что спустилась из своих покоев.

У женщины был озадаченный вид. Она плохо спала, прислушивалась к соседней комнате, где коротала свою ночь ее внучка. Она шаркала ногами, скрипела дверцей шкафа на кухне, ругалась тихо по-английски.





– Что-то ты рано проснулась, золотце? – Таисия Петровна присела на табурет, вытянула руки перед собой. – Не спалось совсем?

Даша оторвала глаза от окна. Там женщина в широкой куртке с пакетом в руке пыталась обойти лужи на дороге, но угодила в западню и теперь кричала нецензурными словами на всю улицу. Это было ясно по жестам, по мимике.

– Какие злые все стали, – прошептала девушка. – Словно на них стаю бешеных собак напустили. Или заставляют жить с нелюбимым для них человеком.

Последняя фраза выскочила нечаянно. Как сердечная тоска. Боль, которая томилась глубоко внутри. Как шарик, что лопнул посреди представления.

– А как же, заставляют, – горестно вздохнула Таисия Петровна. – И с нелюбимыми жить велят, и на работу проклятую, от которой выть волком хочется, идти нужно, и детей, которых ты видеть не желаешь, на тебя вешают, как груз на смертника, и ты в омут черной жизни летишь камешком на самое дно. Такая жизнь нынче. Не прибавить, не убавить! Не дать, не взять!

Даша внимательно посмотрела на бабушку. Женщина улыбалась, но виновата. Хотела что-то добавить еще, но молчала. Понимала, что и без ее нравоучений на душе паршиво. Да и не поможешь тут словами, таких пока еще не придумали. Это была только ее война, в которой она и нападающий и жертва одновременно.

– Не могу я его оставить, не могу ему правду сказать. Запуталась я, не знаю, как будет лучше.

– Кого оставить не можешь? – переспросила женщина, хмуря брови. – Кому правды сказать-то не можешь? У тебя ситуации что там, что там одинаковые, зеркальные. Только одна чаша весов все равно на бок кренит, там любовь посчитай. А она сильнее. Но какая чаша нужна тебе, сам черт походу не знает.

– Бабуля, тебе легко говорить, а у меня сегодня жизнь под откос полетит, – у Даши выступили слезы на глазах.

– Так сделай так, чтобы не полетела. Прими правильное решение. Или вперед, или только назад. Но твой выбор давно уже сделан, еще там, в стране туманов все было решено.

С этими словами женщина встала из-за стола, подошла к своей внучке, легонько прикоснулась к ее волосам.

– Только тебе с этим выбором всю жизнь коротать, а кому-то твой выбор станет приговором, и ты будешь повинна во всем, – и женщина вышла из комнаты, оставив после себя легкий шлейф сердечных дум.