Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 97

Я назвал его Фицджеральдом. Не спрашивайте, как мне в голову пришло такое странное имя, я сам не могу это объяснить. Просто проснулся на следующее утро, после той ночи, когда обрел нового жильца, и понял, что он будет Фицджеральдом.

Его прозрачные глазки смотрели на меня, как смотрят сектанты на своих идолов. Ему было хорошо, да и мне становилось хоть немного, но легче. Это сложно объяснить словами. Словно кто-то залез мне в грудную клетку и расшевелил там кочергой угли, которые еле тлели.

В последнее время мне сложно работать над заказами. Все силы уходят на подготовку к выставке. Вы не подумайте, это не моя персональная выставка. Школа-студия, в которой я учился, решила организовать вечер, на котором представит работы своих лучших учеников, и меня туда, каким-то чудом, записали. Чему я безумно рад.

Бабушка всегда мне говорила, что успех начинается с мизерного толчка, который потом обретает размеры цунами. Может быть, эта коллективная выставка и должна стать моим мизерным цунами.

Не знаю, как другие ребята, чьи работы тоже будет показаны в тот вечер, но мне дико страшно. Волнение накрывает с головой, словно мне нужно будет расстрелять кого-то.

Я не боюсь критики, точнее, я никогда с ней не сталкивался. Все отзывы на мои работы до этого оставляли мои преподаватели, бабушка и сестра. Разве их можно назвать критиками.

Думаю, в ней нет ничего плохого. Наоборот, она должна подстегивать, давать хороший пинок под зад, чтобы идти и делать лучше. Хотя может быть я и ошибаюсь.

Критика ломала многих людей. Просто пополам. Надеюсь, со мной такого не произойдет.

Выставка, конечно, меня пугает, но больше меня страшат родители. Я пропустил воскресный обед. И никто мне даже не позвонил.

Аня сказала, что мама и папа продолжают делать вид, что ничего не случилось. Гордые, ну ничего мы тоже не из помойки. Однажды кто-нибудь из нас не выдержит, надеюсь, это буду не я.

Больше всего меня пугало то, что случилось в кафе с Дашей. Ей было ужасно, а я не мог ничем помочь. Только успокоить, и то у меня это плохо получалось.

До сих пор мурашки по телу, когда вспоминаю, как она рыдала, уткнувшись мне в плечо. Безмолвно. Словно ее кто-то учил прятать свои слезы, улыбки и другие чувства в себя, не показывать никому их. Ей было тяжело и больно.

Я до сих пор не понимал, если ей невыносимо пить кофе, зачем она пришла туда.

Мы посидели ему минут пятнадцать, пока Даша совсем не успокоилась. У нее были красные глаза, а нос распух. Я расплатился и предложил вызвать ей такси. Она не стала сопротивляться. Наверное, сил на что-либо просто не осталась. Она была подавлена, размазана, как краска по холсту, безнадежно потерянной и такой красивой.





Я испугался, когда поймал себя на мысли, что мне понравилось ее утешать, сидеть рядом, обнимать ее за плечи и вдыхать аромат ее кожи. Мне было противно от одной мысли, что она прекрасна, когда плачет, страдает. В тот момент в ней было что-то особенное, робкое, хрупкое. Она была, как цветок, такой прекрасный, когда его поливают, заботятся.

Мы стояли около кафе, ожидая такси. Дождь к тому времени прекратился. Но повсюду были лужи, слякоть. Лавочки были мокрыми.

 Вот так мы и стояли: я, засунув руки в карманы брюк, а она, опустив голову. Словно ей было стыдно, за свои эмоции, свои слезы. Тогда я и подумал, что, скорее всего, ей трудно сойтись с людьми, завести новое общение, стать частичкой общества, только потому, что Даша боится быть собой, она прячется внутри, как черепаха в своем панцире. Меня это огорчило.

Она молчала, да и я не лез к ней. Мы словно понимали все без слов. Они были лишними, ненужными, неправильными.

Когда такси подъехало, Даша молча села и закрыла за собой дверь. Словно стерла из памяти этот день, от чего мне стало невыносимо тоскливо.

Но по дороге домой мне показалось, что мы не договорили, не сказали главного, словно кто-то обрубил те самые концы. Мне страшно это признать, но походу у меня зародилась симпатия к этой девушке. Мне понравились ее грустные глаза, манера поведения и право на собственное мнение. Мне стало пусто, когда она вырвалась из моих объятий, словно я потерял клетку, которая была мне по душе.

Странные вещи стали твориться со мной. Такси мчалось по ночному городу, наплевав на все правила и светофоры.

А я писал, писал и писал. Никогда не думал, что влюблюсь так неосознанно и глупо. И пускай все твердят, что любви с первого взгляда не бывает, что чувства зарождаются не сразу, мне казалось, что любовь вспыхнула во мне в один миг, разрастаясь, как сорняк на огороде.

Смешное сравнение. Сорняк! Хотя любовь – это и есть сорняк. По частям от него никак не избавиться. Нужно удалять сразу все.

Надеюсь, мой сорняк не засохнет быстрее, чем я себе представляю.