Страница 8 из 136
Она удивленно открыла глаза, и я, поняв, что ей неясны мои слова, перевел разговор на другое, но с этого момента почувствовал, что между мной и Идуной повисло нечто наподобие пелены. Ее красота удерживала мою плоть, но что-то во мне от нес отвернулось. Мы были слишком разными.
Когда мы добрались до дома, то встретили Стейнара, без дела болтавшегося возле него. Он побежал нам навстречу и помог Идуне спешиться, после чего проговорил:
— Олаф, я знаю, что вы не должны утомлять себя, но ваша дама говорила мне, что хотела бы наблюдать заход солнца на холме Одина. Могу ли я просить вашего разрешения взять ее туда?
— Я пока еще не нуждаюсь в разрешении, хотя через несколько дней положение может и измениться, — прервала его Идуна с веселым смехом прежде, чем я успел ответить. — Идемте, конунг Стейнар, и посмотрим оттуда на заход солнца, вы так много о нем рассказывали.
— Да, идите, — вынужденно согласился я. — Только не оставайтесь там слишком долго, так как, по-моему, приближается гроза. Но кто же научил Стейнара любоваться заходом солнца?
Стейнар промолчал, и они ушли. Не прошло и часа после их ухода, когда, как я и предвидел, посыпался град, загремел гром, наступила полная темнота, время от времени прерываемая вспышками молнии.
— Стейнар и Идуна не вернулись, — обратился я к Фрейдисе, — я беспокоюсь о них.
— Тогда почему бы вам не отправиться на их поиски? — спросила она, посмеиваясь.
— Так я и сделаю.
— В таком случае я пойду с вами, Олаф, так как вы еще нуждаетесь в присмотре, хотя я и считаю, что господин Стейнар и госпожа Идуна в состоянии сами защитить себя не хуже других людей. Впрочем, нет. Я ошиблась, я хотела сказать, что госпожа Идуна сможет защитить себя и Стейнара. Ну, не сердитесь. Вот ваш плащ.
Мы отправились, так как меня подтолкнул к этому глупому путешествию какой-то внутренний порыв, воспротивиться которому я был не в состоянии. К холму Одина вели всего две дороги: одна — более короткая — через скалы и лес, вторая — подлиннее — проходила равниной, между многочисленными могильными курганами, в которых были захоронены люди, жившие тысячи лет назад, и мимо большого холма, под которым, как говорили, был похоронен воин, живший много лет назад, по имени Странник. Так как было темно, то мы избрали последний путь и вскоре очутились у огромного холма Странника. Темнота стала тем временем еще плотнее, молнии сверкали реже, град и дождь прекратились, и вскоре гроза ушла дальше.
— Я предлагаю, — сказала Фрейдиса, — подождать здесь до восхода луны, который вот-вот наступит. Когда ветер угонит облака, будет видна наша дорога, а если мы отправимся дальше в этой тьме, то наверняка провалимся в какую-нибудь яму. Сегодня теплый вечер, и вы не пострадаете, если мы постоим здесь.
— Конечно, нет, — согласился я. — Сейчас я чувствую себя таким же крепким, как и прежде.
Так мы и стояли, пока молния, сверкнув в последний раз, не осветила мужчину и женщину, бывших от нас очень близко, хотя из-за ветра мы не слышали их. Это были Стейнар и Идуна, горячо говорившие что-то друг другу, и их лица были очень близко одно от другого. И в тот же момент они тоже заметили нас. Стейнар не вымолвил ни слова, он выглядел смущенным, а Идуна подбежала к нам и заговорила:
— Хвала богам, что они привели вас, Олаф. Эта страшная гроза застала нас в храме Одина, в котором мы и укрылись. Затем, боясь, что вы станете сердиться, мы направились домой, но заблудились.
— Вот как? — удивился я. — Уверен, что Стейнар нашел бы оттуда дорогу, даже в полной темноте. Но к чему это, раз я вас нашел?
— Да, он узнал дорогу, как только мы увидели этот могильный холм. Стейнар рассказывал мне, что здесь появляется некий призрак, и я уговорила его остановиться на некоторое время, так как никогда прежде не испытывала такого сильного желания увидеть привидение, хотя я и мало верю в подобную чепуху. Тогда он остановился и признался, что боится мертвых больше, чем живых. Фрейдиса, мне говорили, что вы очень умная женщина. Не могли бы вы показать мне это привидение?
— Призрак не спрашивает моего разрешения, прежде чем появиться, госпожа, — спокойно ответила Фрейдиса. — Но все же иногда он появляется, и я его видела дважды. Давайте подождем здесь немного, может быть, он и появится.
Затем она сделала несколько шагов вперед и стала бормотать что-то про себя.
Несколькими минутами позже облака разошлись, и совсем низко в чистом небе засверкала огромная луна, осветив могильный холм и равнину, за исключением того места холма, где стояли мы.
— Вы что-нибудь видите? — наконец спросила Фрейдиса. — Если нет, то нам лучше уйти, так как Странник появляется только при восходе луны.
Стейнар и Идуна сказали, что они не видят ничего, но я что-то заметил и предложил им взглянуть туда, где тени:
— Может быть, это волк движется. Нет, это человек… Смотрите, Идуна!
— Я не вижу ничего! — воскликнула она.
— Присмотритесь внимательнее, — подсказал я. — Он достиг вершины холма и остановился, глядя на юг. О! Теперь он повернулся, и лунный свет отражается на его лице.
— Это игра вашего воображения, Олаф, — вступил в разговор Стейнар. — А если нет, то опишите нам, как он выглядит?
— Он выглядит так, — начал я. — Это высокий и величественный мужчина, он кажется молодым, несмотря на годы и свою скорбь. У него старинные богатые доспехи со следами ударов и пятнами. На его голове шлем с двумя длинными наушниками, из-под которых видны темные волосы с сединой. Он держит в руке меч красного цвета с золотым крестом на рукоятке и указывает мечом на вас, Стейнар. Похоже, что он на вас сердит или о чем-то предупреждает вас.
Позднее я вспомнил, что, когда Стейнар услышал эти слова, он вздрогнул и застонал. Но в тот момент я не придал этому значения, так как Идуна изумленно обратилась ко мне:
— Взгляните, Олаф, нет ли ожерелья на этом человеке? Я вижу ожерелье, висящее в воздухе над холмом, и больше ничего.
— Да, Идуна, на нем ожерелье, надетое поверх кольчуги. Каким оно вам кажется?
— О, восхитительным, восхитительным! — вскричала она. — Цепь из тусклого золота со свисающими с нее золотыми раковинами, инкрустированными голубым. А между ними зеленые драгоценные камни, каждый из которых содержит в себе луну.
— То же видно и мне, — подтвердил я, так как действительно это видел. — Смотрите, все исчезло!
Фрейдиса повернулась, и по ее темному лицу блуждала загадочная улыбка; она слышала весь наш разговор.
— Кто лежит в этом холме, Фрейдиса? — полюбопытствовала Идуна.
— Что я могу сказать, госпожа, если он лежит здесь более тысячи лет, а может быть, и несколько тысяч? Но я слышала историю о нем, не знаю только, правдива она или нет. О том, что он был конунгом здешней земли, отправившимся за мечтой далеко на юг. Это была мечта об ожерелье, о том лице, которое его тогда носило. Много лет странствовал он и в конце концов вернулся на это место, бывшее его домом, но теперь на нем было ожерелье. Едва он увидел с моря этот берег, как тут же упал, и жизнь покинула его. Что приключилось с ним во время его странствий, никто не знает, его история утеряна. Единственное, что еще рассказывают, так это то, что люди похоронили его под этим холмом, одетого в доспехи и с ожерельем, которое он носил, — там, где Олаф видел его только что… или думал, что видел. Странник иногда стоит в лунном сиянии при восходе ночного светила, его лицо носит печать тревог, пережитых им на жизненном пути, и он смотрит на юг… Всегда только на юг.
— А ожерелье все еще находится в могиле? — с нетерпением спросила Идуна.
— Без сомнения, госпожа. Кто осмелится тронуть святую вещь, рискуя навлечь на себя проклятие Странника и его богов, то есть собственную смерть? Ни один мужчина, даже из-за дальних морей, я думаю, не способен на такое.
— Не совсем так, Фрейдиса. Я знаю по крайней мере одного, кто осмелится это сделать ради меня. Олаф, если вы любите меня, преподнесите мне это ожерелье в качестве свадебного подарка! Должна вам сказать, что, увидев его один раз, я желаю завладеть этим ожерельем больше всего на свете!