Страница 4 из 42
Все приготовления должны были быть закончены к 15 мая 1941 г.
Вот так несколько фраз перевернули новую страницу истории. У Гитлера не было причин отступать. Генералы, такие как Кейтель и Йодль, слепо верившие в своего фюрера, с воодушевлением готовились к кампании. Руководство партии точило зубы в предвкушении. Однако некоторым здраво рассуждавшим аналитикам это решение казалось абсурдным.
Адмирал Редер (гросс-адмирал с 1939 г.), главнокомандующий кригсмарине (ВМС) с 1935 по 1943 г., откровенно осуждал его. Настаивая на необходимости сосредоточить весь военный потенциал против Великобритании, он настоятельно призывал отложить Восточную кампанию хотя бы «до победы над Англией». Германия не могла одновременно вести обе кампании. Оппозиционные мнения были распространены и в Генеральном штабе сухопутных войск. Отношение начальника штаба генерала Гальдера к предстоящей кампании с самого начала было противоречивым. Он не переставал задавать вопросы и высказывать опасения с того момента, когда впервые услышал о плане Гитлера. Хоть он и делал все возможное для подготовки к вторжению, в своем дневнике со свойственной ему добросовестностью он все же пересказывал свои беседы с начальником ОКХ генералом фон Браухичем: «Цель не ясна. В борьбе с британцами это не поможет. Существенного улучшения нашего экономического потенциала мы не достигнем. Риск на Западе нельзя недооценивать».
Другие старшие командиры также выражали сомнения – не столько по поводу вторжения как такового, сколько по поводу его сроков и осуществимости. Даже столь блестящий и лояльный генерал Гудериан позднее заявлял (правда, уже в ретроспективе), что он и его коллеги были ошеломлены, когда их впервые посвятили в детали операции «Барбаросса». «Неужели произойдет то, что я считал невозможным? Гитлер, в такой резкой форме критиковавший немецкое правительство 1914 г. за то, что оно не смогло уберечь страну от войны на два фронта, теперь сам сознательно… толкает нас на пресловутую войну…»
И все же, вне зависимости от того, уверены они были в этом решении или сбиты с толку, генералитет оставался верным своему фюреру. Ведь и правда, Гитлер уже столько раз выставлял своих генералов дураками, игнорируя их предостережения, особенно в ходе Французской кампании, что теперь никто не осмеливался перечить. Сомневались они или нет, отданные им приказы они выполняли беспрекословно.
Предостережения немецкого дипломатического корпуса также не сыграли большой роли. Сотрудники посольства в Москве, включая Шуленбурга, даже докладывали о примирительных намерениях Сталина в более оптимистичном свете, чем было на самом деле, и не из-за какой-либо предвзятости по отношению к коммунизму, а просто потому, что они хотели, чтобы пакт о ненападении оставался в силе. Но Гитлер не доверял «допотопным хомбургцам» в министерстве иностранных дел, глава которого Иоахим фон Риббентроп, символ пакта о ненападении, был слишком ничтожным, чтобы возражать фюреру. Мрачный и угрюмый, он смирился с концом своей славы, подавляя свои тщеславные инстинкты, чтобы оставаться в ногу с проектами своего любимого хозяина. Не такая уж «старая школа». «Россия не является потенциальным союзником англичан», – писал Риббентропу статс-секретарь (второе лицо в МИД Германии) Вайцзеккер; что касается нынешней цели победы над англичанами, «победить Англию в России – это не программа». Как и многие его коллеги, он принципиально не возражал против войны, однако считал, что пользы это грандиозное начинание «нам тоже не принесет». Экономические эксперты, которые вырабатывали торговые соглашения с Москвой, также настаивали на том, что мирными средствами Германия сможет получить от Советского Союза больше продовольствия и сырья, а значит, в войне не было необходимости. Их аргументы были столь же тщетными, как и аргументы Шуленбурга и Вайцзеккера.
Таким образом, противники вторжения находились не только в ненацистских кругах. Более того, самый яркий пример недовольства, вызванного планом «Барбаросса», произошел в самом сердце нацистского руководства. Рудольф Гесс, личный заместитель Гитлера, 10 мая прилетел в Шотландию в отчаянной попытке подписать тот самый тевтонский пакт, о котором мечтал сам Гитлер. В отличие от Вайцзеккера его доводы против Российской кампании заключались не в том, что это ослабило бы немецкие военные силы на Западе; напротив, для него договор с Великобританией был логичным и необходимым условием для войны на Востоке. Если целью пакта Молотова – Риббентропа было избежание войны на два фронта, теперь Гесс ратовал за схожую политику, только в обратном направлении. «Он приехал в Англию не с гуманитарной миссией, а исключительно с одной целью: предоставить Германии возможность сражаться с Россией только на одном фронте».
Лояльная оппозиция видела, что над Германией сгущаются тучи – тучи, вызванные самим Гитлером. Но критики – не считая Гесса, который удалился со сцены, – были не более чем метеорологами, которые могли лишь записывать и иногда предсказывать изменения в политическом климате. Руки тех из них, кто был в состоянии что-то изменить, были связаны представлениями о долге и патриотизме.
Переход через Рубикон
Продолжалась упорная подготовка к войне. Вводя в заблуждение по поводу своих намерений не только Москву, но даже Италию и Японию, Гитлер регулярно проводил длительные совещания со своим генералитетом, перебирая альтернативные планы кампании. В апреле дата вторжения была перенесена с 15 мая на 22 июня в результате немецкой интервенции на Балканском полуострове – вмешательства в итало-греческую войну и разгрома оккупации Югославии и Греции. Возможно, роковое решение, помешавшее Германии достичь своих целей в России в 1941 г., – решение «разобраться» с Балканским полуостровом перед наступлением на Восток – было принято самим Гитлером. Гитлер назначил дату нападения на 22 июня. За два дня до вторжения втайне было распространено его обращение к солдатам, а в 3.15 22 июня немецкая армия пересекла советскую границу. Сбылось пророчество Гитлера: «Когда начнется «Барбаросса», весь мир затаит дыхание».
Ярким аспектом подготовки Германии к этой грандиозной кампании было пренебрежение основательным политическим планированием. Военные меры были изложены, обсуждены и осуществлены внимательно и спешно. Планы по быстрому использованию экономических ресурсов на оккупированных территориях СССР были разработаны с привычной тщательностью, и персонал для этих задач отбирался заблаговременно. Однако за исключением неопределенных заявлений о будущем немецкого Востока нет никаких свидетельств обсуждения на высоком уровне политических проблем – в частности, каких-либо попыток заручиться во время войны поддержкой советского населения – в течение всего периода с июля 1940 г. по март 1941 г. Внимание этой обширной области было уделено только в последние три месяца перед войной, но даже тогда германское руководство не смогло подготовиться к «политической войне».
Этот важный факт был логическим следствием предположения о том, что по срокам и сложности Восточная кампания лишь в количественном отношении будет отличаться от предыдущих молниеносных кампаний войны. С лета 1940 г. Гитлер и Верховное командование оценивали вероятные сроки кампании в три месяца. 30 апреля 1941 г. фельдмаршал фон Браухич даже заявил, что после «не более чем четырех недель» серьезных сражений останется лишь провести зачистку остатков «незначительного сопротивления». Основным принципом этой стратегии было быстрое уничтожение большей части советских войск. Следовательно, политические факторы, даже пропаганда, большой роли не играли. Недооценивая советское сопротивление в целом (и невзирая на предупреждения некоторых своих экспертов), Гитлер считал, что политические директивы были не нужны. Все, что требовалось, – это свод правил для управления оккупированными территориями. Никаких погрешностей в плане не предусматривалось. Если кампания затянется дольше ожидаемого или если потери противника будут недостаточными для стремительной победы, у рейха не было серьезных военных резервов для продолжения военных действий, не было плана по привлечению советского населения на сторону Германии, не было никакой концепции политического поведения, за исключением искоренения «нежелательных элементов» на оккупированных территориях.