Страница 26 из 29
Приводя, так сказать, к одному знаменателю все факты жизни и деятельности Димитрия Ивановича, мы видим, что главная заслуга его перед историей состоит в сознательном стремлении к ослаблению сильных удельных князей и уничтожению князей мелких уделов, другими словами – в стремлении к централизации власти, к единодержавию. Это – во-первых; во-вторых, в столь же сознательном стремлении к освобождению от татарского ига. В духовных завещаниях и договорных грамотах мы часто встречаемся с такими выражениями: «а оже ны Бог избавит, ослободит от Орды», «а переменит Бог Орду», «а отдалится от нас Орда» и т. д. Конечно, слава заслуг Димитрия не принадлежит исключительно ему одному: она принадлежит столько же ему, сколько и его предшественникам, начиная с его деда: они мирно, терпеливо, хотя нередко при помощи хитрости и коварства, подготовливали к достижению намеченных целей те средства, которыми воспользовался Димитрий. Но уже чрезвычайно важно и то, что он сумел воспользоваться этими средствами.
Василий Димитриевич
Род. в 1371 г. – ум. в 1425 г
Уже с юных лет Василий Димитриевич, хотя и несамостоятельно, является действующим лицом на политической сцене. После разгрома Москвы Тохтамышем в 1383 г. 23 апреля, когда ему было еще только 12 лет, отец послал его в Орду тягаться с Михаилом Александровичем, великим князем Тверским, о великокняжеском столе277. Михаил вышел из Орды, не достигнув своей цели; но, кажется, в надежде, что дела в Орде могут измениться в его пользу, он оставил там сына своего Александра (Ордынца) – между тем как московского княжича оставил сам хан за 8000 рублей серебром московского долга. Василию или, лучше сказать, сопровождавшим его боярам приходилось все-таки бороться с тверским княжичем. На это есть указания в летописях. Так, летописи замечают, что княжичей «смущаше… некий царь ординский, обещевая комуждо дата великое княжение»; этот смутник обещал и хана настроить так, как ему заблагорассудится. Но московскому княжичу не нравилось житье в полуневоле, и он «умысли крепко с верными своими доброхоты» бежать из Орды. В 1386 г. он был уже у молдавского воеводы Петра. В сопровождении московских бояр, высланных ему навстречу отцом, а также многих поляков и литовцев, он прибыл в Москву (кажется, чрез Пруссию, где виделся с Витовтом и условился с ним относительно женитьбы на его дочери) 19 января 1387 г.278
18 мая 1389 г. скончался Димитрий Иванович Донской. Насколько упало теперь значение татар в глазах московского князя, показывает то обстоятельство, что Димитрий Иванович, как видно из его духовного завещания, благословляет сына Василия Владимирским княжеством, этим символом великокняжеского достоинства, как своей отчиной. 15 августа того же года ханский посол Шахмат во Владимире возвел Василия на великокняжеский стол279. Торжество, впрочем, вскоре несколько омрачилось: между великим князем и его дядей Владимиром Андреевичем произошел разлад вследствие ли того, как полагают, что окружавшие молодого великого князя бояре не хотели дать Владимиру надлежащего участия в делах правления, или вследствие утверждения нового порядка в престолонаследии, как думают другие. Владимир Андреевич с семейством и боярами выехал из Москвы в свой Серпухов, а отсюда в Торжок, в Новгородскую землю. Но в том же году дядя и племянник примирились и написали договорную грамоту. Великий князь, по этому договору, считается по отношению к дяде старшим братом; брат его Юрий равным братом, остальные великокняжеские братья – младшими братьями. Далее великий князь обязывает дядю «всести на конь», когда придется садиться на коня и ему, великому князю. «А где ми [Василию] самому не всести, и мне, брате, тобе послати, а тобе всести без ослушанья», – читаем далее в договоре. Вообще, этот договор мало чем отличается от подобных же договоров предшественников Василия. Но есть два пункта, обращающих на себя внимание, в которых, с одной стороны, выражается как бы недоверие племянника к дяде, а с другой – благие чаяния перемен в отношениях с Ордой и предположения о новых примыслах. Вот эти пункты: «Оже ми, брате, самому сести в городе, а тобе ми послати из города, – и тобе оставили своя княгини» (т. е. в Москве); точно так же делает и великий князь. Далее: «а переменит Бог Орду, и тобе имати дань с своее вотчины и с своего удела собе»… «а найду собе Муром, или Торусу, или иная места, тот ти [Владимиру] протор не надобе», и наоборот. По этому договору Владимир Андреевич получил Волок и Ржеву, которые, впрочем, по другому договору, были променены на Углич с селом Золоторусским, Городец, Козельск, Гоголь, Алексин и Лисин. Владимир по этому же последнему договору не вступается в примыслы великого князя: Нижний Новгород, Муром, Мещеру и ни в какие иные места татарские и мордовские, бывшие за Димитрием Константиновичем, дедом его, и за ним самим280.
Была ли как-то связана с делами новгородскими, как полагает Карамзин, ссора или размолвка дяди с племянником и имела ли она влияние на отношения Новгорода Великого к молодому великому князю, – не знаем, так как указаний на это в летописях нет; знаем только, что вскоре после примирения великого князя с Владимиром в Москву прибыли в 1390 г. новгородские послы, взяли мир по старине, и великий князь послал к ним наместником своим Евстафия Сыту281.
В следующем, 1391 г. 9 января семнадцатилетний великий князь вступил в брак с Софией, дочерью Витовта Кейстутьевича, который, будучи изгнан из Литвы Ягеллом, жил тогда у прусских немцев. Есть летописные известия, впрочем позднейшие, будто бы Витовт силой вынудил будущего великого князя Московского дать обещание жениться на его дочери. Наши историки считают это известие недостоверным и скорее видят в этом браке политический расчет. Кроме того, некоторые видят здесь несообразность в том, что Василий, бежавший из Орды в Молдавию, никак не мог вернуться в Россию через Пруссию. Как бы то ни было, но брак этот состоялся282.
В середине июля следующего, 1392 г. Василий Димитриевич отправился в Орду, и это путешествие увенчалось полным успехом в смысле новых примыслов к Москве. Великий князь был чрезвычайно любезно принят в Орде, что правдоподобно объясняется тем обстоятельством, что Тохтамыш в это время находился в открытой вражде с Тамерланом, который от Аральского и Каспийского морей подвигался к северу, к улусам хана Золотой Орды. Конечно, последнему плохо пришлось бы, если бы великий князь Московский, а за ним и вся почти Северо-Восточная Русь встали на сторону Тамерлана. С другой стороны, и золото московского князя сослужило тут свою службу, – недаром же летописец замечает про великого князя: «и умзди князей царевых, чтоб печаловались о нем царю Тахтамышу». Несмотря на то что в 1389 г. хан дал ярлык на Нижегородское княжество Борису Константиновичу, у которого оспаривали это княжество его племянники Кирдяны, теперь Тохтамыш, по совету приближенных, не постеснялся признать Василия наследственным государем Нижегородского княжества; мало того, Василий получил еще Городец, Мещеру, Тарусу и Муром. Из Орды великий князь удалился, кажется, с необыкновенной поспешностью, так как Тамерлан приближался к ханским владениям. От хана отправлен был в Московскую землю посол Улан – царевич, который должен был возвести Василия на великокняжеский Нижегородский стол. Из Орды Василий прибыл в Коломну, откуда сам поехал в Москву, а посол со своими боярами отправился в Нижний Новгород. Благодаря измене старейшего нижегородского боярина Василия Румянца московские бояре без труда овладели городом283. Борис, его семейство и приверженцы закованы были в цепи и разосланы по городам. Вскоре в Нижний Новгород прибыл сам великий князь и посадил здесь своих наместников (Димитрий Александрович Всеволожский). Впрочем, Суздальско-Нижегородское княжество еще не окончательно утвердилось за Москвой: Борис вскоре умер, но после него остались племянники, Василий Кирдяпа и Семен Димитриевичи, по матери родные дяди Василию Димитриевичу; кажется, они княжили тогда в Суздальской волости или только проживали в Суздале. Но об этом речь впереди. Здесь же пока отметим только, что в том же 1392 г. великий князь (а с ним и Русь) понес две весьма чувствительные утраты в лице умерших троицкого игумена Сергия, о важном значении которого говорить излишне, и боярина своего, Даниила Феофановича, о котором летописец замечает, что он много послужил великому князю и в Орде, и на Руси, и по чужим землям284.