Страница 10 из 22
Итак, эскалация напряженности в отношениях между Москвой и Вильно, взаимная неприязнь и недоверие, отказ идти на уступки и на компромисс (в первую очередь с литовской стороны) – все это привело к закономерному результату. В конце лета 1561 г. полномасштабная война между русскими и литовцами, пусть и в Ливонии, началась. В Вильно отчетливо поняли это, и 20 сентября 1561 г. полоцкому воеводе Станиславу Довойне, его коллеге в Витебске и пограничным державцам была отправлена королевская грамота. В ней адресаты извещались о том, что, поскольку перемирие с Москвой вот-вот закончится, а тут еще случился казус с Тарвастом, почему им надлежит повысить бдительность, обратить особое внимание на разведку и добычу сведений о намерениях неприятеля и готовиться к тому, чтобы при первых вестях о начале войны сесть в осаду116.
Спустя три недели, 9 октября 1561 г. Сигизмунд направил письмо ротмистрам наемных рот, стоявших в ливонских замках, с требованием не распускать свои части и остаться на службе еще на полгода, обещая заплатить жалованье на этот срок несколько позже. 14 октября он отправил ротмистрам еще одно письмо с теми же требованиями117. 16 октября были разосланы «листы» до татарских хоружих, коим предписывалось со своими хоругвями явиться в Вильно 28 октября и, получив жалованье, выступить на службу в Ливонию. Наконец, 8 декабря 1561 г. решено было отправить в Ливонию для ее защиты добровольцев, а те, кто не хочет выступать в поход, пускай платят «с кожъдого коня, колько их повинен ставити ку войне, по две копы грошей дал, ажъбы за тые пенези служебъные принят и до тое земли отправълени без мешъканя»118. Великое княжество Литовское начало готовиться к неизбежной теперь уже войне119.
К сожалению, сохранившиеся русские источники не говорят ничего о том, что делали в Москве в преддверии войны. А в том, что такая подготовка велась, – в этом нет никакого сомнения. Ни сам Иван, ни Боярская дума не сомневались в том, что воевать придется, и пауза, которую взяла Москва в дипломатических сношениях с Вильно после отъезда посольства Яна Шимковича со товарищи, говорит сама за себя. И когда осенью 1561 г. в Москву прибыл великокняжеский писарь М. Гарабурда с грамотой, в которой Сигизмунд сообщал об отправке в Москву великих послов, и с предложением, пока будут идти переговоры, вывести взаимно из Ливонии и распустить войска, его ждал холодный прием. Посланца выслушали, наказали передать Сигизмунду, чтобы он поскорее слал свое посольство, накормили и, не допустив пред светлые царские очи, отправили восвояси120.
Разрядные книги молчат о каких-либо крупных передвижениях войск на границе с Литвой осенью – в начале зимы 1561 г., но в том, что они были, нет сомнений. Весной 1562 г. в Смоленске была собрана крупная группировка войск, значит, соответствующая подготовка началась еще осенью 1561 г. Зимой началось и выдвижение ратных людей к местам сбора, которое должно было завершиться до наступления весенней распутицы. Тогда же в Разрядном приказе на основании царского наказа и боярского приговора был разработан план будущей кампании, составлены как росписи ратей с перечислением их состава, воевод и ратных людей, так и наказы полковым воеводам, которые предстояло вести государевы полки против Литвы, не говоря уже о прочих мероприятиях.
Эти военные приготовления отмрачило неприятное событие. В самом конце 1561 г. князь И.Д. Бельский, знатнейший аристократ-Гедиминович, второй после самого Ивана Грозного «столп царства», завязал контакты с Сигизмундом и получил от него «опасную» грамоту. С нею князь собрался было бежать в Литву вместе с двумя детьми боярскими, Богданом Губиным, Иваном Измайловым, стрелецким головой Дмитрием Елсуфьевым. Однако план побега не удался, и выбравший свободу вместо тирании121 князь был арестован и посажен под стражу, а его сообщники подверглись битью кнутом на торгу и ссылке (дети боярские) и урезанию языка (стрелецкий голова)122. И князь Бельский был, похоже, не одинок в этом намерении. Еще летом 1561 г. родственник царя, князь В.М. Глинский, дал царю «запись», обязуясь не отъезжать ни к Сигизмунду, ни к которому другому государю в Литве, Польше или ином каком государстве и непременно сообщать обо всех попытках иностранных государей вступить с ним в переписку123. Что это было? У историков нет единого мнения по этому поводу. Осмелимся предположить по аналогии с подобного рода побегами в Литву после смерти Василия III, что эти попытки были связаны, скорее всего, с борьбой за власть и влияние при дворе, чем обусловлены разногласиями по внешнеполитическим вопросам и нежеланием того же Бельского или Глинского поддержать курс на войну с Литвой.
Так или иначе, 1561 г., последний предвоенный год, подходил к концу. И к началу нового, 1562 г. никто ни в Москве, ни в Вильно не сомневался в том, что война неизбежна.
Глава II
Первые залпы войны: кампания 1562 г
1. Последние дипломатические попытки остановить войну
В конце 1561 г. в Москве и в Вильно исходили из того, что с истечением в Благовещеньев день 25 марта 1562 г. срока перемирия начнутся полномасштабные боевые действия. Торопясь довести до конца дело с инкорпорацией Ливонии до начала войны, Сигизмунд усилил нажим на ливонских ландсгерров. Угрожая тем, что, если договор не будет подписан, он откажется принимать участие в судьбе Ливонии, король добился своего. 28 ноября 1561 г. в Вильно были подписаны так называемые Pacta Subjectionis. Согласно ним, орденские земли на левобережье Западной Двины образовывали Курляндское и Семигальское герцогство, во главе которого стал новоиспеченный герцог и бывший магистр Г. фон Кеттлер, признавший себя вассалом Сигизмунда. На контролируемых размещенными в орденских и архиепископских замках литовскими гарнизонами землях на правобережье Двины позднее будет образовано Задвинское герцогство, которым от имени Сигизмунда управлял все тот же Кеттлер. Свою долю получили рижский архиепископ Вильгельм и его заместитель-коадъютор Кристоф Мекленбургский, виновники «Войны коадъюторов». Рига же не признала власть Сигизмунда, хотя он и был готов на серьезные уступки рижанам, но на это в Вильно пока решили закрыть глаза. 5 марта 1562 г. король принял вассальную присягу Кеттлера и Вильгельма. «Старая Ливония» ушла в прошлое.
В Москве тем временем не теряли времени даром. Вряд ли там не было известно о той бурной деятельности, которую развернули в Ливонии Сигизмунд, Радзивилл Черный и литовские дипломаты в конце 1561 – начале 1562 г. Однако Иван Грозный и его бояре не стали обращать внимания на нее. В Москве считали, что в переговорах с Литвой доброе слово, подкрепленное военными успехами, значит больше, чем просто доброе слово. Так что пускай «брат» Жигимонт берет города «искрадом», мы же возьмем то, что принадлежит нам по праву, мечом, а там посмотрим, чья возьмет, – примерно так, надо полагать, думали в Москве, когда из Вильно в русскую столицу в марте (sic!) 1562 г. прибыл королевский посланник пан Баркулаб Корсак.
Он доставил Ивану Грозному очередную грамоту от его «брата». По традиции, перечислив «обиды», которые нанес ему царь, король снова заявил, что его действия в Ливонии носят законный характер и не нарушают перемирия, а вот с его, Ивана, стороны нарушения есть. Мало того что его войска продолжают разорять его Ливонию (откуда, по мнению короля, Ивану было бы неплохо в знак доброй воли вывести свои войска), так еще и «тых часов писал до нас староста наш Мстиславский што воевода твой, з города Смоленска увославши у волости наши Мстиславские, войною шкоды починил и невинных людей помордовал». «Обачъже то, брат наш, год-ноль то чинити через присягу и перемирие?» – вопрошал король124.
16 марта 1562 г. Корсак добился встречи с дьяком Посольского приказа И. Висковатым и на этой встрече передал ему слова королевского маршалка О. Воловича. Волович предлагал дьяку повлиять на Ивана Грозного с тем, чтобы тот «напомянул» своему государю о желательности отправки к Сигизмунду «великих послов» или, на худой случай, посланника «о мире». Если же Иван не хочет отправлять послов или гонца, то пускай он отправит поскорее обратно Корсака, который на обратном бы пути «свел» королевскую рать, а московский государь остановил свои полки. А завершил свою речь Корсак предложением продлить перемирие до июля или до августа125.