Страница 4 из 30
Кальвинизм прижился в Германии, Польше, Богемии (Чехии), Австрии, Венгрии, Франции, однако не обладал необходимой силой для того, чтобы сохранить завоеванное. Будучи новой религией, он не мог подрубить глубокие корни традиции, как это удавалось учению иезуитов. Более того, иезуиты являли собой отборное войско, избранное для своего призвания. Кальвинисты же по мере распространения их религии превратились в неоднородную массу разрозненных общин без центрального управления. К тому же, хотя это была самая активная и деятельная среди новых ересей, они не могли взять на себя роль защитников и проповедников протестантской веры, как это сделали иезуиты для римской церкви. Они образовали воинствующее левое крыло протестантства, как иезуиты образовали воинствующее правое крыло католичества, но с той лишь разницей, что иезуиты отстаивали более-менее общее дело, а кальвинисты ненавидели собратьев-протестантов, особенно лютеран, едва ли не больше, чем самих папистов.
Единственной серьезной оппозицией, с которой столкнулись иезуиты в своей собственной церкви, было сопротивление капуцинов, но и оно имело форму соперничества, а не открытой вражды. Орден капуцинов – реформированная ветвь францисканцев – был основан за несколько лет до Общества Иисуса, но не сумел оставить такого же четкого следа в истории Контрреформации. Однако в первые годы XVII века они не сильно отставали от иезуитов в своем миссионерском пыле и намного опережали их в понимании политических интриг. Они специализировались на дипломатии и представляли собой неофициальных посредников между ведущими католическими монархиями, и в этой роли иезуиты, которые с самого начала больше занимались распространением веры и образованием молодежи, не пытались их заменить. Если бы два ордена действовали сообща, они обладали бы всеми необходимыми ресурсами для объединения католического христианского мира против еретиков. Однако с годами их соперничество переросло во вражду и лишь усилило, а не устранило отчужденность между католическими правительствами Европы. Примечательно, что иезуиты пользовались наибольшим влиянием в Испании и Австрии, а капуцины – во Франции.
Таким образом, в католической церкви возник разлом, не столь очевидный, но фактически столь же серьезный, как и между двумя главными протестантскими церквями. Если бы дело дошло до конфликта между Римом и еретиками, с обеих сторон неизбежно возникли бы разнонаправленные интересы, которые в существенной степени изменили бы равновесие сил.
Между тем ненависть между противостоящими конфессиями становилась все озлобленнее. Те, кто имел сомнительную привилегию исповедовать не ту религию, которой придерживались в стране их проживания, подвергались постоянной опасности. В некоторых частях Польши протестантские пасторы рисковали самой своей жизнью; в Чехии, Австрии, Баварии католические священники взяли в руки оружие. Путешественникам всегда угрожала опасность; в кантоне Люцерн и в Шварцвальде схватили и сожгли купцов-протестантов.
В первые годы Реформации слабость католических правителей вынудила многих из них пойти на уступки своим протестантским подданным, так что, во всяком случае официально, в католических странах было больше протестантских конгрегаций, чем католических – в протестантских. За исключением Италии и Испании почти все католические государства были вынуждены терпеть у себя ту или иную протестантскую общину. Этот факт, безусловно, усиливал ощущение несправедливости и опасности у католиков, а при малейшем нарушении протестантских привилегий официально протестантские правительства вскипали от негодования.
Постоянно сохранялась возможность столкновения. На первый взгляд, католицизм как старшая и более сплоченная вера должен был победить в этом конфликте. Едва минуло сто лет после Реформации, и католическая церковь еще лелеяла отнюдь не иллюзорную надежду на воссоединение христианского мира. Попытка не удалась. Невозможно объяснить эту неудачу какой-то единственной причиной, но все же одна из них выделяется меж всеми остальными. Судьба церкви роковым образом переплелась с судьбой австрийской династии, и территориальная зависть, которую вызывала эта династия, отразилась на католической церкви, посеяв раздор среди тех, кто должен был ее защищать.
4
В 1618 году дом Габсбургов владел величайшей державой в Европе. Их гордый девиз гласил: «Austriae est imperatura orbi universo»[4], и это хвастливое заявление не было беспочвенным в тех узких пределах мира, в каких его понимал средний европеец. Габсбургам принадлежали Австрия и Тироль, Штирия, Каринтия, Крайна, часть Венгрии, которая не находилась под властью турок, Силезия, Моравия, Лаузиц (Лужицы) и Богемия (Чехия); дальше на запад – Бургундия, Нидерланды и часть Эльзаса; в Италии – герцогство Миланское, владения Финале и Пьомбино, королевство Неаполь, которое занимало всю южную половину полуострова, а также Сицилия и Сардиния. Габсбурги были королями в Испании и Португалии и правили в Новом Свете – в Чили, Перу, Бразилии и Мексике. Они похвалялись, что великими их сделала политика браков, а не завоеваний, но, когда им не удавалось найти подходящей наследницы, они укрепляли прочность династии, заключая браки между собой; случалось так, что один правитель приходился другому одновременно зятем, шурином и кузеном, трижды связанным с ним узами любви и долга[5].
Один вид того, что такое могущество сосредоточено в одних руках, мог вызвать зависть у соседних государей, но за полвека до 1618 года династия дала своим соперникам настоящий повод для вражды, отождествив свою политику с двумя идеями. Ее правители бескомпромиссно выступали за абсолютизм и католическую церковь и так неумолимо проводили эти убеждения в жизнь, что внешний мир уже не видел различий между разными Габсбургами и их действиями.
Главой династии был король Испании, представитель старшей линии; поэтому политика Габсбургов отождествлялась с воинствующим правым крылом католицизма – крылом святого Игнатия и иезуитов. Кроме того, подчинение частных интересов интересам испанского короля ярко высветило одну из древнейших распрей Европы. Соперничество между правителями Франции и Испании продолжалось уже три века; теперь же, когда испанский король встал во главе династии, владевшей большей частью Италии, Верхним Рейном и Нидерландами, все сухопутные границы Франции оказались под угрозой. Всю последнюю четверть XVI века испанский король подливал масла в огонь, постоянно вмешиваясь во внутреннюю политику своих соседей, чтобы заполучить в свои руки и саму их корону. Он потерпел неудачу, и победителем из конфликта вышел основатель новой французской династии Бурбонов Генрих Наваррский, ставший французским королем Генрихом IV. Его убийство в 1610 году, в то время, когда он был готов продолжить соперничество, оставило его страну в руках регента, слишком слабого, чтобы воплотить его планы. С Испанией был заключен мир, и мальчик-король Людовик XIII женился на испанской принцессе. Временная и обманчивая дружба замаскировала, но не изменила подспудную вражду Бурбонов и Габсбургов. Она оставалась важнейшим фактором влияния на политическую ситуацию в Европе.
Самой же острой проблемой было восстание голландцев. Так называемая Республика Соединенных провинций – протестантские Северные Нидерланды – успешно взбунтовалась против испанского короля Филиппа II; после сорока лет борьбы, в 1609 году, они подписали перемирие с его преемником Филиппом III, по которому получили независимость и неприкосновенность на двенадцать лет. Однако Соединенные провинции представляли слишком большую ценность, чтобы от них можно было так легко отказаться, и испанское правительство согласилось на долгое перемирие не ради заключения мира, а чтобы подготовиться к окончательному усмирению повстанцев. Прекращение перемирия в 1621 году создавало прямую угрозу общеевропейского кризиса – давая протестантским правителям повод выступить в защиту свободной республики от уничтожения, а династии Габсбургов и католической церкви – шанс для триумфального наступления.
4
Австрии суждено править миром (лат.).
5
Как, например, король Испании Филипп IV по отношению к императору Фердинанду III и курфюрст Баварии Максимилиан по отношению к императору Фердинанду II. (Примеч. авт.)