Страница 14 из 27
По его мнению, государство есть объективирование человека. Подобно идее о том, что не религия создает человека, а он – ее, так и государственный строй строится им, а не наоборот. Демократия как раз и воплощает этот принцип. По этому поводу Маркс пишет: «В демократии же сам государственный строй выступает как одно из определений, и именно – как самоопределение народа. В монархии мы имеем народ государственного строя, в демократии – государственный строй народа. Демократия есть разрешенная загадка всех форм государственного строя. Здесь государственный строй не только в себе, по существу своему, но и по своему существованию, по своей действительности все снова и снова приводится к своему действительному основанию, к действительному человеку, к действительному народу и утверждается как его собственное дело. Государственный строй выступает здесь как то, что он есть, – как свободный продукт человека». «В демократии не человек существует для закона, а закон существует для человека; законом является здесь человеческое бытие, между тем как в других формах государственного строя человек есть определяемое законом бытие» (1955. Т. 1. С. 252).
Поэтому Маркс восхваляет демократию, называя ее «родовым понятием» государственного строя, а другие формы государственного устройства – «видами», тем самым используя ее как критерий для их оценки. Маркс сравнил эту взаимосвязь с положением христианства по отношению к другим религиям. Так, в его основе лежит обожествленный человек, и потому оно является субстанцией всех остальных религий. Также и демократия есть объективирование человека, и поэтому она становится родом для всех видов государственного устройства. Однако в некоторых из них, например, в монархии, народ, создавший государство, напротив подчиняется политическому строю и законодательству, что, в свою очередь, является «завершенным отчуждением».
Разведение политического государства и гражданского общества, государственного устройства и человеческой сущности непременно должно быть устранено. Историческая задача состоит в способствовании тому, чтобы политическое государство вернулось из потустороннего мира в действительный, в возрождении былого единства, являющегося демократией, то есть буржуазной демократией. Она не только не устраняет отчуждение, но, наоборот, углубляет его. По замыслу Маркса демократия есть восстановление подлинного единства всеобщности (политического государства) и особенности (гражданского общества), восстановление единства государства с человеком, снятие противопоставления государства, закона и человека – демократия есть «самоопределение народа и определенное его содержание». Она устраняет раздвоение человеческой сущности и заставляет человека стать по-настоящему «социализированным человеком». Очевидно, что эта гипотеза Маркса содержала в себе туманное и утопичное представление об обществе будущего.
Каким образом можно устранить раздвоение человеческой сущности? Как снять отчуждение политического государства и гражданского общества? В чьих силах взять на себя ответственность за эту важнейшую историческую задачу? Маркс развил эту мысль после завершения своей работы «К критике гегелевской философии права».
Глава третья
О пути освобождения пролетариата. Теория отчуждения в сочетании с доктриной социальной революции
Важную роль в формировании материалистического понимания истории у Маркса играют исследования, которые он проводил в 1843 г. в Кройцнахе. Их результаты не только вошли в труд «К критике гегелевской философии права», где с их помощью он на первоначальном этапе разрешил вопрос об отношениях гражданского общества и государства, но и нашли применение в работе «К критике гегелевской философии права. Введение» и статье «К еврейскому вопросу». Изучив историю французской буржуазной революции и Декларации прав человека и гражданина, Маркс обнаружил, что политическое освобождение буржуазии носит ограниченный характер, и поставил вопрос об эмансипации всего человечества. Таким образом, материалистический взгляд на историю формировался у него не изолированно: его становление было тесно связано с поисками способов полного освобождения пролетариата и исследованием исторической миссии рабочего класса.
В это время Маркс еще не пришел к материалистическим историческим воззрениям и излагал свою теорию социальной революции с точки зрения отчуждения. Восприятие человека как наивысшей для людей сущности, понимание человеческой эмансипации как возврата человеческого мира самим людям – все это, несомненно, несет в себе отпечаток фейербаховского гуманизма. Однако следует заметить, что в таких привычных терминах, как «род», «родовая сущность», «единство индивида и рода», Маркс не только излагает проблемы, связанные с освобождением человечества и исторической миссией пролетариата, но и использует их, когда исследует светскую основу религии, открывает функции частной собственности и денег, постулирует уничтожение объективных отношений, порабощающих человека. Другими словами, он делает еще один шаг в направлении материалистического взгляда на историю.
Человек – политическое животное и член гражданского общества
Трудясь, человек творит себя, отделяет себя от животных, делает гигантский скачок в материальном развитии. Следующий прорыв происходит, когда он, ликвидировав частную собственность и преобразовав старые производственные отношения, переходит к сознательному регулированию производства, избавляется от анархии и борьбы за существование, из животной среды существования попадает в истинно человеческую. Мысль, которую Маркс неоднократно излагает в своем позднем творчестве, в его ранних сочинениях присутствует еще в зачаточной форме и носит гуманистический оттенок.
В труде «К критике гегелевской философии права» Маркс рассматривает историю Средних веков через призму отчуждения. По его мнению, феодальная иерархия заставляет человека отказываться от его универсальной сущности и превращает его в животное, напрямую попадающее под гнет собственных установок.
Именно поэтому Маркс называет Средневековье «животным периодом в истории человечества, человеческой зоологией». Соотнеся это с абсолютистской Германией того времени, он приходит к выводу, что его родина – это филистерский мир, мир политических животных. В условиях абсолютной монархии повелеваемый народ – не люди, а все равно что кони, которых разводят на ферме: они полностью принадлежат хозяевам. Те, в свою очередь, тоже не являются людьми, они такие же животные, филистеры, которые имеют своим единственным чаянием выживание и размножение.
Естественно, что при таком режиме не существует истинно человеческих отношений между людьми, они предстают в форме животных взаимосвязей, поддерживающихся за счет звериной природы и несовместимых с человеческими качествами. Поэтому Маркс и замечает, что «единственный принцип деспотизма это – презрение к человеку, обесчеловеченный человек» и «где монархический принцип не вызывает никаких сомнений, там и вовсе нет человека» (1955. Т. 1. С. 374). Здесь имеет место скорее не научное обоснование истинной сущности абсолютного режима, а морализаторские упреки, которые философ от имени всех людей бросает в адрес абсолютизма.
Он остро критикует современных буржуазных либералов, которые, с одной стороны, провозглашали, что человек должен стать человеком, а с другой – сохраняли абсолютизм и стремились привить достижения Великой французской революции на немецкой почве. Однако это было невозможно. Новый прусский император того времени, в отличие от своего отца, Фридриха Вильгельма III, под внешней либеральностью скрывал самодержавную сущность. После же того, как он прибегнул к некоторым принудительным мерам, его «пышный плащ либерализма упал с плеч, и отвратительнейший деспотизм предстал во всей своей наготе перед лицом всего мира» (1955. Т. 1. С. 371). Таким образом, для перехода от реальности политических животных к демократическому миру людей необходимо разрушить старую мировую основу.