Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 24

Вот каким образом можно было не наладить учебу танкистов, обладая уже тогда запредельным, самым большим в мире количеством танков?! Оно осталось бы таковым, даже если половину наличного танкового парка перевести в учебные и до умопомрачения отрабатывать на них любые маневры.

«Но еще большие потери в реальном бою с немцами понесла бы пехота Якира и Уборевича. Во-первых она «всюду» шла в атаку на пулеметы «противника» не редкими цепями, а густыми «толпами из отделений». «При таких построениях атака была бы сорвана в действительности, захлебнулась в крови», – констатировал А.И. Седякин, сам участвовавший в подобных атаках в 1916-м и пять раз повисавший тогда на немецкой проволоке. Причина: «бойцы одиночные, отделения и взводы недоучены». В наступлении бойцы инстинктивно жались друг к другу, а слабо подготовленные командиры отделений и взводов не умели восстановить уставной боевой порядок…

Таким «толпам» не помогли бы и танки непосредственной поддержки пехоты, тем более что в КВО (даже в его лучших 24-й и 44-й стрелковых дивизиях) ни пехотинцы, ни танкисты взаимодействовать друг с другом не умели. Не спасла бы и артиллерийская поддержка атаки, тем более что в КВО «вопрос взаимодействия артиллерии с пехотой и танками» еще к лету 1937 года являлся «самым слабым», а в БВО артиллерийскую поддержку атаки часто вообще игнорировали…

Что касается пехоты Уборевича, то она вообще не умела вести наступательный ближний бой. На маневрах 1936 года ее «наступление» заключалось в равномерном движении вперед. Отсутствовало «взаимодействие огня и движения», то есть, отделения, взводы и роты шли в атаку, игнорируя огонь обороны, они не подготавливали свою атаку пулеметным огнем, не практиковали залегание и перебежки, самоокапывание, не метали гранат. «Конкретные приемы действий, – заключал А.И. Седякин, – автоматизм во взаимодействии… не освоены еще». Слабо обученной тактике ближнего боя оказалась и пехота КВО…

Впрочем, эффективно подготовить свою атаку огнем пехота БВО и КВО все равно не смогла бы: как и вся Красная Армия накануне 1937 года, бойцы плохо стреляли из ручного пулемета ДП – основного автоматического оружия мелких подразделений…»

То есть бойцы не умели окапываться, метать гранаты, стрелять из пулемета, двигаться перебежками (по-видимому, и ползти тоже). Интересно, а стрелять из винтовки они умели? И чем занимались командиры взводов и отделений в часы, выделенные на учебу личного состава?

«Но, даже прорвав оборону вермахта, пехота Якира и Уборевича оказалась бы беспомощной против германских контратак. В БВО прекрасно знали, что отличительной особенностью ведения боевых действий немцами было уничтожение прорвавшегося противника фланговыми контрударами мощных резервов. И тем не менее наступавшая пехота Уборевича совершенно не заботилась об охранении своих флангов – «даже путем наблюдения!» Этим же грешила и пехота КВО на Шепетовских маневрах. В БВО знали, что немцы всегда стремятся к внезапности удара; за столь инициативным, активным и хитрым противником нужен был глаз да глаз, но тем не менее пехота Уборевича сплошь и рядом наступала вслепую, совершенно не заботясь об организации разведки. «Не привилась», по оценке А.И. Седякина, разведка и в стрелковых дивизиях Якира – «у всех сверху донизу»!»

И, как резюме:

«Подводя итог работе войск БВО и КВО на Белорусских и Полесских маневрах, А.И. Седякин вскрыл главный, на наш взгляд, порок РККА эпохи Тухачевского, Якира и Уборевича: «Тактическая выучка войск, особенно бойца, отделения, взвода, машины, танкового взвода, роты, не удовлетворяет меня. А ведь они-то и будут драться, брать в бою победу, успех за рога»… Хуже всего было то, что подобная ситуация не обнаруживала никакой тенденции к улучшению».

А зачем ее надо улучшать, если по отчетам все обстоит благополучно? Высокое искусство очковтирательства, в отличие от искусства подготовки бойца, в округах освоили в полной мере.

«Вообще бичом РККА накануне 1937 года была низкая требовательность командиров всех степеней и обусловленные ею многочисленные упрощения и условности в боевой подготовке войск. Бойцам позволяли не маскироваться на огневом рубеже, не окапываться при задержке наступления; от пулеметчика не требовали самостоятельно выбирать перед стрельбой позицию для пулемета, связиста не тренировали в беге и переползании с телефонным аппаратом и катушкой кабеля за спиной и т. д. и т. п. Приказы по частям и соединениям округов Якира и Уборевича пестрят фактами упрощения правил курса стрельб – тут и демаскирование окопов «противника» белым песком, и демонстрация движущейся мишени в течение не 5, а 10 секунд и многое другое.





45-й мехкорпус, так восхитивший иностранных наблюдателей на Киевских маневрах 1935 года, обучался вождению «на плацу танкодрома на ровной местности» и, как выяснилось уже в июле 1937 года, даже небольшие препятствия брал «с большим трудом». Тогда же сменивший Якира командарм 2-го ранга И.Ф. Федько обнаружил, что на дивизионных учениях «все необходимые артиллерийские данные для поддержки пехоты и танков оказываются очковтирательными, показаны лишь на бумаге и не соответствуют реальной обстановке, поставленным задачам и местности».

«Стратеги», блин… Стратегия – это прокладка маршрута, чтобы добраться до места удобно и с наименьшими затратами. Но если машина ржавая, шины спущены, бак течет, а руль ходит сам по себе, без взаимодействия с колесами, то маршруты останутся на бумаге, а машина доедет разве что до ближайшей свалки, где благополучно и станет на прикол на вечные времена. Чтобы реализовались бессмертные слова плана про «колонне», необходим ежедневный тяжелый труд по содержанию армейской машины в должном порядке, которым «великие» заниматься или не умели, или не хотели (нужное подчеркнуть).

И, наконец, венчает картину знаменитый коллективный портрет комсостава 110-го стрелкового полка БВО, сделанный комдивом К.П. Подласом в октябре 1936 года. Комкор Подлас – тот еще раздолбай, мы с ним еще встретимся – но даже его царапнуло: «Младшие держатся со старшими фамильярно, распущенно, отставляет ногу, сидя принимает распоряжение, пререкания… Много рваного обмундирования, грязное, небритые, рваные сапоги и т. д.»

Так выглядела армия, курируемая «великим стратегом» и его товарищами, которая, по мнению «демократических» историков, непременно отбросила бы немца от наших границ. Интересно, чему здесь мог позавидовать Сталин?

Наследство «великих стратегов»

У каждой аварии есть имя, фамилия и должность.

Все вышесказанное тем более удивительно, что еще за пятнадцать лет до того РККА была армией, прошедшей войну, причем войну долгую и трудную. Большинство если не младших, то средних командиров имели боевой опыт, отлично знали, как следует содержать вверенные им войска, и не обольщались по поводу планов «вероятных противников». И вот вопрос: как надо было управлять армией в такой обстановке, чтобы получилось то, что получилось? Как вообще можно было в армии, имевшей костяк из боевых офицеров и ввиду угрозы войны, добиться столь сногсшибательных результатов?

Документы 1938–1939 годов кладут новые мазки на сие батальное полотно. «Великие» уже переарестованы и большей частью расстреляны, но армия еще не приведена в чувство (окончательно это сделают лишь немцы) – это та армия, которую оставила после себя репрессированная военная верхушка. Читаешь их, и спустя десятилетия становится холодно, поскольку совершенно непонятно, как такое вообще может хоть как-то воевать.

Вот приказ «О боевой и политической подготовке войск на 1939 год». Составлен он совершенно в духе Дейла Карнеги, который советовал сперва хоть за что-нибудь похвалить и лишь потом начинать ругать. Ну, и хвалят – за то, что «показали прекрасные образцы работы», за «работу над выполнением задач», за «умение побеждать врага» в боях у озера Хасан (мы еще обратимся к этой победе). Хвалят за «перелом в боевой подготовке». А вот это действительно великолепно: «Достигнуты первые успехи в подготовке бойца по применению ручной гранаты, штыка и лопаты». Значит ли это, что пехота при «великих» не умела бросать гранаты, колоть штыком и даже окапываться?