Страница 22 из 40
Однако Троцкий не был бы самим собой, если, уходя, ушел бы не оставшись. Именно поэтому он начал куда более важную, с дальним прицелом интригу, в результате которой весьма успешно, но вторично и фактически намертво «повязал» Тухачевского неизбежной в случае чего совместной ответственностью. Речь вот о чем.
С момента окончания Гражданской войны, к концу 1923 г., Тухачевский временно вышел из-под контроля Троцкого, которому был обязан буквально всем. Разработанный Троцким план военного переворота в целях перехвата власти у предсмертного ложа «вождя» сорвался в конце 1923 г. в основном из-за Тухачевского. И произошло это отнюдь не потому, что Тухачевский столь уж сильно обожал советскую власть или тех же большевиков в противовес, например, тем же «интернационалистам-коммунистам». Как раз нет, ибо еще тогда, в начале 1920-х гг., многие уже отмечали его поразительную готовность при малейшем удобном случае всадить топор в спину той власти, которая сделала его видным военным деятелем.
Срыв произошел в силу весьма банальной причины – склонности Тухачевского к бонапартизму. Он уже тогда метил себя в «Красные Бонапарты», сколачивая, по сути дела, целую когорту своих единомышленников из числа военных, готовых пойти за ним. И как тут не поверить Л.З. Мехлису?!
И сколь бы парадоксальным то ни показалось, но первым его политические позиции и настроения как бонапартистские квалифицировал именно Троцкий. Еще в 1921 г., когда нахватавшийся верхушек марксизма и в угоду царившей тогда моде на «полевую революцию» Тухачевский «изобрел» печально знаменитую «классовую стратегию», опытнейшие царские генштабисты пришли в ужас от таких «стратегических» фортелей крайне амбициозного командующего фронтом. Однако более проницательный Троцкий уже тогда вдребезги разнес концепцию Тухачевского. Это было, конечно же, комично, поскольку сам Троцкий в принципе-то занимал такую же позицию – одни его призывы к «революционной войне» с Францией в период рурского кризиса 1923 г. чего стоят.
Но вдвойне комично стало тогда, когда из этой брехологии Тухачевского Троцкий сделал вывод о том, что «бонапартизм вырос из революционной войны»! Знал «бес», что говорил. Ведь суть подоплеки такого его вывода в том и заключалась, что он сам явно и откровенно метил в «Красные Бонапарты», а тут какой-то «салага» от марксизма вознамерился его обскакать. Два медведя, как известно, в одной берлоге не уживаются. Точно так же и обоим, втуне уже явно примерявшим на себя роль «Красного Бонапарта». К тому же явно мечтавшим о захвате власти в стране. Им не могло не стать тесно на ниве «революционной войны», «полевой революции» и «классовой стратегии», ибо схема марксистской методики прихода к власти была и есть шаблонная – война, затем, на фоне военного поражения, революция. Следовательно, оба крайне амбициозных деятеля уже не могли не схлестнуться.
Троцкий стал косо поглядывать на Тухачевского, чему в немалой степени способствовала доходившая до него всевозможная информация о какой-то заговорщической возне Тухачевского и его окружения в рамках структуры командования Западного фронта. Очевидно, в том числе и поэтому тоже, весь 1923 г. под разными предлогами он пытался оторвать его от командования войсками Западного фронта, выпроваживая его, в частности, в Германию – то на секретные переговоры с рейхсвером, то для подготовки так называемого «Германского Октября», то вызывая обратно в Москву, и т. д. Тухачевский же, почуяв грядущее ослабление Троцкого – весь 1923 г. шел процесс последовательного и успешного разгрома «беса» по партийно-государственной линии, – не нашел ничего умней, как занять юдофобствующую позицию, что на фоне махровым цветом расцветшей в стране и в армии юдофобии вообще выдавалось чуть ли не за удальство. Ну, а ради модного тогда партийного «политеса» все это прикрывалось некими антитроцкистскими настроениями самого Тухачевского и его окружения.
Трудно сказать, понимал ли Тухачевский как командующий Западным фронтом, что планируемая Троцким как основной шаг к военному перевороту военная катастрофа при имитации операции вторжения на Запад («в помощь германскому пролетариату») обрушится в первую очередь именно на подчиненные ему войска?! Тем не менее факт остается фактом: в 1923 г. Тухачевский отказался поддержать Л. Троцкого и взять на себя роль его «шпаги», реализующей «дворцовый переворот». Неблагодарности Троцкий не простил. Поняв, что его замысел с переворотом провалился, он нанес ответный удар. 1 ноября 1923 г. Троцкий представил в Политбюро новую «Схему командующих фронтами, начальников штабов и командармов». В соответствии с ней Тухачевский фактически лишился своего поста командующего фронтом, причем в период отсутствия в стране – осенью 1923 г. он в очередной раз был направлен в Германию в качестве «офицера связи между Красной Армией и «черным рейхсвером».
Узнав об этих изменениях своего статуса, Тухачевский прервал свою «миссию» в Берлине и срочно возвратился в Смоленск, где дислоцировалось командование Западного фронта. Однако было уже поздно. Механизм его смещения с этого поста уже набрал обороты, и 1 апреля 1924 г. Тухачевский был назначен на должность помощника начальника Штаба РККА, причем предварительно, в форме чрезвычайной меры, он попросту был отстранен от должности комфронта и лишь через неделю после этого был назначен на новый пост. После этого, формально оставаясь в верхнем эшелоне военной элиты, Тухачевский тем не менее явно терял свое былое реальное влияние на военно-политическую ситуацию в стране. Соответственно такие же последствия претерпевала и гуртовавшаяся вокруг него часть военной элиты.
Троцкий весьма последовательно проучивал «кандидата в Бонапарты». Так продолжалось до июля 1924 г., когда Троцкий уже явно почувствовал скорый конец своей не только военной, но и даже политической карьеры. Тем более что едва только был сооружен временный (деревянный) Мавзолей и забальзамированное тело Ленина туда внесли, как Сталин окончательно отринул всякую болтологию о «мировой революции» и четко обозначил курс на «строительство социализма в отдельно взятой стране». Понимая, что уход с поста председателя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам неминуем в самом ближайшем будущем и уяснив все это, Троцкий начал новый тур политического заигрывания с Тухачевским, решившись на использование принципа «уходя – остаться».
Надо отдать должное Троцкому – он превосходно использовал известный ему компромат на Тухачевского. Прежде всего, то, как он бежал из лагеря военнопленных в Ингольштадте, – в этом вопросе его явно «просветили» тевтоны, с которыми Троцкий поддерживал отношения с 1921 г., когда начались первые контакты между рейхсвером Веймарской Германии и РККА.
Обычно этот побег рассматривают как доказательство того, что он нарушил честное слово офицера, на основании чего немцы выпускали пленных погулять. Однако это сущая мелочь по сравнению с главным. Ведь он-то бежал через Швейцарию, где пробыл практически месяц, – 18 сентября оказался на ее территории, но только 12 октября 1917 г. предстал перед военным агентом России в Париже А.А. Игнатьевым! Между тем из Швейцарии попасть во Францию куда легче, чем добраться до некоторых «медвежьих углов» Московской области.
Как правило, Тухачевский помалкивал о том, что он делал в Швейцарии почти целый месяц. Более того, молчал он и о том, почему не явился к военному агенту в Швейцарии Генерального штаба генерал-майору Сергею Александровичу Голованю, что было бы проще и естественнее. И, само собой разумеется, Головань преспокойно выполнил бы свою прямую обязанность и отправил бы Тухачевского на Родину. Вместо этого он почти целый месяц болтался в Швейцарии, но к Голованю не пришел, явился к Игнатьеву. Почему?! Ответ весьма прост. Германская разведка прекрасно знала, что Головань отличался весьма строгим подходом к подобным проблемам и на слово никому не верил. Напротив, он проверил бы все самым тщательным образом, тем более что под его началом находилась хотя и малочисленная, но очень эффективно работавшая агентурная сеть, наблюдавшая за всеми нелегальными связями немцев с Россией, в том числе и за эмигрантской общиной русских в Швейцарии. Агентура Голованя доставляла немало беспокойства немецкой разведке, так как он работал и на германской территории, в том числе среди русских военнопленных.