Выжить любой ценой

Потому что сейчас моя жизнь сосредоточена на мне самой. Скоро у меня не будет другого выбора, кроме как забыть все свои идеи и причуды и принять то, что уготовано мне Богом.

У меня скоро экзамены на аттестат зрелости, после чего я навсегда расстанусь со школой. Первый экзамен уже на следующей неделе, это будет физика. А последний, английский язык, семнадцатого июня. Вряд ли я буду скучать по школе, и тому есть несколько причин. Здесь все считают меня странной и смеются над моими убеждениями. Я вижу, как учителя стараются удержаться от улыбки, когда мы с Филиппом и Мартой пытаемся изложить или объяснить свои принципы. Это чудовищно непрофессионально. Смеяться над подростками, исповедующими какой-либо религиозный культ (а мы, кстати, не слишком фанатичны), – самый верный способ привлечь к ним еще больше сторонников.

А вот по учебе я буду скучать. Я намерена получить аттестат с уровнем «А», хотя и молчу об этом. Ведь Господь этого явно не одобрит. Кроме того, если я его не получу, то останусь дома, где все меня понимают. Когда я прихожу домой, где можно отгородиться от мира, то чувствую такое облегчение, словно погружаюсь в теплую ванну. И если вся моя жизнь пройдет на этой безопасной территории, я буду просто счастлива. Я честно стараюсь в это верить. Мне ничего не остается, как смириться со своей участью. Если же ты не смиришься, тебе придется плохо. Виктория осознала это слишком поздно, и то, что с ней случилось, еще раз убеждает меня, что лучше безропотно принять выпавший мне жребий.

На все, что происходит с нами в школе, у Кассандры, моей матери, всегда один ответ: «Господь испытывает нас». Мне это уже изрядно надоело. Я слышу это с раннего детства, как и то, что «Иисус все знает, Кэти. Он видит, как ты страдаешь во славу Божью». Но я порой думаю, а так ли это на самом деле? Однако молчу, потому что здесь не принято сомневаться в том, что говорят взрослые, или обсуждать Христа. Поэтому лучше прикусить язык и не нарываться на неприятности.

Раньше я удивлялась, что Моисей и остальные разрешают нам ходить в школу, но Виктория, которая была тремя годами старше, объяснила: «Мы ходим в школу всего несколько лет, Кэти, а до этого учились дома. Но сейчас муниципалитет держит все под контролем, а наши писают кипятком от злости. Все это их так достало, что они сочли школу меньшим злом».

Я поперхнулась, когда услышала от нее такие вульгарные выражения. У нас в общине подобные словечки не в ходу. Правда в школе я слышала кое-что и похлеще, но там был чуждый нам мир с другими правилами.

Виктория продолжала неприлично выражаться, а потом умерла. После того как она произнесла в общине слово на букву «е», я знала, что она обречена. Ее наказал Бог. Община напечатала в газете некролог. Там не говорилось, что Бог покарал ее за грязные ругательства и плохое поведение. Просто написали, что она ушла к Иисусу, и на этом все.

Мне придется поработать в общине, а через пару лет я выйду замуж за Филиппа, и мы останемся здесь навсегда, трудясь во славу Господа Иисуса.

(Правда, я не совсем уверена, что хочу этого.)

Ночью, лежа на кровати в общежитии для девочек, я ужасаюсь, что такая мысль могла прийти мне в голову. Ведь Бог накажет меня за это. Хотя я никогда не ругалась, как Виктория, и не дружила с плохими ребятами. Раз Бог наказал ее, то и меня может постичь та же участь.

Но я ничего не могу с собой поделать. Мне хочется повидать мир. В конце концов, он ведь тоже Божий. Каждый день я борюсь с желанием попроситься на волю. Это, конечно, глупо, ведь я отлично знаю, каким будет ответ. Я нарушаю Божью волю, и это большой грех. Если бы они знали, о чем я думаю по ночам, накинулись бы на меня, как ястребы.

Я лежу на кровати, глядя на тени от уличного фонаря, играющие на потолке. Другие девочки – Марта, Ева и Даниэла – уже спят. Марта моя ровесница (точнее, она старше на одиннадцать дней), так что мы все время проводим вместе, хотя и недолюбливаем друг друга. Другие две девочки младше, и мы должны за ними присматривать.

Мне хотелось бы вести дневник. Нам это разрешают лишь с условием, что его будут читать родители. Но раз они хотят видеть там только наши деяния во славу Господа и на благо общины, идея дневника теряет всякий смысл. А я хочу писать о своих тайных мыслях, страхах и мечтах о свободе.

С подругой мне стало бы гораздо легче. Виктория была такая забавная, жаль, что ее нет в живых. Она была постарше, но мы привязались друг к другу, и она меня часто смешила.

Теперь у меня есть Марта, толстая скучная девица. И Филипп. Я в него влюблена, мы поженимся, и у нас будут дети. Но ведь это не закадычная подруга (и я не совсем уверена, что люблю его, как положено). В школе есть пара девочек, которые мне нравятся – особенно Сара, но нам запрещают дружить с чужаками. Так что я полностью замкнулась в себе. Иногда мне кажется, что Моисей с большим неудовольствием читает мои мысли. И я смущенно отворачиваюсь под его осуждающим взглядом.

И все же в воздухе витает что-то загадочное, и все мои надежды связаны именно с этим. Родители замолкают, когда им кажется, что мы их слышим. Возможно, к нам приедут новые люди. И они будут какими-то необычными.

Девочки уже спят. Тени на потолке чуть заметно шевелятся – они от веток, качающихся на ветру. Буду просто лежать и смотреть на них, пока не усну.

Глава 5

– Привет!

Двое парней лихо проезжают мимо меня на мотоцикле, а может, на мотороллере. Тот, что сзади, машет мне обеими руками.

– Привет! – отвечаю я, продолжая идти.

Если бы я была мэром этого города, то первым делом выровняла бы тротуары и прикрыла все дыры, которые, как я понимаю, играют роль стоков и канализации. Я непременно туда провалюсь. Такое обязательно случится: одинокая белая женщина бесплатно повеселит публику, провалившись в дыру с дерьмом.

Надо мной пикируют сотни птиц, демонстрируя чудеса воздушной акробатики. Наверное, ловят москитов. Надеюсь, это так: здесь настолько жарко и влажно, что с меня градом льет пот. Рай для москитов. От одной этой мысли у меня все начинает зудеть.

Я продолжаю идти, уставившись в асфальт. Плечи безжалостно оттягивает рюкзак, и я тщетно пытаюсь стать незаметной. В путеводителе Куала-Теренггану именуется «красивым рыбацким городком», но красоты я пока не замечаю. Бетонная автостанция вполне функциональна, но набита народом. Рядом с ней «Макдоналдс» и «Ки-Эф-Си» вполне европейского вида, но предназначены они только для пассажиров автобуса. По мере удаления от этого транспортного узла обстановка становится все более аутентичной.

Похоже, я на верном пути – дорога ведет к морю. На его берегу должен находиться отель «Морской вид», о котором вполне доброжелательно отзывается мой путеводитель. Я собираюсь снять там номер, насладиться морскими видами и наконец перевести дух.

– Привет! – кричит уже другой парень, несущийся на мотороллере с приятелем.

Все местные женщины закутаны с головы до ног. А моя экипировка уже не кажется такой скромной, как дома.

– Привет! – отвечаю я, переживая, что выгляжу ужасно бесстыжей и распутной. Хотя вряд ли они рассматривают меня как сексуальный объект, ведь мне тридцать девять, а им лет семнадцать. Я уж точно старше их матерей.

Навстречу мне идут три девушки-подростка в светлых хиджабах. Я пытаюсь улыбнуться, и одна из них застенчиво улыбается в ответ.

– Привет! – говорит она. – А вы откуда?

– Из Англии.

– О, из Англии, – вступает другая. – Вам нравится Малайзия?

– Да, очень.

– Добро пожаловать!

И они очень мило хихикают.

Вместо отеля «Морской вид» стоит здание, явно не тянущее на отель. Убогое строение из коричневого кирпича с решетками на окнах, рядом с которым сидят несколько мужчин. Я продолжаю идти, но море уже совсем рядом, а вокруг никаких признаков отеля.

Я разворачиваюсь и иду обратно. По-прежнему никакого пристанища. Я вся мокрая, изнываю от жары и мечтаю поскорее избавиться от рюкзака.