Страница 24 из 26
– Плохи дела, Иван Лаврентьевич. Очень плохи. Нельзя исключать того, что в ближайшие дни, возможно часы, в Берлине возникнет крупный военный конфликт.
– Что?! Военный конфликт?! – выдержка изменила Устинову, и леденящий холодок окатил спину.
– Да, – подтвердил Фридерикус и пояснил: – Вчера вечером в наши части поступил приказ скрытно перевести их в повышенную боевую готовность.
– Приказ?!.. Письменный?!
– Пока устный. Его довели только до офицеров. Перевод легендируется как подготовка к учениям.
– Они, что, с ума сошли?! – только и мог произнести Устинов, а дальше в нем заговорили эмоции. – Сумасшедшие?! Воевать в центре Европы. У нас в одной только Германии пятьсот тысяч боевых штыков!
– Их они не остановят. В Белом доме полагают, что после смерти Джо – Сталина пришло время перекроить карту Европы на свой лад.
– А-а, вон оно что! Карту надумали кроить! Пусть только попробуют! Мы еще не забыли, как надо воевать!
– Иван, наших ястребов в Белом доме и в Пентагоне это не остановит. Они… – Фридерикус понизил голос. – Они готовы применить даже атомную бомбу.
– Но… но это же… – Устинов не находил слов.
Гнев душил его. В памяти были еще свежи воспоминания о недавней жестокой войне, унесшей десятки миллионов человеческих жизней. За окном о ней напоминали развалины Берлина. Но для политиков в Вашингтоне это, видимо, ничего не значило. В своей ненависти к СССР они готовы были развязать новую, чудовищную по своим последствиям войну. Подобные замыслы могли показаться горячечным бредом натовских генералов, но объективность Фридерикуса не вызывала сомнений. Предыдущие его сообщения находили подтверждение. Устинов взял себя в руки и уточнил:
– Генри, насколько точна информация о том, что Пентагон готов развязать войну против нас и применить атомное оружие?
– Вот так однозначно я не могу утверждать. Но то, что в Лэнгли давно ходят слухи о неизбежной войне с СССР, так это факт, – подтвердил Фридерикус.
– Слухи – они и есть слухи. А какие есть тому документальные свидетельства?
– Когда я работал в Лэнгли, то уже тогда в Пентагоне существовал план применения атомного оружия против вашей страны. Он назывался Dropshot – «Дропшот». За это я ручаюсь!
– Мерзавцы! Негодяи! Неужели им мало одной войны?!! – негодовал Матвеев.
– Выходит, мало. После смерти Сталина в Вашингтоне, видимо, посчитали, что настал момент, чтобы покончить с вами.
– Гитлер тоже так считал. Чем это для него закончилось, хорошо известно.
– К сожалению, Иван, прошлая война ничему не учит.
– Поучим! Да так, что запомнят не на один век! – отрезал Устинов и продолжил опрос:
– Генри, а что тебе известно о содержании плана «Дропшот»?
– Немного. Только то, что после того, как начнется военный конфликт с одним из сателлитов СССР в Восточной Европе, будет применено атомное оружие. В качестве целей выбраны Москва, Ленинград, Челябинск и другие крупные города.
– И такой локальный конфликт зреет в Берлине? – предположил Матвеев.
– Все идет к тому, – подтвердил Фридерикус и сообщил: – В настоящее время ЦРУ и СИС приступили к выполнению своей части плана Dropshot – «Дропшот».
– В какой форме и как?
– Со вчерашнего дня в Восточный Берлин внедрены группы провокаторов.
– Сколько их, и кто в них входит?
– Не меньше двух десятков. Костяк составляют бывшие эсэсовцы, члены антисоветских организаций: НТС, Восточного бюро и Союза немецкой молодежи. Они вооружены стрелковым оружием.
– Какова их задача?
– Спровоцировать участников забастовки на массовые беспорядки.
– Той, что проходила на Сталиналле?
– Да.
– Вряд ли это удастся. В забастовке участвовало меньше тысячи человек, и они уже разошлись по домам, – усомнился Устинов.
– Иван, все очень серьезно! Очень! Завтра их будут десятки тысяч! – горячился Фридерикус.
– Ты хочешь сказать, их поддержат провокаторы из Западного Берлина?
– Да! Да! Со вчерашнего дня ведется формирование штурмовых отрядов. Они комплектуются бывшими нацистами, действующими немецкими полицейскими и безработными. За участие в погромах и в беспорядках их участникам обещано по 75 марок, безработным – два пособия по безработице, пострадавшим – лечение в клиниках.
– Ну негодяи! Ну негодяи! И когда этот сброд бросят на Восточный Берлин?
– Все зависит от развития ситуации. Обозначен крайний срок, 16 июня. И еще, это касается Джона Краузе. О нем я уже сообщал.
– Да, помню. Матерый зверюга, специалист в области диверсий и терактов.
– Так вот, в лагере особого назначения он уже больше недели занимается подготовкой спецгруппы.
– Для проведения диверсий? Где? Когда?! – торопил с ответом Устинов.
– Не знаю. Информация по группе строго засекречена. А мои отношения с Краузе не располагают к откровенности.
– Но группа – она же не иголка в стоге сена! Кто-то что-то сказал. Кто-то что-то видел. Должен же быть какой-то след. Его надо найти! Надо, Генри!
– Я постараюсь.
– Только будь осторожен.
– О’кей.
– Следующую встречу проводим по ситуации. Условный сигнал, как обычно, на остановке, – предложил Устинов.
– О’кей, – согласился Фридерикус и, отказавшись от кофе, поспешил на выход.
Устинов, проводив его до двери, возвратился в комнату и не находил себе места. Информация агента требовала немедленных действий. С трудом высидев положенные инструкцией по конспирации пятнадцать минут и убедившись в отсутствии слежки, Устинов покинул явочную квартиру, через запасной выход вышел на улицу и поспешил в управление.
Время было позднее. На месте находились только дежурная служба и охрана. Вид Устинова говорил сам за себя. Дежурный по управлению не стал задавать лишних вопросов и направил посыльного на квартиру начальника – Николая Железникова. Тот не заставил себя ждать. Вместе с генералом Устинов поднялся в кабинет и доложил информацию, представленную Фридерикусом. Она заставила Железникова забыть о сне. Он распорядился немедленно подготовить шифровку в Москву.
Глубокой ночью с грифом «Особой важности» и пометкой «Только лично» она была направлена на имя начальника 3-го управления (военная контрразведка) МВД СССР генерал-полковника Сергея Гоглидзе. Утром ее расшифровка лежала у него на столе. Через несколько минут с содержанием спецсообщения Железникова ознакомился первый заместитель Председателя Совета министров СССР, Министр внутренних дел СССР, всесильный Лаврентий Берия. Он оказался перед сложным выбором. В те дни его борьба с Первым секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым за власть над партией и огромной страной обострилась до предела и грозила перерасти в вооруженное противостояние. Поэтому, ограничившись общими указаниями: «товарищу Гоглидзе обеспечить непрерывный контроль за оперативной обстановкой в ГДР и не допустить массовых беспорядков», Берия сосредоточился на схватке с Хрущевым.
Тем временем события в далеком Берлине развивались по тому сценарию, о котором предупреждал Фридерикус. С каждым часом они приобретали все более угрожающий характер для властей Восточного Берлина.
13 июня забастовку строителей со Сталиналле поддержали на ряде других столичных предприятий. Функционеры правящей в ГДР партии СЕПГ по-прежнему вяло реагировали на происходящее. Зато в западных секторах Берлина не дремали. Десятки антисоветских организаций, пригретых западными службами, ждали только повода, чтобы, спустя несколько месяцев после смерти Сталина, проверить твердость политической воли новых советских вождей и испытать на прочность созданную им гигантскую империю. По замыслу организаторов, «восстание в Восточном Берлине» должно было разбить вдребезги «рекламную витрину» системы социализма – ГДР – и доказать его несостоятельность.
В течение 13–14 июня митинги в Восточном Берлине продолжались и приобретали все более массовый характер. Пока их участники не шли дальше требований об отмене постановления правительства ГДР «О повышении норм выработки строительным рабочим на 10 %». Премьер-министр Гротеволь и партийные функционеры горкома СЕПГ Восточного Берлина отреагировали на них пустым решением: «О проведении утром 16 июня разъяснительной работы среди рабочих».