Страница 21 из 26
Одна из них не имела цены. Из тени Гофре и Роя проступила ключевая фигура – фигура главного вербовщика агентов. Им оказался некий Малиновский. Выходец с Западной Украины, гражданин Франции, он служил ей не за страх, а на совесть. Знание украинского, польского, русского языков и психологии позволяло Малиновскому в короткие сроки добиваться результата, склонять к вербовке самых несговорчивых. Кроме того, в его руках, как выяснила Рената, находилась совершенно секретная картотека на «особый контингент» – агентов, предназначенных для длительного оседания в СССР. Она и стала целью № 1 для Матвеева.
Шли дни, а с ними таяла надежда, что ему удастся заполучить данные из картотеки. Но случилось чудо, и его совершила Рената. Матвеев долго не мог поверить своим глазам, когда она привезла на встречу копии 120 карточек на агентов и кандидатов на вербовку из картотеки Малиновского. В них было все, чтобы коллеги из контрразведки Украины и Белоруссии могли быстро выйти на след шпионов, диверсантов и террористов, заброшенных в СССР по каналу репатриации.
Вскоре уже сам Матвеев столкнулся лицом к лицу с Малиновским. Произошло это во время посещения лагеря для репатриантов, расположенного в окрестностях города Золингена. Знакомство состоялось за обедом. Малиновский, представившись помощником начальника лагеря, предложил Матвееву помощь в проработке списка лиц, место содержания которых не было установлено. В ходе работы и затем за ужином он был сама любезность, охотно рассказывал о себе, доброжелательно отзывался об СССР и его руководителях, не преминул отметить, что является членом французской социалистической партии, а в годы войны в составе сопротивления боролся против нацистов.
В следующий приезд Матвеева в лагерь Малиновский передал данные на семерых репатриантов, считавшихся без вести попавшими. Позже по своей инициативе представил сведения на трех репатриантов, которые, по его мнению, могли сотрудничать с гитлеровцами. Эту активность Малиновского и симпатию к советскому строю Матвеев расценил как хитрую игру французской спецслужбы и принял ее. Вскоре в порыве «откровенности» Малиновский рассказал о родственниках, якобы проживающих во Львове, и высказал просьбу, чтобы организовать ему поездку на Украину для их поиска.
В его «просьбе» как Матвеев, так и руководство управления Смерш – с мая 1946 года особых отделов МГБ СССР по ГСОВГ – усмотрели попытку французской спецслужбы провести инспекцию работы агентов, засланных в СССР. Подтверждением тому служило то, что в числе лиц, подвергшихся вербовочной обработке Малиновским и Гофре, находились выходцы с Западной Украины. На Лубянке согласились с мнением Зеленина и поручили разработку многоходовой операции. Ее замыслом предусматривался вывод Малиновского в СССР, вскрытие агентурной сети французской спецслужбы и ее ликвидация.
Матвеев блестяще справился с поставленной задачей. Подыгрывая Малиновскому, он «добился» разрешения на его поездку во Львов. С очередным эшелоном репатриантов Малиновский выехал в СССР. С первых шагов по советской земле за ним, как нитка за иголкой, неотступно следовали разведчики наружного наблюдения. Постепенно перед контрразведчиками, словно паутина в лучах солнца, проступала агентурная сеть французской разведки. В один день, в одно и то же время оперативно-боевые группы управлений госбезопасности по Львовской, Тарнопольской и Волынской областям провели аресты французских агентов. Для самого Малиновского поиск «родственников» завершился в камере львовской тюрьмы.
За этим успехом Матвеева последовали другие. Он уже не надеялся отыскать в живых Мустафаева и Беспалова, полагая, что оба сгорели в топке войны, а они восстали из мертвых. Настойчивость Ренаты увенчалась успехом: среди сотен тысяч фамилий в списках репатриантов она нашла их. Матвеев выехал в лагерь и встретился с Мустафаевым и Беспаловым.
Оставшись без связи, они на свой страх и риск продолжали выполнять задание, которое им отработал Михайлов. Особо ценные сведения представил Мустафаев. Он передал Матвееву тетрадь, в которую были внесены данные на кадровых сотрудников гитлеровских спецслужб, находящихся на содержании французской, американской и британской разведок, а также фамилии и клички бывших гитлеровских агентов из абвера и «Цеппелина».
После встречи с Мустафаевым и Беспаловым Матвеев возвратился в Миссию и занялся подготовкой шифрованного донесения в Управление для Зеленина. Объем информации, представленный Ренатой, Беспаловым и Мустафаевым, оказался настолько значительным, что для ее обработки понадобилось два дня. Наконец он поставил последнюю точку в донесении и занялся изготовлением тайника – контейнера, когда с улицы донеслись шум и крики. Матвеев выглянул в окно.
Подобно нечистотам, изо всех щелей к Миссии стекалась враждебно настроенная толпа из числа украинских и прибалтийских националистов. Провокаторы выкрикивали оскорбления и антисоветские лозунги. Несколько десятков человек перебрались через забор и принялись бросать в окна камни, гнилые фрукты и овощи. Увещевания Матвеева и других сотрудников Миссии не действовали. Толпа, подобно грозовой туче, наливалась ненавистью. Ее агрессивность нарастала с каждой минутой. До отделения полиции было не больше нескольких сотен метров, но она бездействовала. На звонки Матвеева не отвечали ни дежурный, ни начальник полиции.
Ситуация приобретала все более угрожающий характер. Толпа, подстрекаемая провокаторами, перешла от угроз к действиям. Больше сотни человек проникли на территорию Миссии, сорвали решетки на окнах, проломили дверь на первом этаже и ворвались внутрь. Матвеев и сотрудники отступили на второй этаж, забаррикадировались в конференц-зале и готовы были стоять насмерть. Вряд ли стареньким маузером, парабеллумом и неисправным карабином им бы удалось остановить опьяненную ненавистью и безнаказанностью толпу, и они готовы были погибнуть в рукопашной, но не сдаться.
Матвеев предпринял еще одну попытку дозвониться до полиции. На его вызовы по-прежнему никто не ответил. Сотрудникам Миссии ничего другого не оставалось, как только рассчитывать только на самих себя. Они готовились достойно принять свой последний бой. От него их отделяли мгновения. Под ударами лома и топора трещала и разлеталась в щепки единственная преграда – массивная входная дверь на лестничной клетке второго этажа.
Матвеев бросил прощальный взгляд за окно – за ним яркой синевой расплескалось безмятежное небо, прошелся по лицам товарищей и задержался на киноаппаратуре. Ее не убрали после просмотра советского фильма «Парад Победы на Красной площади». Подчиняясь какому-то внутреннему голосу, он приказал киномеханику включить киноаппарат, дать звук на полную громкость и открыть окна.
Сухой щелчок камеры потонул в грохоте трещавшей двери и в истошных воплях толпы. Створки окон распахнулись настежь. Осколки стекол посыпались на головы беснующихся во дворе штурмовиков. В следующее мгновение, перекрывая сумасшедшую какофонию, зазвучала величественная мелодия. Она, зычные команды советских полководцев и чеканная поступь парадных расчетов по Красной площади произвели на толпу ошеломляющее впечатление. Дверь перестала трещать под ударами лома и топора. Вопли прекратились. Прошла минута-другая, и толпа исчезла, как чудовищный мираж. Полиция, вне всякого сомнения участвовавшая в грязной игре – провокации французских спецслужб, прибыла к шапочному разбору.
На следующий день Матвеев выехал в штаб-квартиру Командующего генерала Де Кюна и выразил ему решительный протест. Он и Гофре, присутствовавший на приеме, принесли свои извинения и заверили, что предпримут меры, исключающие подобные инциденты в будущем. На следующий день перед Миссией был выставлен постоянный пост полиции. В конце недели с визитом вежливости приехали Гофре и Рой. Они были сама любезность, еще раз принесли извинения от имени генерала Де Кюна и пригласили Матвеева вместе сотрудниками Миссии на рыбалку в одно из живописнейших мест Баварии, на озеро Бодензее. Временное перемирие в тайной войне позволяло продолжить работу по укреплению резидентуры, и он принял предложение. Участие в рыбалке генерала Де Кюна, как полагал Матвеев, исключало возможную провокацию.