Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 14

«Освобождение Иерусалима», о котором говорил аятолла Хомейни, для Ирана пропагандистская фраза, а не политическая цель. Хомейни мало интересовался палестинскими арабами. Ему не нравилось еврейское государство по религиозным мотивам. Хомейни вообще был против национализма и существования отдельных государств:

– Международная система порождена слабым человеческим умом, она должна быть заменена мировым исламским порядком.

Когда к нему приехал глава «Организации освобождения Палестины» Ясир Арафат, Хомейни сделал выговор: он должен расстаться со своими националистическими идеями и больше думать об исламе. За словами Хомейни скрывался простой расчет. Иран не может возглавить борьбу за Палестину, пока это общеарабское дело. Тут Ирану нет места. Другое дело, если борьба за Палестину – это религиозная война…

Хомейни и Арафат больше не встречались. Окружению аятоллы не нравилось, что палестинцы мало внимания уделяют религии, пьют, смотрят кино. Палестинцы поняли, что никакой реальной поддержки от Ирана не получат.

6 июня 1982 года израильские войска вошли в Ливан. Лидеры шиитской общины Ливана попросили Хомейни о военной помощи. Но Хомейни не стал посылать свои войска и отказался отправить иранские истребители F-4 на помощь Сирии, чья авиация вела бои с израильскими ВС в небе Ливана. Иран всегда воздерживался от прямой конфронтации с Израилем. Предпочитал действовать чужими руками.

Судьба палестинских арабов не интересует и нынешних иранских руководителей. Громкие призывы уничтожить Израиль адресованы арабской улице, которая ловит эти слова с замиранием сердца. Призыв уничтожить Израиль создает замечательное эмоциональное прикрытие для любого исламиста, который утверждает, что сражается за освобождение Палестины.

Когда президент Ирана Мохаммад Ахмадинежад отрицал холокост, уничтожение евреев нацистами в годы Второй мировой войны, – это хорошо рассчитанная провокация. Президент и его окружение исходили из того, что возмущение Израиля, американской и европейской общественности поможет сплочению арабов и мусульман вокруг Ирана. В результате критиковать Иран становится невозможным – это все равно, что поставить себя в один ряд с Соединенными Штатами и Израилем.

Свою страну тегеранские руководители называют супердержавой мирового уровня и примером для всего мира, а ядерную программу считают «величайшим чудом в истории». Каждый иранец несет в себе гордость за свою древнюю цивилизацию. Он помнит успехи древних персов в искусстве и науках. Нынешнее западное превосходство только усиливает ощущение утерянного величия.

Аятолла Хомейни. Инакомыслие под запретом

9 января 1978 года в Куме, в священном городе, где мечеть с золотым куполом величественно возвышается над пустыней, началось восстание против шахской власти. Возмущение верующих вызвали нападки официальной прессы на Хомейни.

В одной из тегеранских газет появилась статья, критиковавшая аятоллу. Она была воспринята с гневом всеми, кто не любил шаха. Закрылся базар, возникло стихийное возмущение. Демонстрацию разогнала армия. Несколько человек были убиты в священном городе Куме. Им устроили пышные похороны. На базаре собирали деньги семьям погибших. Почти все духовенство заняло сторону Хомейни. Мечети, учебные исламские заведения превратились в центры подпольного антишахского движения.

В начале сентября в Тегеран прилетел иракский самолет. Прибыл сводный брат президента Саддама Хусейна, начальник секретной полиции Барзан аль-Тикрити. Он привез послание от Саддама: следует подавить бунтовщиков железной рукой; если нужна помощь, Ирак готов помочь.

Аль-Тикрити предложил убить Хомейни, который жил в Ираке с 1966 года. Шах отказался от любезного предложения. Попросил лишь выслать Хомейни из Ирака. В октябре аятоллу доставили на границу с Кувейтом и попросили не возвращаться в Ирак. Франция согласилась его принять.

Шах совершил ошибку, которая стоила ему трона. Пока аятолла находился в Ираке под полным контролем саддамовских спецслужб, он был безопасен. Отправив его во Францию, шах открыл аятолле доступ к мировым средствам массовой информации. Впервые за шестнадцать лет Хомейни получил возможность поддерживать постоянный контакт со своими сторонниками в Иране. А корреспонденты, окружавшие его во Франции, превратили аятоллу в фигуру мирового масштаба.

Вокруг него сплотились молодые иранские интеллектуалы, которые увидели в Хомейни своего лидера. Его поддержала и партия «Туде». Иранские левые и коммунисты думали, что, когда они свергнут шаха, Хомейни вернется к себе в город Кум. Они ошиблись. Аятолла сконцентрировал в своих руках всю власть, а их убил или изгнал.



Хомейни вел себя осторожно. Он не говорил в те месяцы о теократическом государстве, а объяснял, что его цель – «Исламская республика, которая принесет Ирану независимость и демократию». Придя к власти, он посчитает демократию «чуждой исламу».

Из Франции записи его проповедей повезли в Иран, и они скоро наводнили страну. К концу 1978 года больше шестисот тысяч аудиокассет с проповедями Хомейни распространились по Ирану. Миллионы людей оказались под влиянием исламского духовенства, которое с подозрением относилось к попыткам шаха модернизировать страну. Особенно им не нравились попытки заменить религиозные медресе обычными школами.

Шиитское духовенство всегда было независимо от государственного аппарата в отличие от суннитов, которые получали деньги от него. При шахе шиизм стал орудием борьбы против власти за социальную справедливость. Персы никогда не считались фанатично религиозными.

Шиитская форма ислама несет в себе враждебное отношение к светской власти, потому что право властвовать может принадлежать только двенадцатому имаму. Следовательно, остальные – самозванцы. Вот почему толпа поддержала Хомейни, а не шаха.

На сей раз ни тайной полиции САВАК, ни вооруженным силам не удалось покончить с протестами. Напротив, они ширились, захватывая новые города, пока не достигли столицы. В Иране вспыхнула Исламская революция, которая будет иметь огромные последствия для всего мира.

Шах Реза Пехлеви был важнейшим союзником и опорой Соединенных Штатов на Среднем Востоке, но американцы проморгали перемены, происходившие в стране. Они слепо верили во всемогущество шаха. Американские дипломаты и разведчики в Тегеране не интересовались настроениями оппозиции.

4 сентября 1978 года в Тегеране протестующие начали с молитвы. Десятки тысяч иранцев, вышедших на улицы, повторяли слова из Корана. Через три месяца, 10–11 декабря, число протестующих уже измерялось сотнями тысяч. Они скандировали:

– Да здравствует Хомейни! Нам не нужны партии, мы хотим правительства Аллаха! Смерть шаху!

В поединке не на жизнь, а на смерть, как отмечают исследователи, сошлись шах, восседающий на троне, как павлин, и аятолла Хомейни, отправленный в изгнание. Добродетель против порока, аскетизм против расточительства, бедность против надменного богатства – вот как тогда воспринималось это противостояние. И аятолла быстро брал верх.

В Тегеране объявили военное положение. В городе росли баррикады. Молодежь схватывалась с военными. Солдаты стреляли в упор. Убитые и раненые падали, другие продолжали идти. По городу поползли слухи: «Стреляли израильтяне!» Мусульмане не могут убивать мусульман. Кто же тогда убивал? Израильские солдаты, которых вызвал шах для своей охраны…

Демонстранты приходили с цветами и раздавали их солдатам со словами:

– Брат мой, солдат, зачем стрелять в братьев?

И войска отказывались разгонять толпу, выходили из повиновения и переходили на сторону протестующих.

В ноябре десятки тысяч демонстрантов жгли и громили все, что в Тегеране ассоциировалось с Западом. В столице не осталось ни одной лавчонки, торговавшей спиртным. Бутылки с вином, коньяком и виски разбивали об асфальт. Столь же методично крушили банки. Выносили все, что там было, – мебель, настольные лампы, счетные машинки. Опустевшее здание поджигали. Промышленность остановилась.