Тенденции новейшей китайской литературы

Человек, который стремился к истине, не смог распознать истину новой реальности, не смог получить признание в новой эпохе и погрузился в пучину сомнений. Чем отчаяннее он сопротивлялся, тем больше терял надежду. Он был вынужден постоянно анализировать свою личность и пытаться совершить трудный выбор между революцией и «реакцией». Психологическое состояние Шэнь Цунвэня стало примером внутреннего разлома, с которым столкнулись многие китайские интеллектуалы, не ощущающие сопричастность с революционными массами. С точки зрения писателей, которые оказались на вершине успеха в первые годы КНР, Шэнь Цунвэнь потерпел неудачу в попытке осознать взаимосвязь литературы и революции.

Чэнь Сыхэ в «Учебном пособии по истории новейшей китайской литературы» придает «Запискам сумасшедшего» Шэнь Цунвэня такое же значение, как и рассказу «Записки сумасшедшего» Лу Синя. Несмотря на то что дневник Шэнь Цунвэня не был опубликован, исследователь считает это свидетельством того, что «в истории новейшей литературы всегда существовали периферийные, скрытые тенденции». Произведения личного характера достоверно отражали чувства и мысли авторов в отношении эпохи.

«Эти произведения более правдивые и прекрасные, чем опубликованные в то время, и сегодня имеют более высокую художественную ценность». Чэнь Сыхэ считает, что дневник Шэнь Цунвэня «является истоком периферийной литературной тенденции»[135]. Он пытается обнаружить этот «скрытый поток» литературы, который подавила и предала забвению история, и тем самым предпринимает смелую попытку «переписать историю литературы». Я, однако, полагаю, что историческое значение двух тенденций совершенно различно и сравнивать их не совсем уместно. Рассказ Лу Синя «Дневник сумасшедшего» удостоился публикации и оказал огромное влияние на литературу Китая, на ее способность сочетать традиции с новыми достижениями, а дневник Шэнь Цунвэня остался всего лишь личными записками, которые отразили метания писателя в эпоху революционных потрясений, конфликт социалистической литературы и индивидуалистического творчества.

Начало строительства социалистической революционной литературы было бурным, поэтому писатели с трудом могли сохранять обособленность от коллектива. Выстраивая отношения с формирующейся литературной тенденцией, Шэнь Цунвэнь смог в полной мере воплотить свою индивидуальность. Смысл политической психологии в его дневнике, свидетельствующем о состоянии, близком к нервному расстройству, превосходит его художественную ценность. Как пишет сам Шэнь Цунвэнь, его творческие способности потеряли свой блеск, «иероглифы примерзли к бумаге». В дневнике писателя отразились напряжение, разочарование, страх, отчаяние. Это было состояние угнетенного человека, отринутого революцией и коллективом в эпоху великих перемен[136]. Я полагаю, этим записям можно придать сугубо историческое значение, но не художественное.

Строительство социалистической культурной гегемонии было очень мощным процессом. «Мне безразлично все происходящее вокруг меня» – в этих словах источник страданий и страхов Шэнь Цунвэня. Эпоха отвергла писателя и будущее его смутно. Очевидно, что социалистическая революционная литература в ходе ее материального строительства[137] дала начало многим общественно-историческим практикам, что превосходило теоретические прогнозы Грамши о культурной гегемонии. В первые годы КНР авторитет социалистической революционной литературы был непререкаем. Интеллигенция, прошедшая через кампанию по упорядочению стиля в Яньани[138] и впитавшая «яньаньские тезисы», уже осознанно воспринимала литературу как неотъемлемую часть дела революции. Однако литераторы из районов, подконтрольных Гоминьдану, с трудом вливались в этот процесс, и их зачастую воспринимали как антагонистов. Для строительства социализма требуется идеология и четкое деление на врагов и сторонников. Эти два пункта помогали Китаю осознать собственную идейную принадлежность и служили отправной точкой для определения границ строительства. Мао Цзэдун говорил: «Ключевой вопрос революции – кто наш друг, а кто враг»[139]. Суровая критика, которой подверглась литература гоминьдановских районов на I съезде деятелей литературы и искусства Китая, нужна была именно для того, чтобы провести границу между «врагами и друзьями» революции. Гегемония социалистической культуры формировалась в процессе борьбы, все кампании критики после 1949 года были частью создания революционной литературы. Шэнь Цунвэнь и Ху Фэн стали первыми диссидентами новой эпохи: «Хвалебный гимн» первого и «Записки сумасшедшего» второго не помогли им реабилитировать репутацию.

Гегемония социалистической культуры положила начало альтернативному периоду истории, сопротивляться силе которого было невозможно.

Несмотря на то что в политическом и идейном плане воззрения Мао Цзэдуна считались определяющими, у литературы и искусства Нового Китая был более конкретный эстетический образец – реализм. Основу новейшей литературы Китая составляли образцовые произведения. Эта литература не имела направлений и школ, зато могла гордиться активными литературными кампаниями и бурной полемикой по вопросам теории, которая была намного принципиальнее полемики о конкретных произведениях. Последняя, по сути, тоже была формой идеологической борьбы. Теоретическая программа реализма красной нитью проходила через все литературные произведения и их критику. В этом смысле социалистическая литература была подлинно идеологической. Литература буржуазного просвещения также содержала определенную идеологию (историческое сознание и систему ценностей капитализма), однако в реализме все насквозь было пронизано идеологией. В этом случае представлено не суждение о том, должна ли идеология присутствовать в литературе, а каким именно образом литература выражала ту или иную идею.

Реализм – это метод творчества, а также мировоззрение и система идей. В истории модерна реализм всегда был главенствующим творческим методом. Вероятно, это единственный метод, способный идти в ногу с историей. После образования КНР социалистическая литература должна была воспроизводить историческую действительность, отражать идеальное представление о собственной истории и утопическом будущем. Поэтому выбор реализма как основного, более того – единственного творческого метода был более чем естественным.

Процесс становления теории реализма в Китае сопровождался дискуссиями, самой важной из которых стала так называемая «борьба с Ху Фэном». Ее суть можно интерпретировать по-разному. Например, можно заявить, что сначала писателя объявили сектантом, а позднее назвали его антипартийным и антисоциалистом. Эту борьбу можно также интерпретировать в рамках парадигмы социалистической литературы. Ху Фэн был одним из самых влиятельных теоретиков Лиги левых писателей. Почему же с ним начали бороться? Почему судьба его сложилась крайне печально? Ни одна другая кампания после 1949 года не могла сравниться по масштабу с «делом Ху Фэна». Это был резонансный «литературный инцидент», ставший важным прецедентом в истории социалистической литературы. Истоки «дела Ху Фэна» нужно искать именно в литературе; литературная позиция Ху Фэна в определенной степени противоречила воззрениям Мао Цзэдуна. Теория китайского реализма не сформировалась бы, а революционная утопия не отразилась бы в реальных образах искусства, если бы литература основывалась на идеях Мао Цзэдуна, но при этом не отвергла идеи Ху Фэна.

Литературная концепция китайского реализма зародилась вместе с «движением 4 мая» и обрела свой облик в ходе дискуссий о революционной литературе. Теория советского социалистического реализма значительно обогатила ее, а после борьбы с Ху Фэном она окончательно сформировалась на основе идей Мао Цзэдуна.

135

Учебное пособие по истории новейшей китайской литературы / под ред. Чэнь Сыхэ // Фудань сюэбао. 1999. С. 30.

136

Подобные настроения весьма распространены. Последовавшие разнообразные политические кампании создавали большое напряжение интеллигенции. Дневник Шэнь Цунвэня не что иное, как самое раннее свидетельство беспокойного состояния интеллигента.

137

Употребляемое здесь выражение «материальное строительство» означает, что строительство революционной литературы и искусства имело материальное устройство: это государственная организация, штатная структура, административные должности, жалованье, а основными формами были «борьба», «критика», «совещание», «творчество».

138

Основными целями кампании являются: пропаганда новых задач партии в исторически новых условиях, ликвидация отрыва партаппарата от масс, преодоление бюрократизма и изживание коррупции среди кадровых работников.

139

См.: Мао Цзэдун. Избранное. Жэньминь чубаньшэ, 1991. Т. 1. С. 3. Эту мысль Мао Цзэдун впервые выразил в статье «Анализ классов китайского общества» от 1 декабря 1925 года. Немецкий теоретик политического действия Карл Шмитт в работе «Понятие политического» 1927 года выдвинул схожую точку зрения: суть политики в том, чтобы определить врага. Определить, кто враг – исходная точка политической деятельности. См.: Шмитт К. Понятие политического / Пер. на кит. Лю Цзункуня. Шанхай: Шанхай жэньминь чубаньшэ, 2004.