Страница 57 из 81
Это занятие способствовало более эффективному применению гвардейских минометных частей в последующих боях и тесному взаимодействию их с общевойсковыми соединениями и частями.
За месяц до наступления нам привезли 20 тысяч маленьких ракет М-8. Я доложил об этом командующему фронтом и высказал предположение, что, очевидно, прибудет полк М-8, ибо у нас нет ни частей, ни подразделений с боевыми машинами под этот калибр ракет. Генерал Масленников сказал: «Если нас усиливают, то потребуют и большей отдачи».
Откровенно говоря, я допускал другое предположение: что снаряды нам заслали ошибочно, но докладывать командующему ГМЧ Красной Армии генералу Дегтяреву об этом не стал. Я обрадовался случаю, и вот почему: в городах Сольцы и Порхов скопилось много подбитых боевых машин. Часть их мы использовали для ремонта боевых машин ГМЧ нашего фронта, а пригодные пакеты направляющих от БМ-8 девать было некуда. У нас возникла идея добыть грузовые автомашины «студебеккеры» и на их шасси силами нашей походно-ремонтной мастерской смонтировать боевые установки БМ-8, а потом вооружить ими сверх штата гвардейскую минометную бригаду М-31, чтобы они могли принять участие в маневренных боях. Дело в том, что тяжелые бригады М-31, вооруженные станками для запуска больших ракет, очень громоздки и малоподвижны. Для стрельбы с рам требовалось много времени на подготовку, поэтому в маневренных боях их почти не использовали. Нанесут они свой сокрушительный удар по оборонительным сооружениям и живой силе врага в период артподготовки, обеспечат продвижение наших войск вперед и остаются без применения до следующего оборонительного рубежа или опорного пункта противника.
Командир 10-й тяжелой минометной бригады М-31 полковник Каморный с большим энтузиазмом принял мое предложение и начал готовить к этому своих гвардейцев.
Я доложил командующему фронтом о наших намерениях и попросил его выделить для этой цели 12 «студебеккеров», одновременно высказав свои предположения об ошибочной засылке ракет М-8 в наш адрес, и сообщил, что еще не докладывал о своей идее генералу Дегтяреву.
Генерал Масленников охотно поддержал наше предложение. Сейчас, сказал он, новых «студебеккеров» у него нет, но, вероятно, скоро будут, так как идет эшелон машин. И тут же по телефону отдал распоряжение начальнику тыла фронта выделить для ГМЧ 12 новых «студебеккеров» из числа прибывающих эшелоном.
Заручившись поддержкой командующего, я приказал поставить под монтаж прибывшие к нам 9 новых «студебеккеров» специально для будущего дивизиона, вооруженного боевыми машинами М-31-12, с расчетом возвратить дивизиону это количество автомашин по поступлении машин нашему фронту.
Работа закипела. В мастерские прибыло пополнение слесарей из бригад, в Москву послали автомашину за аккумуляторами и прицельными приспособлениями. И вдруг я получил от генерала Дегтярева шифровку, в которой предписывалось немедленно погрузить 20 тысяч ошибочно засланных нам реактивных снарядов М-8 и отправить их 3-му Белорусскому фронту.
«Вот же беда какая. Рушится наша затея в самом начале. Что делать? Просить генерала Дегтярева? Но поддержит ли он нашу инициативу?» — думал я с досадой. С тяжелым камнем на сердце пошел я докладывать командующему фронтом. Прихожу и вижу у него в блиндаже представителя Ставки Верховного Главнокомандования генерал-полковника Сергея Матвеевича Штеменко.
— Заходи, полковник Радченко, докладывай, как рождаются маленькие «катюши», — приветливо встретил меня командующий.
И он сам начал рассказывать Штеменко о нашем намерении сделать своими силами боевые машины М-8.
Удивленно посмотрев на меня, С. М. Штеменко сказал:
— Молодцы! Ну и как, получается?
— Получается-то хорошо, — ответил я, — мастера работают день и ночь. К началу наступления успеем все сделать, да вот неприятность тут у нас приключилась…
Я показал командующему фронтом шифровку. Масленников прочел ее, молча передал Штеменко. Тот улыбнулся и спросил командующего:
— А что, ваша затея действительно стоящая? Реальное дело?
Масленников вопросительно посмотрел на меня, и я твердо доложил, что затея хотя и новая, но без риска, оправданная, и подробно разъяснил суть дела. Представитель Ставки внимательно выслушал меня, подал свой шифровальный блокнот, сказал:
— Пишите шифровку в Ставку. Я подпишу. Идите в приемную и сформулируйте с порученцем.
Не скрою, я обрадовался такому исходу, вышел в приемную. Порученец в звании полковника, увидев в моих руках знакомый ему шифровальный блокнот, подошел ко мне, взял блокнот и спросил, что будем писать. Я изложил суть дела. Через несколько минут полковник отдал шифровку Штеменко, который кое-что подправил, подписал и через открытую дверь сказал мне:
— Действуйте, полковник, поможем.
Я ушел вполне удовлетворенный. В штабе распорядился пока реактивные снаряды М-8 не отгружать, а сам с тяжелым предчувствием стал обдумывать доклад своему непосредственному начальнику — генералу Дегтяреву.
Предчувствие меня не обмануло. Через пять часов мне позвонил начальник штаба фронта генерал-лейтенант Владимир Романович Вашкевич и сообщил, что меня к аппарату ВЧ приглашает Дегтярев. «Будет буря», — думал я, торопливо идя в блиндаж Вашкевича. И действительно, генерал Дегтярев ругал меня нещадно, с присущим ему сарказмом. И поделом: я сам понимал, что виноват. Всякую инициативу надо проводить умело и докладывать о ней в первую очередь своему непосредственному командиру — это непреложный армейский закон.
— Эти снаряды нужны третьему Белорусскому фронту. Там идут тяжелые бои. А ты их прячешь. Для кого и почему? — гремел в трубке голос Петра Алексеевича.
Я пытался оправдываться, но получалось невнятно и неубедительно.
— А где ты взял машины под монтаж БМ-8? — спросил Петр Алексеевич уже более спокойно.
— Пока монтирую установки на девяти «студебеккерах», присланных вами для спецдивизиона БМ-12,— ответил я.
— Час от часу не легче, — снова стал возмущаться командующий. — Чем же ты будешь подвозить боеприпасы к дивизиону БМ-31-12? Ведь эти машины имеют целевое назначение.
Я ответил, что к нам прибывает эшелон автомашин, командующий фронтом приказал выделить для ГМЧ 12 новых «студебеккеров».
— Ну, смотри, прибалтийский наместник, — сказал в заключение генерал Дегтярев, — если не будут использованы ракеты М-8, снимем с должности и будем тебя судить.
Как ножом по сердцу резанули меня эти суровые, но справедливые слова. Дело было не в угрозе о снятии с должности… Уж кто-кто, а я-то прекрасно понимал, что значит ощущать нехватку боеприпасов. Невольно вспомнил действия своего 4-го полка «катюш», прикрывавшего отход наших войск из-под Харькова летом 1942 года. Пока у нас были ракеты, мы били врага на всех участках фронта, сокрушали колонны и скопления гитлеровских войск, сдерживали их прорыв к Дону. А когда боеприпасы кончились, мы превратились в обоз. Горько было смотреть на нагло рвущихся фашистов и сознавать свою беспомощность… Вдруг в таком положении окажутся наши товарищи с 3-го Белорусского? А предназначенные им снаряды лежат без дела у меня…
До предела расстроившись, я начал обдумывать пути исправления своей ошибки. Возникла даже идея: своим транспортом немедля отправить эти боеприпасы адресату. Однако ее тут же решительно отвергли мои заместители, указав на трудности согласования движения колонн автомашин вдоль трех фронтов. Кроме того, наши машины были сейчас заняты.
В конце концов мы пришли к тому, что коль скоро дело начато, обратного хода давать не стоит. Монтаж новых установок подходил к концу. Генерал Дегтярев все же выделил нам необходимое количество щелочных аккумуляторов и прицельных приспособлений. Боевые расчеты из 10-й гвардейской минометной бригады в срочном порядке изучали приемы стрельбы из БМ-8. Успели все сделать за три дня до начала наступления фронта. Штабисты включили дополнительную огневую мощь БМ-8 в план артиллерийской подготовки.
В ночь накануне наступления мы установили боевые машины на огневые позиции вблизи переднего края вражеской обороны, с большим риском подвезли к ним ракеты и уточнили график огня по времени и месту. Делая это, мы и не предполагали, что завтра девять наших маленьких «катюш» сыграют прямо-таки решающую роль в прорыве столь крепкой обороны врага.