Конец лета

– Билли! – Мамин зов затих где-то вдали. Крольчонок без устали скакал вперед и, хотя на мальчике были отличные ботинки, сумел бы с легкостью умчаться прочь. Может, кролик хотел, чтобы он его поймал? Обнял, сделал своим.

Он пробежал за кроликом между старых узловатых яблонь. Потом дальше, в буйно разросшийся кустарник. Ему не нравилась эта отдаленная часть сада. Прошлым летом его приятель Исак нашел в земле под густыми ветками челюсть – обломок белой кости с четырьмя пожелтевшими зубами. Дядя Харальд сказал, что дедушка там закапывал всякое старье. Сказал, что челюсть наверняка осталась от свиньи и что закапывать такое надо поглубже, чтобы лисы не нашли.

Лису он видел всего раз в жизни, когда прошлой осенью дядя Харальд, папа и другие мужчины разложили во дворе охотничью добычу. Маленькие глазки, блестящий рыжий мех, острые зубы на окровавленной морде. Рядом крутились собаки. Беспокойные, почти испуганные. Лис надо стрелять при любой возможности, сказал тогда дядя Харальд. Долг каждого охотника: увидел лису – стреляй. Потому что лисы хитрые, совсем как в сказках. Они умеют ходить, не оставляя следов.

«У них потрясающий нюх, – сказал дядя. – А еще лисы любят, как пахнут кролики и маленькие мальчики. Так что, Билли, за ограду – ни ногой!»

И дядя Харальд рассмеялся громким смехом, в этом смехе слышались и веселье, и предупреждение об опасности, и вскоре Билли уже сам смеялся. Но лисы, которые разрыли землю в саду, чтобы добраться до скелета, не шли у него из головы. Иногда они даже снились ему по ночам. Острые зубы, лапы роют землю, блестящие мокрые носы нюхают воздух. Морды повернуты к дому: лисы хотят учуять маленького мальчика.

После этого он избегал дальней части сада, даже не стал спорить, когда Исак забрал свиную челюсть себе, хотя по-честному челюсть принадлежала ему, Билли.

Но сейчас ему не помешают ни скелеты, ни лисы. Кролик прыгал у сухих кустов, а Билли бежал следом, углубляясь в заросли. Низкая ветка ухватила его за рукав, и пришлось на пару секунд остановиться. Когда он высвободился, крольчонок уже скрылся.

Мальчик помедлил, раздумывая, не повернуть ли, не возвратиться ли домой, но его переполнял охотничий азарт, побуждающий двигаться дальше. Глубже в заросли кустарника. Как сделал бы настоящий охотник.

К нему протянулись еще ветки. Зашарили шипастыми пальцами, норовя поймать за одежду. Где-то далеко впереди, в темноте, он заметил белый хвостик – или ему показалось? Может, он уже рядом с норой? От этой мысли он прибавил шагу и чуть не ударился о высокую ограду там, где кончался сад.

Он резко остановился. За оградой, в нескольких метрах от рабицы, высились заросли кормовой кукурузы. Ее еще не пора убирать. Пусть вырастет и станет совершенно желтой, говорил папа.

Сверчки трещали среди листвы, сплетали мелодии в звенящий звуковой ковер, который почти заглушал его мысли. Кролик был по ту сторону сетки. Сидел прямо под зеленой стеной кукурузы и внимательно смотрел на него. Ждал.

Забор был высоким. Может, даже выше дяди Харальда, и уж точно выше мальчика, так что не перелезешь. Охота окончена. Он никогда не увидит, где живет кролик. Но Билли даже почувствовал облегчение. Он никогда еще не заходил так далеко в сад один. От вечернего света осталась только слабая полоска на небе, и тени в зарослях – он почти не заметил, как – превратились в густую темноту.

Он решил уже вернуться домой, как вдруг кое-что заметил. Вырытый под забором лаз, по которому вполне мог бы пролезть маленький мальчик. Билли взглянул на кролика. Тот так и сидел не шевелясь.

Порыв ветра прошуршал по кукурузному полю, свистнул между ржавыми петлями рабицы и рванулся дальше, в темные кусты за спиной. Билли оглянулся, встал на колени, потом лег на живот. Осторожно прополз под бурой сеткой, выпрямился и отряхнул землю с колен и ладоней. Тело покалывало от возбуждения. Он выбрался, он за пределами сада, в первый раз – сам по себе. В понедельник он расскажет об этом Исаку. А может, Маттиасу и Вере. Расскажет, как храбро поймал собственного кролика, только пусть они маме ничего не говорят.

В кукурузе снова прошуршало, и сначала он подумал – опять ветер. И тут белый хвостик исчез среди высоких стеблей. Кролик больше не прыгал – он бежал, быстро-быстро. Уши прижаты к спине, земля летит из-под лап. Лишь когда кролик исчез из виду, Билли понял, что случилось. Чуткий нос зверька уловил еще какой-то запах. Кого-то, кто мог прорыть лаз под забором. Существа с рыжим мехом и острыми зубами – из тех, кто любит, как пахнут кролики. И маленькие мальчики…

Сердце забилось быстро-быстро, заколотилось, словно у перепуганного крольчонка. Стебли кукурузы ходили над ним ходуном, словно темные великаны, теперь они теснили его назад, к забору. В горле комком встал плач. Краем глаза он заметил промельк рыжего. Обернулся и в тот же миг понял, что сверчки замолчали.

Он еще успел подумать: «Мама! Мама…»

Любовь моя,

это начало нашей истории. Рассказа о тебе и обо мне. Мои усилия сдержаться, не пустить себя к тебе, не дать себе упасть ни к чему не привели. Я разжимаю руки в надежде, что ты подхватишь меня. Подхватишь? Или мы упадем вместе?

Я не надеюсь. Я хочу верить, что у нашей истории будет хороший конец.

Глава 1

Она – человек осени, она всегда была человеком осени. Почти всегда. Когда-то ей хотелось, чтобы лето никогда не кончалось. Чтобы свет, тепло и высокое синее небо – навсегда. Как же давно это было. В другом месте, в другой жизни.

Настенные часы показывали, что до начала встречи одиннадцать минут. До сих пор все шло хорошо. Они с Руудом намазали булочки маслом и разлили кофе по термосам. Аккуратным кругом расставили стулья на сером ковролине. Двенадцать металлических облезлых складных стульев – наверное, больше, чем надо, но зато в круге не было зияющих пустот… И еще положили на каждый стул по упаковке дешевых бумажных платочков.

Когда все было готово, Рууд отпер двойные двери, отделявшие зал от прихожей. Впустил двух участников, которые пришли раньше прочих, а вместе с ними – запах дождя и разогретого асфальта. Из всех городских запахов этот она любила больше всего. Может быть, потому, что в нем было что-то очищающее. Обещание начать все сначала. Совсем как сегодня.

Первым из тех, кого впустил Рууд, оказался мужчина между тридцатью и сорока, ее ровесник. Руки покрыты татуировками, мятая одежда; голова кажется слишком крупной для тела. Наверное, из-за бороды. Неопрятная борода закрывает пол-лица, над ней – усталые глаза в красных кругах, в этом он сегодня точно будет не одинок.

Второй вошла немолодая седая женщина, почти ровесница Рууда. Волосы заплетены в косу, лежащую на спине. Глаза за стеклами очков приветливее, чем у татуированного бородача, и все же в их взглядах угадывается что-то родственное.

Рууд пригласил участников к кофейному столику, и она уже собралась было представиться, когда на нее накатило. Чувство, что она совершила огромную ошибку и что все скопом, все, все, пойдет наперекосяк.

Проклятье!

Она убежала на кухню, успела упасть на стул за секунду до того, как подогнулись ноги. Закрыть лицо руками, голову – между колен, глубокие, медленные вдохи и выдохи.

Вдох

Выдох

Вдооох

Выыыдох

Обрывки светской болтовни Рууда просачивались через маятниковые двери. Извивались у нее в мозгу, стучали в такт пульсу в висках.

– Добирались автобусом? – Тук, тук.

– Да нет, на метро. – Тук, тук.

– А вы, Ларс, как обычно? Легко нашли место для парковки? Да, в этом квартале надо смотреть, куда ставишь машину. Охранники не дремлют. – Тук, тук, тук.

Теперь она слышала и другие звуки – еще несколько участников шаркали ногами по ковролину, останавливались в нерешительности, щурились на люминесцентные лампы; вот Рууд заметил их и подманил тем, на что клюют почти все: