Страница 9 из 16
В общем, к концу своего правления Даниил достал всех. Рязанский князь у него в полоне сидит, сын Юрка в Переяславле засел – не выковырять. И, несмотря на все протесты оскорбленных сторон, не отдает же ничего! Даже и не думает поделиться хоть чем-то из захваченного, хотя кусок заглотил явно не по горлу – один только Переяславль был и древнее, и многолюднее, и богаче всей его занюханной Москвы.
Вот это поведение основателя рода и стало образцом для всех последующих московских князей – со всем, что попадало им в руки, можно было попрощаться, свои приобретения они удерживали хваткой бультерьера.
Основатель династии – князь Даниил Александрович. Миниатюра из «Титулярника», XVII в.
Отчаявшись решить проблему по-родственному, Городецкий решил приструнить зарвавшегося родственника с помощью высшей власти и отправился в Орду. Жаловаться «царю Тохте» на действия Даниила Московского. Тохта, помыслив, назначил осенью 1304 года общий сбор всех русских князей в Переяславле под председательством ханских посланников. Там и должно было разбираться персональное дело князя Даниила. Присутствовали почти все северо-русские князья, прибыл и глава русской церкви – митрополит Максим. Вот только самого Даниила не было – еще в марте князь скончался, и интересы москвичей представлял его старший сын и наследник Юрий Данилович. Дело новый московский князь выиграл – посланники хана оставили Переяславль за Москвой.
Ободренный успехом, новый глава московской семьи быстро доказал всем, что ругаемый ими папа был еще повидлом – жестокость и абсолютная безбашенность Юрия поражала даже привыкших, казалось, ко всему сынов того жестокого века. Посадив охранять Переяславль следующего брата Ваньку (всего «данилычей» было пятеро) он первым делом прикончил сидевшего в Москве в почетных пленниках рязанского князя Константина, а сам решил малость подрезать владения других соседей – Смоленского княжества, заняв вместе с братьями Можайск. Можайский удельный князь Святослав Глебович был пленником приведен в Москву. И все это – в год смерти отца.
Теперь московские князья контролировали все течение Москвы-реки. Захват Москвой трех крупных городов разрушил всю сложившуюся систему баланса сил, а Юрия сделал одним из сильнейших русских князей. Дальше – больше. Вскоре умирает великий князь Андрей Городецкий, и Юрий заявляет о своем намерении получить ни много ни мало – великокняжеский стол. Никаких формальных прав у московского князя на великое княжение не было, и быть не могло – его отец никогда не был великим князем и более того – стоял в ряду претендентов, как мы помним, последним. Но у Юрия было куда большее, нежели формальные права – право силы.
Однако здесь, что называется, нашла коса на камень. В своей безоглядной наглости московский дом получил достойного соперника – Тверское княжество. На пути у внука Александра Невского встал племянник великого полководца, Михаил Тверской.
В отличие от дерзкого москвича, тверич имел все права на владимирский стол – именно его отец, Ярослав Ярославович, один из младших братьев Невского, в свое время стал преемником Александра Ярославовича на великом княжении Владимирском. Впрочем, для Юрия и Михаила великокняжеский стол был скорее поводом, чем причиной для вражды. И московское, и тверское княжество были эдакими молодыми хищниками, вошедшими в силу, пока старшие дети Невского дрались за власть. Пока городецкие и переяславские князья тягались меж собой, и в этой схватке исчерпали свои силы, выросла молодая и зубастая смена. Именно ей теперь надлежало выяснить – кто станет первым.
Силы, кстати, были практически равны – у Твери были все шансы задавить Москву. Да-да! Вполне вероятным был вариант будущего, при котором из динамиков сегодня бы доносилось: «Дорогая моя столица, златоглавая наша Тверь!», а провинциалы-москвичи 80-х ездили бы из своего захолустного областного центра на электричках в набеги на магазины великолепной богатой столицы.
Но случилось так, как случилось, Москва выиграла эту схватку, которая действительно шла уже не на жизнь, а на смерть. Я не буду излагать все перипетии этой многолетней борьбы, отмечу лишь, что жестокость Юрия и его абсолютное пренебрежение любыми нормами, в том числе и моральными, поражали даже татар. Даже его ближайший друг и покровитель в Орде, Кавгадый, прилюдно орал на московского князя, когда люди Юрия зверски убили Михаила Тверского, вырезали ему ножом сердце, а тело, обобрав до нитки, бросили валяться на дороге. «Разве он не дядя тебе? – потрясенно кричал татарский вельможа – Зачем же его тело так брошено нагое?[1]». Но даже после этой отповеди один из людей Юрия лишь небрежно набросил на труп Михаила свою котыгу (верхнюю одежду) и под этой котыгой тверского князя так и везли на Русь, не позволяя доброхотам даже обрядить его должным образом, и оставляя тело не у церкви, как положено, а в хлеву.
Думаю, вы уже все поняли. Первых московских князей сегодня назвали бы «отморозками». Действительно, методы, которыми те шли к власти, ничем не отличались от действий плевавших на любые «понятия» безбашенных «пацанов с волынами». Именно так их и аттестовал наш великий историк Василий Осипович Ключевский, и незнание слова «отморозок» ему не мешало: «Московские князья рано вырабатывают своеобразную политику, с первых шагов начинают действовать не по обычаю, раньше и решительнее других сходят с привычной колеи княжеских отношений, ищут новых путей, не задумываясь над старинными счетами, над политическими преданиями и приличиями. Это обнаруживается как в их отношениях к другим князьям, так и в ведении ими внутренних дел своего княжества. Они являются зоркими наблюдателями того, что происходит вокруг них, внимательно высматривают, что лежит плохо, и прибирают это к рукам. … Московский князь – враг всякому великому князю, кто бы он ни был: казалось, самая почва Москвы питала в ее князьях неуважение к прежним понятиям и отношениям старшинства».
Холодная жестокость и наплевательское отношение к любым законам и обычаям так и остались фамильной чертой почти всех московских властителей. Но только этим они бы не добились ничего. По старому принципу «с волками жить – по волчьи выть» те же тверичи скоро стали не менее жестокими, а храбростью пожалуй что и превосходили москвичей, по крайней мере, в отличие от всегда лояльной Москвы, Тверь несколько раз поднималась даже против татар.
Обычные отморозки не выигрывают никогда, все их войны заканчиваются взаимным истреблением. После чего выжившим бедолагам остается лишь горевать на поминках под жалостливую песню «Братва, не стреляйте друг в друга, так тяжко друзей хоронить». Примерно к тому же шло и в нашем случае – вскоре с Юрием свел счеты сын Михаила Тверского Дмитрий по прозвищу «Грозны очи». Случайно встретив убийцу отца в Орде, он его зарезал, причем собственноручно, за что вскоре и сам поплатился жизнью.
Эта череда убийств продолжалась бы еще долго, если бы не преемник Юрия – тот самый принявший эстафету по охране Переяславля брат Ванька, оставшийся в истории под кличкой «Ванька-лопатник». Извиняюсь, конечно же, Иван Калита.
Он тоже был истинный «данилыч», и кровушки пролить у него не задерживалось – достаточно вспомнить, какими методами еще при Юрии он совместно с отрядами татарского военачальника Ахмыла подавлял ростовское восстание. Да что там – само великое княжение он получил после того, как по велению хана Узбека огнем и мечом прошелся по поднявшему бунт Тверскому княжеству. Пустил кровь так, что Тверь изрядно обезлюдела на долгие годы. Но получив желаемое, Иван резко меняет тактику.
Великое княжение было нужно Калите вовсе не для престижа. Получив в свои руки тот самый мощный финансовый поток в виде собираемой со всех русских князей ордынской дани, он очень быстро перенаправил его в пользу родного княжества. Детские игры времен «первоначального накопления» с налетами и захватами закончились, не зря Симеоновская летопись сообщает, что в правление Калиты наступила «тишина велика по всеи земли[2]». Новый великий князь предпочитал бить неугодных рублем, а не мечом, забирая за долги, а то и просто покупая там деревеньку, там село, которые отныне становились частью Московского княжества.