Страница 1 из 180
Елена Свительская
Моя пятнадцатая сказка
Глава 1 — Что касается меня 1
Это была бы красивая весна, когда природа, отряхнувшись от снега и холодов, украшается в кимоно с цветочными узорами, а я праздную свое двенадцатилетие в первом классе средней школе. Когда я завтракаю и ужинаю каждый день с папой и мамой, самыми обычными завтраками и ужинами. Мне много и не надо, лишь бы мы втроем вместе были. Весна, когда радуюсь появлению первой моей подруги. Когда смущенно замираю, глядя вслед моей первой любви… Это была бы красивая весна! Если бы не ушла мама.
Ах, да, я едва не забыла вам представиться. Простите.
Меня зовут Сеоко. Такэда Сеоко. Мое имя записывается иероглифами «маленький» и «лиса». Сначала «маленький», а потом уже «лиса». Только, прошу вас, очень прошу: хотя я и представилась вам полным именем, хотя и сказала, какими кандзи записывается мое имя, прошу вас, не дразните меня маленькой кицунэ! А то меня так часто стали дразнить одноклассники, с тех пор, как мы выучили иероглиф «маленький», а самый умный мальчик в нашем классе уже знал их намного больше и всем рассказал, что второй иероглиф в моем имени — «лиса». И с тех пор дети начали меня дразнить. Совсем меня замучили.
Нет, если честно… Я, все-таки, хочу рассказать обо всем этом вам честно! Если честно, меня дразнили еще раньше — еще в детском саду. А в шесть лет, когда я пошла в первый класс младшей школы, дразнить меня стали совсем нестерпимо.
Я не знаю, что со мной не так. Я самая обычная девочка. Как и многие японские девочки. Если папа не врет, у меня лицо красивое. Если мама не врет — очень. Обычные карие глаза, одно веко. Я, правда, не хочу быть похожей на иностранцев — и мне и такими мои глаза нравятся. Волосы обычные, черные, блестящие, до пояса. Вот если бы до пола были, тогда бы в старину меня аристократы считали бы несказанной красавицей. Особенно, если бы я выросла, а волосы мои бы и тогда до пола были, густые, блестящие. Ну, две прядки, отрезанные ровной линией у висков, и еще две — у подбородка. Вот тогда бы я была особенно красивой. А так — самая обычная.
Я старалась никого не обижать. Слушаться родителей и воспитательниц в детском саду. Потом — и учителей в школе. Я не отбирала игрушек у детей в детском саду и не воровала ничего у детей в школе. Я никого не обижала. Вроде я была добрая, да? Самый обычный ребенок. Но дети меня все равно не любили.
Я, конечно, огорчалась. Тогда, в раннем детстве, это все было для меня трагедией. Хотя при родителях и воспитателях мы примерно и вроде дружно общались. Хотя не у всех еще в детском садике друзья были. Скажем, там был мальчик с вьющимися волосами, вот над ним часто смеялись. Он еще и очки носил. Рано. Я пыталась угостить его красивым обедом, который мне приготовила мама — специально ее просила мне приготовить красивый-красивый — но он тоже отказался со мной дружить. Хотя обед мой красивый съел. Сам. Да ну его!
В общем, я как-то жила. Со временем даже привыкла.
Закончился детский сад, и уже скоро должна была закончиться младшая школа — и рюкзаки уже не казались такими огромными и тяжелыми как раньше. В природе все как всегда было со смыслом и красиво. Вот люди у нас и в мире иногда ссорились. В общем, как обычно. Хотя было бы лучше, если бы люди меньше ссорились или бы не ссорились вообще.
Но в этот год пропала мама.
Мы с одноклассниками из младшей школы ездили в путешествие в Осаку. Просто посмотреть. Но там был праздник Доя-Доя в храме Ситэннодзи. В тот самый день. А один из мальчиков, который мечтал стать всемирно известным игроком бейсбола, решил поучаствовать в обрядах. Мол, вдруг так он станет удачливее или крепче здоровьем? Будущему всемирно известному спортсмену это было бы очень кстати. Ему, разумеется, опять говорили, что только японцы так обожают яккюу, а во всем мире из спорта больше любят футбол или что-нибудь еще, короче, выбрав бейсбол, он вряд ли станет всемирно известным. Но Кенья, как обычно, не послушал. Сбежал от нас. И нашли мы его только часа через три, у храма Ситэннодзи.
Он откуда-то достал себе фундосики и хатимаки. В общем, стоял только в набедренной повязке и ленте на голове, в середине января, на улице, у храма, и вместе с другими такими же ребятами мужественно терпел, когда их обливали ковшами ледяной воды, шустро собирал с земли разбросанные амулеты. Мы как их увидели, так нам всем стало холодно, хотя уж мы-то были тепло одеты. Но тогда мы задумались, что, может, он будет когда-нибудь известным спортсменом, если такой смелый. А он продолжил собирать коллекцию амулетов, на счастье.
Словом, мы съездили в Осаку. В целом, нам было весело и интересно в путешествии.
Но когда я вошла домой, свет был потушен. Сама открыла дверь, сама закрыла изнутри. Села ждать. Через два часа пришел папа. И, встрепенувшись, я кинулась готовить ему ужин.
Но мама так и не вернулась. Ни в тот день, ни потом.
Папа отмалчивался, когда я плакала утром, ловя его перед побегом на работу. Отмалчивался, когда дожидалась его вечером. Нет, он еще на второй день маминого отсутствия сказал, что мама вернется, но умолчал, когда. И ничего больше не объяснял.
Я очень боялась, что с мамой случился какой-то несчастный случай, пока меня не было. Что, может даже, она уже умерла. А мне, как маленькой девочке, врали, что она просто ушла куда-то, уехала в путешествие, но когда-нибудь еще вернется. Но вроде мне уже было одиннадцать лет, и я была уже не слишком маленькой. Вроде бы таким как я уже честно говорили, что человек больше никогда не вернется, а увидеть его можно будет теперь только на фотографиях.
Но я перерыла наш семейный алтарь и все вокруг него. И даже все вообще в комнате родителей. Маминой фотографии, обтянутой черной лентой, на алтаре рядом с фотографиями папиных родителей и брата не было. И в комнате тоже. Так что, скорее всего, мама не умерла. Да, наверное, мама еще жива. Но куда она исчезла?..
Потом, проплакавшись и уснув от изнеможения, сном без сновидений, я проснулась и приготовила себе горелую яичницу. Я не хотела есть. Хотела только сохранить силы, чтобы быть готовой к поискам. И уже поедая хрустящую корочку — почти вся яичница стала такая — запоздало вспомнила, как плакали две девочки и один мальчик в младшей школе, когда их родители развелись и разъехались.
И испугалась, что мои родители расстались. И, может быть, развелись навсегда. Пока я радовалась путешествию в Осаку.
В ту ночь, когда папа уже уснул, я перерыла его сумку, с которой он ходил на работу. Паспорт нашла. В паспорте ничего не говорилось о разводе. Только что он — Такэда Кин. Женат на Кими. Ну, все как обычно, в общем. Значит, они все-таки не развелись. Но куда же тогда ушла мама?.. И, если они не развелись, то, может, они помирятся когда-нибудь?..
Я думала об этом всю ночь, сидя у алтаря и молясь всем богам и ушедшим прежде нас родственникам, чтобы они защитили мою маму и вообще, чтобы снились ей и папе почаще, чтобы много-много их ругали, чтоб они помирились в конце концов. Пусть им станет совестно! И пусть они наконец-то помирятся. И мама вернется. И все будет как раньше. Ну, или не совсем как раньше. Вон, у Кенья, который собирается стать всемирно известным бейсболистом, мама тоже куда-то уходила, когда он еще в четвертом классе младшей школы был. Она, конечно, вернулась через три месяца, но муж с тех пор часто смотрел на нее сердито. А еще они потом часто ругались. Еще чаще, чем раньше. Хотя и не развелись.
Утром пришел папа. Виноватый. Ура, наконец-то виноватый! Может, так он уговорит маму вернуться поскорее?..
Папа меня обнял. Гладил по голове. Сам едва не заплакал. Так мама скорее вернется?.. Но про маму ничего не сказал, гад! Я сама расплакалась, опять, и кричала, что я так не могу. Что я хочу, чтобы все стало как раньше.
Папа опять повторил, что мама вернется. И обещал рассказывать мне сказки каждую неделю, в воскресенье. В субботу ему надо будет сидеть с сослуживцами — обсуждать всякую глупость, ради коллективного духа — а в воскресенье мы будем садиться рядом, я буду рассказывать, как у меня неделя прошла, а он — сказку.