Страница 22 из 32
— Пиктограмма неполная, вот в чем беда, — высказал предположение Березкин; он был и доволен, и немножко разочарован испытанием. — И вообще лучше надеяться на собственную голову, — с неожиданной резкостью заключил он.
Мы промолчали. Заложив руки за спину, Березкин несколько раз прошелся по кабинету из угла в угол и остановился перед Сахаровым.
— Ищите петроглиф[2], — сказал он ему.
— Какой петроглиф? — удивился Сахаров.
— Обыкновенный. Наскальную надпись. Я уверен, что вождь разбил глиняный сосуд в доказательство хрупкости изделия.
— Разве это нуждалось в доказательстве? — спросил Сахаров.
Березкин слегка смутился.
— Ну, не знаю. По крайней мере хрупкость кувшина по каким-то соображениям вождя не устраивала. Если я не ошибаюсь, то должна существовать пиктограмма, выбитая на стене пещеры. Ищите ее.
— Странно, сперва вождь распорядился изготовить сосуд, потом разбил его. Не улавливаю логики.
Березкин не ответил. Он высказал все, что думал, и теперь отмалчивался.
— Н-да. — Сахаров энергично потер лоб и быстро взглянул на меня. — Если сломанные стрелы можно понять как символ мира, то не означает ли расправа с кувшином, что мир кончился и вновь объявлена война? Пока гончарка и художник трудились над сосудом, обстановка могла измениться.
Стройность и логичность предположений Сахарова покорили нас.
— Может быть, вы и правы, — сказал Березкин. — И все-таки ищите петроглиф.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой место действия переносится в Тувинскую автономную область, к подножию массива Хаирхан, Сахаров приступает к планомерным спелеологическим исследованиям, находит предсказанный Березкиным петроглиф, а хроноскоп вновь оказывает нам небольшую услугу
Итак, помощь хроноскопа (если позволительно употребить здесь слово «помощь») оказалась весьма своеобразной: хроноскоп лишь усложнил проблему, наметив какие-то иные, неожиданные пути ее решения. Чтобы окончательно разобраться в пиктограмме, требовался дополнительный материал. Но его не было. Тем самым подводилась черта под нашими изысканиями.
Вообще должен честно призваться, что, как только рассеялась романтическая дымка воспоминаний, история с глиняными черепками показалась мне уж очень мелкой, едва ли достойной столь пристального внимания. В самом деле, какое значение могла иметь пиктограмма неолитического человека, пусть даже содержащая чрезвычайно важную мысль, для нас, современных людей? Совсем небольшое, чисто познавательное. Смешно же предполагать, что полудикарь мог оставить нам, цивилизованным, завет, не утративший своего значения.
Березкин согласился со мной, но потом весьма непоследовательно заявил, что если Сахарову удастся найти петроглиф, то он, Березкин, не откажется подвергнуть его хроноскопии.
И Сахаров нашел петроглиф. В июле мы получили от него телеграмму с просьбой немедленно вылететь в Туву.
Березкин еще перед Новым годом запланировал полевые испытания хроноскопа, и средства для поездки у нас были. Правда, меня не покидало ощущение, что мы стреляем из пушки по воробьям, но Березкин навел справки и узнал, что у подножия Танну-Ола ведутся крупные археологические раскопки и археологи готовы предоставить свои находки для хроноскопии. Эти дополнительные обстоятельства и решили окончательно вопрос в пользу хаирханской пещеры.
Через несколько дней мы с Березкиным вылетели в Тувинскую автономную область. В Кызыле нас встретил один из спелеологов — совсем молоденький, показавшийся нам мальчишкой. Немножко смущаясь, он сказал, что его зовут Петей и что он студент-второкурсник философского факультета. Несмотря на юный возраст, Петя, судя по всему, был деловым человеком: к нашему приезду он уже раздобыл грузовую машину, и вскоре мы без всяких задержек и приключений прибыли в небольшой лагерь спелеологов у подножия Хаирхана.
Чтобы не затягивать повествование о глиняных черепках, я опущу рассказ о событиях, свидетелем которых не был. Скажу лишь, что Сахаров и его товарищи-спелеологи обнаружили петроглиф в том же первом зале хаирханской пещеры, где ранее нашли глиняные черепки.
В пещеру вел сравнительно широкий и высокий ход; кусты и небольшие лиственницы скрывали его от невнимательных глаз, но все-таки пещера иногда посещалась местными жителями — в зале кое-где валялись обрывки конской сбруи, какие-то пестрые матерчатые ленты, виднелись следы костра.
Сахаров сразу же подвел нас к стене, расположенной напротив входа. В пещере было сумеречно, но мы с Березкиным без труда разглядели высеченный на скале петроглиф. Березкин, предсказавший его существование, чувствовал себя именинником.
— Ну конечно, — говорил он. — Эта пиктограмма значительно полнее той, на глиняных черепках.
Действительно, перед нами была целая серия рисунков, последовательно излагавшая ход событий. В левой части друг против друга стояли стрелки из лука — примитивно изображенные человечки с треугольными головами; тетива луков была натянута, и воинственные намерения стрелков не вызывали сомнений. Далее было изображено несколько убитых стрелами людей, и лишь потом уже знакомые нам сломанные стрелы. На них пиктограмма не кончалась. В правой ее части художник поместил двух воинов с поднятыми над головой копьями; воины стояли в угрожающих позах, готовые метнуть копья в невидимого врага.
— По-моему, все ясно, — сказал Сахаров. — Петроглиф рассказывает о воинском подвиге неведомого нам племени. В жестокой схватке с врагом они потеряли много убитых, лишились своего основного оружия — стрел, но мужественно продолжали сражаться копьями. Впрочем, последнее слово за хроноскопом.
Березкин молча отправился к машине и вскоре вернулся с небольшим «электронным глазом», за которым тянулся длинный тонкий провод.
— Да, совсем забыл, — неожиданно сказал Сахаров. — На стене есть еще один рисунок… Правда, он не имеет отношения к нашему петроглифу.
Сахаров пошарил лучом фонаря по стене и остановил его выше петроглифа.
— Олень, пораженный стрелами.
Действительно, на стене виднелось неполное изображение оленя с запрокинутыми ветвистыми рогами; неполное потому, что стена в этом месте осыпалась и уцелела лишь передняя часть рисунка. Две стрелы, пущенные с разных сторон, застряли в туловище животного.
— Не будем отвлекаться и займемся петроглифом, — сказал Березкин. — Идите к хроноскопу. Задание я уже сформулировал, и, как только «электронный глаз» передаст импульсы, на экране появится изображение.
По обыкновению, Березкин прежде всего поручил хроноскопу выяснить, как создавался петроглиф.
На экране возник старый, но еще, видимо, крепкий человек с зубилом в одной руке и округлым булыжником в другой и приступил к работе. Он подставлял зубило под острым углом к скале и ударял сверху камнем. В действиях его не было ничего особенно интересного для нас, но я обратил внимание, что мастер — старый. Раньше мы не придавали значения возрасту художника, наносившего пиктограмму на глиняный сосуд, но теперь я припомнил, что тот был молодым.
Когда Березкин вышел из пещеры, чтобы самому посмотреть изображение, я указал ему на возрастные различия. Березкин постарался уточнить задание, но результат остался прежним: хроноскоп настойчиво утверждал, что петроглиф высекал старый человек. Если хроноскоп не ошибался, — а мы уже привыкли верить ему, — то, значит, разные люди стремились запечатлеть в хаирханской пещере одну и ту же мысль.
Мы не спешили с истолкованием нового факта, да и не так-то просто было истолковать его. Мысль, что у неолитических художников существовала, так сказать, «специализация», пришлось отвергнуть, как явно несостоятельную, а ничего разумнее предположить мы не могли.
— А хроноскоп… если его спросить? — Сахаров с надеждой смотрел на Березкина.
— Чего захотели! — не очень-то любезно ответил тот. — Хорошо, если он пиктограмму истолкует.
2
Петроглиф — пиктограмма, выбитая на камне.