Страница 13 из 42
— Я приглашу их. Не думаю, что они откажутся увидеть тебя. — Он уткнулся носом в мой висок и вдохнул, втягивая запах, заставляя мелкие волосы у лица затрепетать. — Твоя свобода в обмен на их жизнь. По-моему, это равноценный обмен.
— Зачем тебе я? — На полу хрипе мне удалось выдавить из горла вопрос.
— Еще не время. Еще не до конца моя, банши. — Перешел он на привычное обращение. — Как только я пойму, что ты моя целиком и полностью, я попробую объяснить тебе причины своих поступков. А пока не жди даже помощи, только приказы или ультиматумы.
— Ненавижу.
— Я знаю. — Он прижался лбом к моей щеке и заправил выбившуюся прядку за ушко. — Я сделал все, что бы ты меня ненавидела.
Мне никогда не было так спокойно. Нет, не подходящее слово. Мертво. День не кончился, конец света не настал, а я мертвым грузом лежу на земле и не понимаю, зачем все еще могу открывать глаза. Был до глубины моей черной души плевать, какими глазами на меня сейчас смотрит Великий. Что он видит. Мертвую? Униженную? Опустошенную? Так пусть смотрит, это его рук дело. Обезображенная душа брошенным ребенком рыдала внутри, разнося эхом сдавливающие горячие спазмы. Как будто раскаленные кольца надели на ребра и сжимают, сжимают, сжимают…
Он не двигался, продолжая прижимать мое несопротивляющееся тело своим тяжелым, обнаженным торсом. Просто тяжело дышал мне шею, поглаживая волосы у виска и ничего не говорил. За это хотелось ненавидеть его еще больше, еще глубже, доставляя максимум боли и страданий. Мне хотелось спалить его дотла своей болью, что он смешал во мне принуждая разбивать сердце даже самой себе.
Я бы впилась ему в горло, вытряхнула бы из него всю требуху, купаясь в фонтанах крови, но даже моя опаляющая злость, сейчас со стоном приходила в себя после черной эпидемии боли и не находила сил ни на что, кроме как устало закрывать и открывать глаза. Меня выпили всю без остатка. Наверное, так чувствовали себя мои жертвы, когда я, облизывая пальцы, с довольной улыбкой пряталась в закатных лучах, оставляя их одних на последних секундах жизни, смотреть на не самый лучший вид, думать не о самых простых вещах. Наверное, они корили себя за что-то, что не успели при жизни, или просили прощения у близких за столь глупый и быстрый финал. А может, проклинали меня как последнюю шлюху, желая мне гореть на костре, развлекая толпу своими предсмертными криками.
Сейчас я думала обо всем и сразу. Вот так, вычерпывая себя изнутри, потому как места от черноты не осталась, и так угрожая политься через рот.
Великий поднялся, осматривая с высоты своего роста мое распластанное на песке тело. Не моргнув и глазом, он собрал мои онемевшие руки и ноги и легко поднял в воздух, позволив закрыть глаза и наплевать на бренное, выпотрошенное тело.
— Не отключайся. Слышишь? Морена? — Он довольно громко рыкал, но в моей голове это звучало как за семью стенами. Невнятно, еле слышно. — Морена!
Голова откинулась назад, прокатив сознание по короткой дистанции и захлопнув в секунду все двери и окна, погрузилось в непроницаемую тьму.
Глава 14
— Ну, ты довольна? — Лениво спросил мужчина, сидя в кресле и вальяжно закинув ногу на ногу.
— Да, мой господин.
— Тебе нравиться платье?
— Оно прекрасно. — Я стояла на небольшом подиуме, уже третий час. Все тело было истыкано иголками множество раз, но я мужественно молчала, механически улыбаясь.
— Нет, мне не нравится вырез. — Он хлопнул в ладоши, вызывая швей. — Переделайте горло. Пусть оно будет более открыто, что бы на ее грудь хотелось смотреть.
Я молчала.
С того самого ультиматума я лишь отвечала на вопросы, что задавал Великий, четко и коротко, так чтобы не было повода спрашивать что то еще. Меня словно выпотрошили. Внутри была зловещая тишина, что пугала меня, вынуждая заметаться в попытках найти там хоть что то живое. Но каждый раз меня ждала только давящая пустота, заставляя верить, что все в душе мертво.
Он больше не спрашивал меня ни о чем, не задавал вопросов будоражащих кровь, не пытался вгонять в задумчивость. Казалось, его устраивала моя каменная покорность и безэмоциональность, он только раздавал указания, и неуклонно следил за их выполнением. Продумать праздничный ужин? Не забывай про изящность блюд и закусок. Свадебное платье? Просто вовремя появляйся на примерках, я сам все решу. Список гостей? Пожалуй нет, я сам этим займусь, а то пригласишь своих… северных друзей. На все это я только улыбалась и на одной и той же ноте отвечала только «нет, господин», «да, господин» и «я поняла вас, господин».
Наши односложные диалоги иногда заходили в тупик, и я видела, как полыхал гнев в его глазах, но вместо того, что вытрясти из меня остатки души, он просто уходил, оставляя меня в, по-прежнему, запертой комнате.
Сейчас моей самой приятной компанией был Август. Он все так же молчал, не пытаясь с интересом ученого заглянуть в глаза, разговаривать при мне обо мне в третьем лице, как с удовольствием делали приближенные Великого. Правитель, не переставая таскал меня на эти посиделки, на которых я, сидя рядом со своим будущим мужем, должна была вежливо улыбаться и с радушием встречать гостей, которые в свою очередь лишь брезгливо скалили зубы, мол, добегалась банши, а сейчас с рук у него ешь. Единственная искренне недовольна ситуацией была Агнет. Она бросала в меня воинственные горячие взгляды, в уме фаршируя меня проклятиями как перепелку. Девушка кривила губы, каждый раз, когда я находилась в поле зрения, видимо искренне считая, что я заняла ее место. Я смотрела на красноволосую ламию и мысленно кричала, что готова отдать ей свое место еще и доплатить сверху, лишь бы сбежать отсюда, не боясь преследования. Но она меня естественно не слышала, продолжая сверлить разделывающим взглядом.
— Мне кажется, шлейф маловат. Может добавить еще пару метров, как думаешь? — Он окинул платье оценивающим взглядом и поднял глаза, обращаясь ко мне.
— Как пожелаете.
Очередной хлопок в ладоши и юркие мастерицы скрылись за дверьми, оставляя нас наедине.
Он отставил бокал с вином и медленно встал, обходя меня со стороны.
— Ты, кажется, забыла условия нашего договора. Ты должна играть достовернее. Уж если я не верю в эту игру, они и подавно. — Он остановился, скрещивая руки на груди.
— Не забыла. Но сейчас их нет здесь, а я не хочу растрачивать талант попросту.
— Твоя тупая покорность сидит у меня в печенках. — Он сделал резкий шаг, сократив расстояние между нами до минимума, и больно сжав подбородок, поднял его вверх, вынуждая смотреть в глаза.
— Вы крайне не постоянны, мой господин, то злитесь из-за моего упрямства, то недовольны моей покорностью.
Он обжигал взглядом то мои губы, то ресницы, то висок, рыща глазами как дикий зверь, пытаясь усмотреть во мне что-то ему одному известное.
— Я хочу честной игры, банши. А ты мухлюешь как заправский прощелыга, закрываясь от меня.
— Я вас не понимаю, мой господин. — Я опустила глаза, заметив, как дрогнула венка на его шее.
— Тогда тебе нужно объяснить доходчивее. — Он, обхватив меня рукой, прижал к себе. Пальцами, захватив прядь волос, потянул ее назад, заставляя запрокинуть голову, и обрушился на меня поцелуем.
Вдалбливая, доказывая, что играть мы будем только по правилам, которые придумал он. Мои уловки и обходы нарушали его системы, что было непозволительно.
Горячий настойчивый язык проникал в рот, проталкиваясь внутрь, раздвигая мои сжатые губы, пока пальцы руки впивались в волосы на затылке, фиксируя голову, не позволяя остановить его. Я не сопротивлялась, лишний раз, выражая свое бессилие и нежелание. Не добившись ответа, он прервался, упираясь мне лбом в лоб:
— Если бы ты сдохла, я бы мог понять, почему ты такая… Холодная.
— А разве ты не этого добивался? — Вместо ответа он взял мое лицо в руки и притянул к своему, зарываясь носом в волосы.
— Я еще не убивал тебя. Убивать я буду позже, собирать заново и вновь убивать и знаешь что? Ты будешь умолять меня не останавливаться.