Космос

— Конечно.

— Ты не подумала о том, что можешь быть в положении к тому времени?

— Я не в положении, — отрезала Варвара.

— Трофи через месяц, насколько я понял, к этому времени, может быть…

— Не может! — вспылила Варя. — Не может, мы не будем больше пытаться, Антон.

— Это решено, — отрезал.

— Антон, я не хочу быть матерью, понимаешь?

Варя думала над словами Стаса и, кажется, поняла их. Она не могла ответить на вопрос, хотела ли она ребёнка. Ребёнок — это что-то абстрактное, картинка на экране телевизора, смутные воспоминания собственного детства.

А вот она сама — Варвара Белицкая, — вовсе не абстракция, и она совсем не хочет становиться матерью. Она не хочет ходить беременной, рожать, уделять внимание беспомощному маленькому человечку, она не хочет не спать ночами или просыпаться рано утром, потому что её ребёнок уже выспался. Не хочет покупать детские вещи, разбираться в нюансах детского питания, ходить к врачам.

Варя понимала, можно с лёгкостью нанять того, кто всё это будет делать за неё, но это казалось неправильным. Мама Варвары всегда сама решала подобные вопросы, и маленькая Варя всегда знала, с кем посоветоваться, кто будет смотреть с ней мультик или порисует. С возрастом, в жизни повзрослевшей Вари мамы становилось меньше, и это казалось правильным. Варя думала, что сейчас мама отрывается за все годы, которые провела, занимаясь воспитанием дочери.

Варя не хотела отрываться потом, когда-нибудь, после сорока. Она хотела жить полной жизнью сейчас. Она не готова становиться матерью.

— Это не имеет значения, совместный ребёнок — это выгодное предприятие.

Варвара вспылила, а ведь она вовсе не хотела ругаться с Антоном, в глубине души она чувствовала себя виноватой за измену, несмотря на то, что Стрелецкий «первый начал». Она хотела если не наладить отношения с Антоном, то хотя бы избежать конфликта. В примирение она особо не верила, и не хотела его, не после того, как увидела настоящий космос… но ругаться не хотелось совсем.

— Ребёнок — это не предприятие! — заявила.

— Ты много знаешь о детях? — Антон скептически посмотрел на Варвару, будто спрашивал пятиклашку о теореме Ферма.

— Нет, я ничего не знаю о детях, и я ничего не хочу о них знать, ближайшие лет десять точно!

— Десять?! — он нервно заглатывал ледяную воду из высокого узкого стакана. Кадык ходил вверх-вниз по загорелой шее.

— Десять! — встала, снова села. — Тебя так пугает перспектива совместной жизни со мной? — стало обидно, по-настоящему. — Мне тоже не слишком хочется с тобой жить, — пожала плечами. — Давай разъедемся, и ты сможешь не только по пятницам доставлять себе удовольствие.

— Какое удовольствие? — сузил глаза.

— С мальчиками, а уж какое, я знать не хочу, и воображать — тоже. Ты же по пятницам ходишь в клуб, верно?

— Если бы ты давала себе труд задуматься, ты бы вспомнила, что я совладелец этого клуба, по пятницам я проверяю отчётность и, естественно, остаюсь иногда до ночи. Там камерная, спокойная атмосфера и гости, в том числе я, могут быть уверены, что «светские львятки» дешевого розлива не будут мелькать перед глазами, — взмахнул перед лицом рукой, едва сдерживая выражение брезгливости на лице. — Я не изменял тебя физически, никаких половых контактов, если тебе это важно знать.

— Ты сказал: «Был осторожен».

— Да, я осторожен, поэтому никаких половых контактов. То, что я там провожу время, и это доставляет мне некоторое удовольствие, не говорит о том, что я сплю с первым встречным, или первой.

— Врёшь, — как же Варе хотелось, чтобы это было неправдой, это автоматически сняло бы стыд за её поступок.

Но не похоже, чтобы Стрелецкий врал. Действительно, он слишком стерилен, слишком озабочен своим здоровьем или внешним видом, он не может себе разрешить майонез в салате, скорей всего, перед мастурбацией он протирает руки антисептиком, а потом искупает свой грех в спортивном зале, такой человек никогда не опустится до случайной половой связи. И этот клуб, действительно, его собственность. А Стрелецкий Антон контролируют свои активы.

— Ты сама знаешь, что я не вру, Варвара.

— В любом случае, — резко встала и отправилась в ванную комнату. — Это ничего не решает, нам надо расстаться. Тебе есть, где жить, не вижу, в чём проблема, Стрелецкий.

— Варь, честно говоря, я начинаю уставать от твоих капризов, поговорим вечером, я опаздываю.

— Каких капризов? — посмотрела на себя в зеркало, осталась недовольна. Да уж, бессонные ночки не идут на пользу, как и возлияния, и обжорство.

— Обыкновенных, Варя, для тебя — самых обыкновенных.

— У меня нет капризов, — поджала губы.

— Ты — избалованная девчонка, всегда поступала так, как хочет левая пятка или правая ягодица. Ты же сама не знаешь, чего ты хочешь! Сначала решила, что хочешь трофи, наплевав на свои обязанности на работе, на меня, на отца. Просто решила — и все должны подстроиться.

— Я всегда этого хотела!

— Ты всегда хотела, а тебя всегда использовали. Где были твои друзья два года, они даже на день рождения твой не пришли, я помню, как ты расстроилась, а теперь вспомнили о тебе. Или, скорей уж, о твоих деньгах.

Варя застыла.

— Взнос, финансирование. Милостиво взяла на себя, правда, маленькая богатая девочка?

— Не твоё дело, — отвернулась.

Взяла, что греха таить. А почему нет? Может себе это позволить, она же даже не почувствовала это, а ребятам помощь. Они-то трудятся на средних должностях, и Вариного достатка, скорей всего, не достигнут никогда в жизни, или только под конец этой жизни, когда никакие трофи будут не нужны.

— Значит, я прав. Потом рванула на машине, зачем? Обиделась, решила что-то доказать, и полетела, как всегда, вся обида в ноги ушла, назло поехала, даже матери не соизволила позвонить, про себя или отца — я молчу уже. Вознамерилась что-то доказать? Даже доказала, сорвала договор.

— Это бред, а не договор!

— Так довела бы его до ума, раз уж взялась, но ты снова всё бросила и уехала. Даже не интересно, что тебе в этот раз было не так. Простыни не того плетения? Цвет номера? Глава филиала не так посмотрел или климат не подошёл. Ты всегда делала, что хотела. Хотела — училась, хотела — не училась. Отец заплатил — восстановили. Хочешь — ходишь на работу, хочешь — не ходишь, хотя это твоё требование, Варя, это ты сучила ножками и требовала себе должность.

— От моей должности ничего не зависит.

— И даже с ней ты не справляешься, ты хочешь, чтобы тебе поручили хотя бы что-нибудь более-менее ответственное? У меня старшеклассницы-курьеры относятся с большей ответственностью к своим обязанностям, чем ты. Избалованная девчонка — вот ты кто.

— Перестань!

— Нет уж, я скажу, — продолжил. — Ты вспомни себя четыре года назад, вспомни.

— Что не так со мной четыре года назад?

— Тусовки, алкоголь, снова тусовки. Этот твой недороман с гонщиком из Чехии…

— Что? А про него ты откуда знаешь?

— Мы спонсировали тогда команду, забыла? Это ты меня не видела, а я тебя видел прекрасно. Красивая, взбалмошная, шатающаяся по пабам в сомнительной компании, вечеринки безумные, алкоголь — это всё ты, Варвара! Время прошло, думал, ты хотя бы немного изменилась. Нет. Всё то же самое. Капризы, алкоголь. Демонстрации глупых обид. Нет, Варя! Это не ты меня бросаешь, это я тебя бросаю. Я не собираюсь заводить ребёнка со взбалмошной, несдержанной девицей. И жениться на такой не имею никакого желания. Никогда не имел, даже когда влюблён был сильно. Участвуй в гонках, ешь, что хочешь, употребляй, но когда снова попадёшь в больницу — не жалуйся!

Пока Варя хлопала глазами, Стрелецкий кинул от дверей, спокойно:

— За вещами пришлю водителя, будь любезна — собери.

Варя, конечно, не стала собирать. Он уходит — пусть он и собирает. Детская обида поселилась в сердце. И вроде бы, уход Стрелецкого был именно тем, что она хотела, и вроде бы переживать не было от чего, но Варя переживала и даже начала плакать. Правда, в начале сеанса слёзотерапии, поняла, что плачет вовсе не из-за Стрелецкого, а из-за Стаса, что было глупо.