Страница 2 из 4
И снова несколько нахальных молодых лягушат дерзко стали квакать, сопровождая кваканье свистом и хохотом. И где только молодежь этому учится? Но они было убеждены, что старуха подслеповата, и тем более в сумерках ничего не могла различить четко. Старушка обиженно замолчала, дожидаясь, пока мамы или старшие братья не схватят за ноги озорников. Рассказ возобновился.
– На моих глазах, – с упорством произнесла Баква, – тростник, росший на кочке, и сама кочка стали подниматься, расти. Потом на моих глазах, – снова многозначительно сказала лягушка и стала вращать глазами, покрытыми пленкой, – этот тростник зачихал и провалился в середину кочки, а сама кочка запрыгала. И вот тут из мха вдруг показался этот… И стал чихать. Чихал или лучше сказать чухал, чухал, а потом предстал перед моими глазами… – Старушка сделала паузу и оглянулась по сторонам, грозя сжатой в кулачок лапкой предполагаемому обидчику. – Предстал перед глазами в том виде, в каком вы все его потом увидели.
Старушка явно переборщила со словами видеть, вид, глаза. Но никто уже не обращал на это внимание. Все заворожено слушали, еще и еще раз переживая чудо появления на болоте этого необыкновенного существа.
– Ну вот, когда он, наконец, окончательно прочухался, он смог показаться во всей своей красе, – закончила почтенная Баква, явно довольная своей шуткой.
Картина появления Чуха на болоте оживала вновь.
– Помните, как многие крикнули тогда с испугом: «Это – Кикимора!», – засмеялся Большой Паква.
– Конечно, мы удивились. Ведь говорили, что Кикимора навсегда покинула наши места и наше болото. Говорили, что вообще ее уже давно нет в живых, – сказала одна из мам головастиков.
В разговор включились остальные Маквы. Они продолжали бы еще долго перебирать болотные сказания и спорить, но их перебил хор мужских голосов. Это были Паквы.
– Мы-то сразу догадались, что это не Кикимора, но подумали что это Водяной, старый знакомый. Да, он не был похож на себя, прежнего. Но ведь мир меняется. Признаться, мы были бы не против, появись он снова где-нибудь рядом. Нам-то что? Будет опять отпугивать жаб или даже охотников.
– Да, да, я прямо так и сказал, хорошо бы это был Водяной, – признался с улыбкой Умква. – Ясное дело, к болоту даже смельчаки боялись бы подойти, – добавил он.
– Мы тоже тогда обрадовались, – встряли бекасы, кулики, утки, другие птицы обитавшие на болоте.
Но по мере того, как странное существо обозначилось, как сказала Баква, во всей своей красе, стало очевидно, что это не Кикимора и не Водяной.
Появившееся существо было зеленого цвета, настоящего болотного оттенка. Именно этот цвет и напоминал известных болотных страшилок. Ну, может быть еще и то, что весь он был покрыт пушком. Но этот пушистый мех не свисал клочьями, как у Кикиморы или Водяного, а ровно покрывал все небольшое тельце гостя. Нежная зеленая шерстка была как будто только что подстрижена в модном салоне красоты. Ярко зеленые глаза были окружены частым забором необычайно длинных и тоже, как вы уже догадались, зеленых ресниц. Небольшой изящный нос имел не две, а целых три ноздрюшки. Рот был как бы полуоткрыт, возможно потому, что оттуда торчали вперед четыре крепких белых зуба: два вверху, два других – внизу. При всей несуразности его внешности, незнакомец не выглядел уродливо. Скорее наоборот: это было маленькое симпатичное и, казалось, не опасное существо.
Однако простое любопытство к чужаку сменилось сначала недоумением, затем испугом, а потом чуть ли не паникой. По мере того, как странное создание продолжало чухать, его коротенькие ножки и ручки стали расти, выдвигаться как на пружинках. Более того, стали выдвигаться в стороны его ушки, превратившись в настоящие миниатюрные локаторы. Мохнатая головешка тоже поднялась, выдвинутая пружинистой шеей, и стала быстро вертеться с мелодичным звоном, делая полные обороты. И если минуту назад даже болотная мелочь смотрела на все эти выкрутасы сверху вниз, то уже через минуту и рослым лягушкам, и дылде бекасу пришлось задирать головы, чтобы охватить явление во весь рост. А незаметный вначале хвост иностранца вдруг превратился в нечто, похожее на большой веер.
– Красота! – Услышали вдруг лягушки. Это было первое слово, которое произнес тот, кого назовут потом Чухом Болотным. – Как я рад, друзья, что появился на болоте. Жить на зеленом болоте просто замечательно, – сделал он неожиданное заключение, не прожив еще здесь и дня.
Квакши молчали в оцепенении, закатив глаза, тяжело надув животы, перебирая дрожащими лапками и стараясь сдержать рвущееся из горла кваканье. Каким-то чутьем или чуткостью, поняв неуместность своего высокого роста, Чух одним движением втянул в себя все пружинки и снова стал маленьким.
– Добрый вечер, – вежливо сказал чужак, и все сразу оценили его воспитанность. – Меня зовут…
Но не успел он сказать свое имя, как старая Баква проскрипела:
– Не знаю, как тебя звали раньше, а у нас ты будешь Чухом Болотным. Уж больно ты чухаешь оригинально.
Всем очень понравилось это имя, а самому Чуху, кажется, в особенности. Он радостно засмеялся и сказал: «А теперь, мои новые друзья, разрешите познакомиться с вами».
Тон гостя, его манеры были приятны и доброжелательны, и это сразу расположило к нему лягушек. В большинстве своем квакши были доверчивым и восторженным народцем.
Поднялся невообразимый гвалт. Все хором заквакали свои имена, чтобы познакомиться с Чухом. Умора. Каждый хотел переквакать другого. Бедному Чуху трудновато было в таком шуме понять и запомнить, кто есть кто. На его очень подвижной мордашке появилось выражение некоторой растерянности.
– Уважаемый незнакомец, – неожиданно громко, перекрывая орущих лягушек, насмешливо прокрякала простуженным голосом Хриплая Утка. Она была известной сплетницей и ходила на все болотные собрания, даже когда дело совершенно не касалось уток. И при этом всегда всех и все критиковала.
– Сейчас я (сделав ударение на «Я») вам все объясню, а то эти квакушки-орушки вам совсем голову закрутят. – Хриплая Утка тут же захотела проявить свою значимость, не обратив внимания, что обидела коренных жителей болота.
– Перестаньте, пожалуйста, крякать, – смело остановил Смелква не в меру разговорившуюся Утку.
– Простите нас, дружок, – сказала Старшая Маква, обращаясь к пришельцу. – В самом деле, мы любим покричать, поспорить, иногда квакаем без толку, случается, – призналась она. Эта квакша всегда старалась быть справедливой и говорить только правду. Как ни странно, ей это удавалось.
– Ква-Ша! Тишина! – Громко приказал Большой Паква. Этот призыв всегда использовался в тех случаях, когда общий шум превышал допустимые нормы. После такого приказа обычно все затихали.
– Все очень просто, – начал объяснять, едва наступила тишина, Большой Паква. – Мы не любим длинные ученые названия. Ну, так вот, поскольку мы из одного племени квакш, окончания имен у нас всех одинаковые – «ква». А сами имена тоже сократили, чтобы скорее произносить: вместо слова мама, говорим «ма», вместо папа, «па»; от длинной бабушки осталось «ба», а от спорщика – «спор». Получается, естественно, Спорква. Спокойного, мы зовем…
Но не успел он договорить, как Чух, оказа вшийся весьма сообразительным, радостно закричал: «Его вы зовете Споква!».
И тут сама собой началась увлекательная игра в отгадки. Отгадывать имена должен был Чух, а спрашивал его, кто хотел. Иногда сразу несколько лягушек одновременно квакали свои загадки.
– Чух, смотри, вот он у нас самый старший. Как его зовут?
Не сомневаясь, Чух весело отвечал: «Старква».
– А вот он – самый умный. Как его имя?
И опять Чух тут же говорил: «Умква»!
– А этот у нас на болоте самый смелый. Как его зовут?
– Конечно, Смелква, – ответил без запинки Чух.
– Правильно, правильно, – заголосили радостно лягушки.