Финт хвостом

Тимми понял, что мама завидует. Мистер Кеннисон объяснил ему это слово. В школе было много детей, которые не учились в классе у мистера Кеннисона, но очень этого хотели. Они плохо относились к ученикам мистера Кеннисона, и он объяснил, что они завидуют. И сейчас мать говорила в точности как те дети. Тимми не хотел, чтобы его ругали, и поэтому не смотрел на игрушки. Он вошел в комнату и забрался на кровать с Суперменом.

– Снял бы обувь сначала, маленький ты засранец, – прошипела мать. Тимми видел, что она готова расплакаться. Он скинул ботинки. В последнем доме, где они останавливались, он спал прямо в ботинках, потому что боялся, что Эрик Чени, который жил там все время, их украдет. Эрик крал все, что плохо лежало.

– Пойдемте, я покажу вам вашу комнату, – сказала Джейн матери. Выходя, мать хлопнула дверью. Тимми слышал, как мать и Джейн идут по коридору. Мать громко топала по полу. Он задумался о том, как долго Джейн будет терпеть их с мамой, прежде чем попросит уехать.

Когда он убедился, что мама уже не вернется, он слез с кровати и забрался на кресло-качалку. Он выглянул в окно и поискал глазами Бутс. Ее нигде не было видно. И тут дверь открылась и вошла Джейн.

Она побьет его за то, что он не в постели… как миссис Чени в том, предыдущем доме. Она отберет его наволочку. Она пожалуется матери… Тимми замер в кресле-качалке.

– Тимми, малыш, что случилось? Ты кого-то ищешь? – спросила Джейн.

– Нет!

Она подошла к нему. Тимми вздрогнул. Она остановилась.

– Ты ищешь Бутс?

Как она узнала? Мама никогда не знала, о чем он думает. Он настороженно посмотрел на нее. Джейн улыбалась.

– Бутс – хорошая кошка. Утром ты можешь с ней поиграть. Но сейчас у нее котята, и она не оставляет их одних надолго.

Тимми кивнул. Котята. Они, наверное, живут в том таинственном месте в глубине глаз Бутс. Там они в безопасности. Ему ужасно захотелось увидеть котят.

– Если ты все равно не спишь, может быть, сходим посмотрим котят? – спросила Джейн.

Он заставил себя промолчать. Это могла быть ловушка. Она хочет, чтобы он согласился, а потом побьет его за это, как иногда делала мать, когда была слишком уставшая или злая. Тимми сидел неподвижно, стараясь ничем не выдать своих мыслей. Но Джейн взяла его за руку и вывела в коридор, откуда они спустились в подвал. Тимми вдруг стало трудно дышать. Эрик тоже водил его в подвал, вместе с миссис Чени, и там… Он украдкой огляделся, высматривая путь к побегу.

Однако Джейн просто подвела его к большой коробке, где лежала, сверкая глазами, Бутс, и четверо котят сосали молоко у нее из животика. Два серых, один рыжий с белым, совсем как Бутс, и один пятнистый – черно-рыже-белый. Тимми осторожно погладил одного котенка, а когда Джейн на него не накричала, погладил еще раз.

– Они уже подросли и почти готовы покинуть Бутс, – сказала Джейн. – Может быть, хочешь взять одного себе? Насовсем?

Тимми немедленно убрал руку.

– Мама мне в жизни не разрешит.

– Я могла бы с ней поговорить…

– Нет, не надо! – Тимми резко встал. – Я хочу вернуться в комнату.

– Хорошо, – сказала Джейн. Она смотрела на него внимательно, но беззлобно. Точно так же, как иногда на него смотрел мистер Кеннисон.

– Ты можешь спускаться сюда и смотреть на котят, когда хочешь.

Нет, он не может спускаться сюда, когда хочет. Матери это не понравится. «Не распускай слюни, все равно этого у тебя никогда не будет! – говорила она. – Не заставляй меня чувствовать себя совсем уж плохой матерью, разве мало того, что мне и так уже хреново? Как мы живем?! И все это из-за тебя».

Тимми вернулся в комнату и лег в постель. Одеяло с Суперменом было мягким и теплым. Он очень устал, но еще долго лежал без сна, размышляя о добром и безопасном месте в глубине глаз Бутс.

– Он очень замкнутый, очень, – сказала Джейн в телефонную трубку. – И все же под этой робостью и забитостью тлеет злость. Очень сильная злость. Это чувствуется сразу.

Тимми подслушивал, спрятавшись в тесном шкафу под лестницей. В этом большом старом доме много мест, где можно спрятаться. За два дня он обнаружил их все.

– Я знаю правила, Клаудия. Не надо их мне повторять. Говорю же, я знаю… Да, я все понимаю, ей было трудно. Но говорю тебе: это не просто злость и раздражение от плохого отношения. Здесь нечто большее… Она бьет его, вечно ругает, она не способна ни к каким реальным контактам с ребенком. С первого взгляда я бы сказала, что она – пограничная личность с неустойчивой психикой и болезненной склонностью к нарциссизму… Нет, Клаудия, мне не надо напоминать о том, что нельзя осуждать жертву!

Джейн глубоко вздохнула. Она была действительно очень раздражена. Тимми еще сильнее прижал наволочку к щеке. В ней, как в колыбели, лежал котенок. Один из двух серых.

– Извини, Клаудия. Просто я рассердилась и сорвалась. Но я тебе говорю: это совсем другой случай, уж поверь моему опыту… я все-таки профессиональный психолог. Пожалуйста, просто прочти расшифровку стенограммы суда и скажи свое мнение. Я имею в виду, что не каждая женщина получает у нас убежище, пусть даже она платит деньги. Иногда попадаются такие особы, которых и женщинами-то назвать можно с очень большой натяжкой, а то, что они нам рассказывают, – просто наглая ложь. Нет, конечно, я понимаю, что ничего нельзя сказать наверняка, но меня – как профессионала – просто оскорбляет, что кто-то там мог подумать, что я вошла с ним в контакт без разрешения организации… Мне это просто обидно. Тем более что это говоришь мне ты. Но если бы ты видела этого ребенка… Нет, никогда. Ни разу. Я ни разу не слышала, чтобы он первым начал разговор. Он все время настороже. Весь такой напряженный… Я ни разу не видела, чтобы он улыбался. И она…

Котенок заурчал. А вдруг Джейн услышит?! Тимми в отчаянии попытался приглушить его урчание наволочкой. Котенок заурчал громче.

– Хорошо, Клаудия. Хорошо. На следующей неделе. Но, пожалуйста, прочти стенограмму и скажи, что ты думаешь. Спроси у Терри, тебе он даст.

Тимми стиснул котенка в наволочке. Надо, чтобы он прекратил урчать. Надо, иначе Джейн услышит и найдет его здесь, где ему быть не положено, и тогда… Его сознание ухнуло в черноту, в темное место, которое всегда было где-то поблизости, – в место, где жили плохие мысли. Его не должны тут найти! Тимми сжал котенка сильнее. Тот жалобно запищал.

– Клаудия, я тебе говорю, Тимми потенциально опасен. Именно потому, что он подавляет свое раздражение. Очень опасен. Если в ближайшее время он не найдет отдушины для своих чувств…

Плохие мысли обрушились на него темной волной. Тимми сжал котенка еще сильнее, и писк оборвался. Шкаф неожиданно показался ему слишком тесным и темным. Он затаил дыхание.

Джейн положила трубку. Он слышал, как ее шаги удаляются по коридору. Передняя дверь открылась и тут же закрылась. Тимми вывалился из шкафа, жадно хватая ртом воздух. Плохие мысли медленно убирались обратно в черноту… медленно, очень медленно.

Он залез обратно в шкаф и достал наволочку. Котенок лежал неподвижно. Вообще даже не шевелился. Тимми никак не мог отдышаться. Он боялся прикоснуться к котенку. Только не умирай, мысленно умолял он. Только не умирай.

Спустя пару минут котенок шевельнулся и слабо мяукнул.

Тимми бережно отнес его в подвал и положил в коробку к остальным котятам. Бутс там не было. Он поднялся к себе в комнату и, скинув ботинки, забрался с ногами на кровать. Он сидел очень тихо, не шевелясь и не издавая ни звука. Иногда это помогало ему избавиться от плохих мыслей. Все, что для этого нужно, – это сидеть очень тихо. Не шевелиться. Не думать. Только напевать, чтобы песенка вытеснила нехорошие мысли… «Рассерженный фермер обстриг им хвосты. Сказал: не со злости, а для красоты…»

Какое-то время спустя к нему в комнату заглянула Джейн.

– Тимми, скоро обедать. Ты тут все утро сидел, у себя?

Тимми в ответ промолчал.

Джейн оглядела комнату. Тимми знал, что она ищет мать. Тимми не видел мать с прошлого ужина, когда она накричала на Джейн за то, что у нее такая красивая посуда. Он не знал, что делала мама сегодня утром и куда она подевалась.