Страница 6 из 19
– Да… да…
Молодой человек неловко и чресчур крепко прижал девушку к себе, тщетно пытаясь дотянуться до её губ, но Айя внезапно вывернулась из его рук и протянула мальчику невесть откуда взявшийся помятый блокнот и простенькую шариковую ручку.
– Пиши!
– Ч-что?– запинаясь спросил он.
– Пиши, что ты мой!
Внимательно взглянув на улыбающуюся Айю, юноша понял – это такая игра, милая, детская, чуть-чуть неуместная, но раз ей так хочется… Дрожащими пальцами он набросал в блокноте несколько слов, девушка нетерпеливо вырвала из его рук и ручку, и бумагу (мальчик не успел заметить, куда она их спрятала), и впилась в его губы страстным поцелуем. Небо опрокинулось, все звуки растворились в ночном воздухе, остался лишь горячий туман, медленно, но верно заполняющий сознание…
В такие ночи даже центр Москвы бывает безлюден. Особенно подобные дворы, где и днём, кажется, ни души… А за углом – ночной клуб, три кафе, магазин, чуть дальше – метро, и кипит жизнь. Но в этот час жизнь кипела в подворотне и только для этих двоих.
Мальчик тяжело дышал, его лицо покрывали ярко-красные пятна. О подобном экстриме он даже мечтать не мог. Айя не торопясь натягивала водолазку, джинсы и жалела, что не захватила сигарет. Бросив взгляд на партнёра, она пошленько улыбнулась, наклонилась и поцеловала его в шею, довольно болезненно прикусив при этом мочку уха. Парень застонал от боли и наслаждения и, повернувшись к девушке, попытался дотянуться губами до её лица.
– Я люблю тебя…
Айя расхохоталась в голос.
– Почему ты смеёшься?– уязвлённо спросил он.
Айя, не ответив, подползла к обессиленному от новых впечатлений мальчику, медленно коснулась щекой его виска, подарила мимолётный поцелуй в щёку, провела языком от скулы к шее… Его дыхание совсем сбилось, пятна на щеках стали ещё ярче, с мокрых волос стекали по лицу капли пота. Прерывисто дыша, он запрокинул голову, не в силах даже обнять девушку. Айя между тем поцеловала пульсировавшую на его шее жилку, осторожно коснулась её языком и, вздохнув поглубже, тихонько прикусила тонкую кожу, словно пробуя на вкус. Покрепче перехватив мальчика за плечи, она с силой сомкнула зубы. Он дёрнулся всем телом, ещё не до конца осознавая, что происходит, а Айя уже не могла остановиться. Горло она перегрызла мгновенно и, не обращая внимания на то, что её лицо и одежда полностью испачканы кровью ещё живого юноши, принялась за его руки. Пожирать всё тело Айя не собиралась, да и не смогла бы, но уничтожить руки, а главное лицо было необходимо – так её научила Вэл. А дальше – по настроению. В этот вечер Айя проголодалась безумно, поэтому к рассвету от мальчика мало что осталось…
Домой Айя, грязная и умиротворённая, завалилась около семи. Правда, не к себе, а к Вэл. Уже проснувшаяся хозяйка пила на кухне кофе нежданную гостью встретила холодно.
– Я вообще-то на работу собираюсь. Езжай к себе.
– Отстань. Я не поеду в таком виде. А до тебя было близко…
– Ты хочешь сказать, что свои объедки бросила рядом с моим домом?-раздраженно бросила Вэл в спину направившейся в ванную подруги. Айя частенько заваливалась в её квартиру без предупреждения, и вообще это было для обеих в порядке вещей. Вэл, бывало, поступала также, личное пространство они не слишком рьяно отстаивали, в отличие от Алекса. Но явившейся рано утром, перепачканной ещё свежей кровью Айе Вэл была мягко говоря не рада. Тем более, когда выяснилось, что "трапеза" проходила где-то неподалёку.
– Не кипеши!– донеслось из-за закрывшейся двери сквозь шум включённой воды,– Это было не так уж и близко отсюда. К тому же, я за собой прибрала…
Вэл плюнула и пошла в прихожую. Через полминуты раздался её голос:
– Я ушла! Запри дверь и жди меня!
Айя не ответила, но Вэл знала – она её поняла. Слишком хорошо ей было известно, чего стоит ослушаться демона третьего порядка даже в мелочах.
Глава 3
Ничего не бойся!
Hominem quaero! (Dioqines)
Ищу человека! (Диоген)
С неба невесомой пылью сыпался мельчайший дождь. Ида брела домой, натянув на низко опущенную голову капюшон. На сердце было тяжело и гадко. Впервые за в ё время своей недолгой вечности она не чувствовала себя частью своего подопечного, не ощущала с ним никакого единения. Кажется, нечто подобное у людей называется "материнский инстинкт" – неосознанное желание заботиться о родном – физически или духовно – существе, окружить его любовью, защищать от всех бед и угроз… Нет, ничего такого по отношению к Антону Ида не испытывала, и это угнетало её безумно. Она сама себе казалась каким-то уродом, недостойным быть ангелом. А значит – прощайте, небо и крылья. К этому мерзкому чувству примешивались невозможная усталость и невыносимая слабость, какая бывает только лишь от крайней безысходности. Ида впервые в жизни предалась греху уныния и как никогда сильно чувствовала себя человеком в худшем его проявлении.
Тим, конечно, был уже дома; встревоженно сдвинутые брови, напряжённо сжатые губы, скрещенные на груди руки сразу дали Иде понять, что он места себе не находил, в ожидании того, чем же закончился разговор его друга и мальчика с заблудшей душой. Впрочем, Тим тоже сразу всё понял, едва увидев Иделию, хмурую, промокшую, мрачную. А может, и ещё раньше – дождь противной крупой сыпался с неба уже больше часа, нагнетая и без того унылую атмосферу.
Тим мудро подождал, пока не проронившая ни слова Ида примет душ, закутается в огромный махровый халат и устроится на диване с неизменной чашкой кофе в руках, присел рядышком, размышляя, как начать разговор, чтобы ненароком не спровоцировать вспышку злости или, того хуже, истерику. Впрочем, волновался он напрасно – уже само присутствие друга рядом действовало на Иду умиротворяюще. Тоска и усталость отступали, взамен пришли тепло и покой. Ида была в тот момент благодарна Тиму за то, что он ни о чём не расспрашивает, а так терпеливо ждёт, когда она сама будет готова поговорить и попросить совета, если он понадобится. Тим почти не сомневался, что понадобится. Он очень чутко научился улавливать моменты, когда Ида уставала быть сильной, и готов был в любой момент подставить ей своё плечо. Втайне он всегда восхищался её мужеством, понимая, что эксцентричность, импульсивность, вспыльчивость – это всё наносное, и невозможно вообразить, на какие подвиги способна эта хрупкая девочка, если небу будет угодно от неё этих подвигов потребовать.
Тим не глядя протянул руку, и на колени Иде упала маленькая упаковка миндаля – одна из её величайших земных слабостей. Ида не смогла сдержать улыбку.
– Обожаю тебя,– совершенно искренне сказала она другу.
– И я тебя… Расскажешь мне?..
Ида вздохнула и зашуршала пакетом.
– Я не знаю, что мне делать,– горько произнесла она.
– Неужели, всё настолько плохо? Он совсем не хочет тебя слушать?
– Понимаешь,– начала Ида, насыпая в подставленную ладонь Тима несколько орехов,– Проблема не в том, что он не хочет слушать. Они поначалу все не хотят… Это я не хочу с ним говорить.
Тим несколько изменился в лице.
– Что же он такого успел тебе сказать, что ты на нём сразу крест ставишь?
Ида захрустела миндалём, Тим терпеливо ждал ответа.
– Ничего,– выдала она наконец,– Он, правда, необычный мальчик. Его даже атеистом не назовёшь. Настоящие атеисты точно знают, во что они не верят. А ему просто всё равно. Абсолютно. Он и знать ничего не хочет. И верить не желает. Ни во что и ни в кого. Даже в себя… Даже себе.
– Как это?– нахмурившийся было ангел резко вскинул брови.
– Он будто уверен, что всё в мире бессмысленно. Так и живёт, бездумно, безыдейно.
– Он случайно с собой покончить не пытался?– напрягся Тим.
– Нет,– мотнула головой Ида, складывая вчетверо опустевший пакетик,– Боюсь, он и в этом не видит смысла… Хотя, почему боюсь? Да слава тебе, Господи!
– Он фаталист?
– Нет. Фаталисты тоже кое во что верят. А этому как будто и впрямь жить незачем. Для него Бога нет, ангелов нет, демонов нет, а если и есть, то ему наплевать. И на людей наплевать. Любви нет, дружбы нет, ненависти нет, ничего нет. Это самое страшное – вот такое безучастие и пустота.