Домик лесника

— Певзнер, проходите! — Услышал, наконец, адвокат.

Роман долго и поначалу довольно сбивчиво рассказывал Михаилу о том, что произошло позавчера вечером и что случилось потом, после того, как в дом к Чаркину неожиданно нагрянули оперативники. Миша наклонился могучим телом вперед, сцепил перед собой пальцы, опустил голову. Он слушал старого друга почти не перебивая, изредка задавая уточняющие вопросы. Из сбивчивого рассказа бывшего самбиста вырисовывалась следующая ситуация.

Поздним вечером, в тот день, когда патруль подобрал погибшего парня и оперативники допросили, взяли пробы с одежды и обуви и отпустили Чаркина, у кого-то очень опытного и умного, но совершенно не отягощенного моральными принципами, в голове родился вопрос: а зачем терять кучу времени, искать настоящего убийцу, которого, к тому же никто, кроме Романа Чаркина, не видел? Зачем вешать на отдел еще один «темняк», снижать процент по раскрываемости особо тяжких преступлений (а он и без того мог быть выше!), когда решение проблемы раскрываемости данного конкретного преступления лежит на поверхности?

Решение пришло быстро. Оперативники еще раз внимательно прочитали протокол осмотра места преступления и нашли, наконец, ту «зацепку», за которую они собирались теперь «зацепить» бывшего десантника.

Поначалу разговор у Романа с оперативниками шел трудно. Чаркин ни в какую не собирался брать вину на себя, решительно стоял на своем: не убивал. Напоминал на том, что была проведена экспертиза.

Экспертиза показала, что на одежде и обуви Романа нет следов крови или других веществ, подтверждавших его контакт с погибшим.

Вот тогда-то опера и решились применить «зацепочку».

«При осмотре тела погибшего, — сказал ему один из оперов, — в кармане потерпевшего мы нашли половинку кирпича. Если ты возьмешь вину на себя, то сидеть тебе не придется. Скажешь, что потерпевший бросился на тебя с кирпичом. Тебе пришлось обороняться. Тебе вменят превышение пределов необходимой обороны, а там, смотришь, вообще выйдешь за отсутствием состава преступления. А до суда тебя отпустят домой».

С момента его «приглашения» в Октябрьский РОВД прошли почти сутки, сил терпеть ментовское «колево» уже не было, и Роман Чаркин протокол, в котором сознавался в непреднамеренном убийстве неизвестного ему гражданина на почве самообороны, подписал.

А дальше все пошло совсем не так, на что рассчитывал бывший «чеченец» и уж совсем не так, как ему обещали опера. Оперативники проявили присущую им в таких случаях оперативность и к моменту истечения сорока восьми часов, на которые Чаркин мог быть задержан по закону, у них на руках было готово решение об аресте бывшего самбиста — за убийство, в котором тот к тому же успел признаться. Домой Чаркина Романа, конечно, никто не отпустил. Судья решила, что поскольку он представляет опасность для общества, то до решения суда он будет находиться в Новосибирском следственном изоляторе, или, как его принято называть сокращенно, — в СИЗО.

— Ну, и что теперь мне делать, Миша? — Беспокойно заерзал на своем табурете бывший борец, устремив на Михаила полный надежды взгляд.

Адвокат надолго задумался. Дело было «табак».

Михаил Певзнер сам достаточно долго проработал во внутренних органах, он отлично знал, как работает государственная карательная машина. Он также знал много подобных историй, в том числе и ту, которая только недавно потрясла весь город и была сейчас в Новосибирске у многих, что называется, на слуху. Это была история некоего Евгения Лукина. Историю «раскопал» новосибирский журналист Артем Шершнев, и она стала достоянием общественности. Суть ее была в том, что 25 декабря 1999 года Евгения Лукина арестовали по подозрению в убийстве предпринимательницы, у коммерческого партнера которой он работал водителем. Несмотря на отсутствие доказательств, милиционеры сразу «назначили» его виновным и вместо поисков настоящих преступников занялись выбиванием показаний. Фемида заняла аналогичную позицию, и в январе 2001 года решением Кировского районного суда города Новосибирска Евгений был приговорен к двенадцати годам лишения свободы. Приговор дважды опротестовывали, но суд мнения не изменил, и в январе 2002 года Лукин отправился в колонию на десять с половиной лет. На свободу безвинно осужденный вышел в августе 2004-го: в руки сыщиков случайно попались настоящие убийцы. За пять лет, проведенных за решеткой, Евгений Лукин потерял семью, работу, друзей. Естественно, что он подал в суд с требованием компенсации.

В мае 2005 года иск бывшего зека к государству был удовлетворен. Правда, вместо пятнадцати миллионов рублей, которые требовал пострадавший, суд постановил взыскать с Министерства финансов всего один миллион, но это была победа.

Все лето Евгений пытался добиться выплаты причитающихся ему денег….

Михаил знал, что за несправедливый приговор никто так и не понес наказания. Что следователи, которые расследовали уголовное дело Евгения Лукина, прокуроры, которые должны были следить за соблюдением закона, судьи, отправившие его за решетку, по-прежнему продолжают трудиться на ниве защиты правопорядка.

Хорошо известна в Новосибирске была и другая история, произошедшая с мегазвездой российского кинематографа Владимиром Машковым тогда, когда артист еще не был так широко известен, как сейчас. По ошибке или с помощью сфальсифицированных доказательств молодого человека арестовали и посадили в СИЗО за преступление, которое он не совершал. К счастью, у Владимира оказался довольно влиятельный брат — Виктор. Он-то и «вытащил» будущего героя-любовника «Вора», «Мамы» и «Охоты на пиранью» из тюрьмы.

Настоящих преступников потом все-таки нашли, но кто теперь даст гарантию, что их продолжали бы искать, если бы «подозреваемы» Машков уже находился на нарах?

А еще Певзнер знал такую цифру: на сегодняшний день в России таких, как Евгений Лукин, незаконно пострадавших за преступление, которое они не совершали — более девяноста тысяч человек. И Фемида даже не заметит, что эта цифра пополнится еще одним человеком. Этим человеком вот-вот мог стать Чаркин.

Плохо было то, что «вырвать» человека из недр карательной «машины», если она уже зацепила его своими «шестеренками», было невероятно сложно. Особенно с использованием только законных методов борьбы с ней. О том, чтобы попытаться использовать какой-то незаконный «ход» теперь, когда Роман арестован, когда он сознался в преступлении, можно было даже и не планировать. Любое неверное «движение» в этом направлении могло быть расценено как косвенное подтверждение «вины» Чаркина.

Беда была в том, что «противник» не особо затруднял себя в использовании только законных методов получения доказательств. Михаил всего два дня назад подал жалобу в Дзержинскую районную прокуратуру на действия группы милиционеров, особо рьяно задерживавших Андрея Вагнера — пятнадцатилетнего парнишку, подозреваемого в краже автомагнитолы. У машины, из которой была украдена магнитола, его никто не видел; его задерживали при попытке сбыта радиоприбора.

Задерживали предельно жестко, словно речь шла не о предполагаемом юном похитители магнитолы, а о матером, вооруженном до зубов бандите-рецидивисте.

На суде, определявшем сорванцу меру пресечения, тот постоянно жаловался на боль и недомогание в области живота. Однако и судья не обратил на его мольбы никакого внимания. Только через трое суток после зверского «задержания», в больнице СИЗО врач, наконец, обследовал молодого кандидата в преступники. Оказалось, что у паренька разорвана селезенка. Его срочно отправили на операцию и полностью удалили поврежденный орган.

— Ну, что, Миш, сможешь меня вытащить отсюда? — Прервал размышления Певзнера бывший десантник.

— Смогу! — После довольно долго паузы ответил, наконец, Михаил. — Но тебе надо запастись терпением. Ждать готов?

— Готов. Конечно, готов…. Разве у меня теперь есть выбор?

…Игорь Касюк в очередной раз протер лобовое стекло «десятки» огромной светло-желтой «салфеткой», размерами сопоставимой с небольшим полотенцем. Он отошел на пару шагов назад, оценивая результаты своей работы. Недавно купленная машина Игорю положительно нравилась все больше и больше. Не новая, — восьмой год уже пошел, как ее выкатили за ворота автогиганта на Волге, она всю свою короткую автомобильную «жизнь» провела в руках одного-единственного хозяина — скромного пожилого пчеловода. Ульи с пчелами на ней, понятное дело, в поле не вывозили, — для этого у любителя домашних насекомых была другая техника; изредка выбирался в город к сыновьям и внукам. Вот так за семь с половиной лет бодренький еще пенсионер накатал «аж» сорок тысяч километров. То есть машина Игорю досталась если не в идеальном, то в очень хорошем состоянии. По этой причине Касюк уже давно перестал «вздыхать» по проданной «двенашке». Единственное, что он хотел бы «вернуть» от старой машины — это ее номера….