Горячий декабрь

– А что требовали солдаты полка? – спросил Денгоф.

– Вернут государеву роту. Хорошо, что у них хватило ума не вскрывать оружейные комнаты. Уж не знаю, что бы тогда было. Семёновский полк в боевом порядке стоит пяти армейских полков. Пришлось генерал-губернатору, графу Милорадовичу прибыть на плац и вести переговоры. Позвали великого князя Михаила Павловича. Но и он не смог уговорить солдат. Генерал Потёмкин прибыл, генерал Васильчиков, я туда поспешил…

– А где в то время находился сам Император? – спросил Денгоф

– За границей, в Троппау, на очередном конгрессе «Священного Союза». Со слов генерала Дибича, когда император получил доклад о неповиновении гвардейского полка, пришёл в панику. Вы же знаете, как не раз бывало в России: гвардия становилась во главе переворотов. В итоге: вызвали лейб-гвардии конный полк и конную артиллерию. Милорадович решил весь Семёновский отправить в Петропавловскую крепость, от греха – подальше. Царь требовал жестоко наказать зачинщиков. Испугался он тогда не на шутку. Один из старейших гвардейских полков, созданный ещё Великим Петром, проявил неповиновение. Это – дурной знак. Расследование вели быстрое и жестокое. Офицеры все разом свалили вину на полковника Шварца. Мол, он виноват в бунте. Из-за его грубого поведения и издевательства над нижними чинами, все и произошло. Шварца, за то, что допустил бунт, приговорили к смертной казни.

– И что с ним сделали? – ужаснулся граф Денгоф. – расстреляли?

– Вот тут ещё одна интересная история, – усмехнулся Бенкендорф. – Его голову спас граф Аракчеев. Да так все хитро организовал – диву даёшься. Полковника, всего лишь, выгнали из гвардии. Сейчас он служит на Кавказе в том же звании. Никто его не притесняет. А сам полк, как это не прискорбно, расформировали.

– Позвольте задать вам ещё вопросы, – попросил Денгоф.

– Задавайте, – согласился Бенкендорф.

– Из происходящего сделали какие-нибудь выводы?

Бенкендорф недовольно хмыкнул.

– Нет. Увы. Начали искать заговорщиков. Доносы сыпались, как листья с дуба в октябре. Какие только дурацкие дела не рассматривали. Какой-то молодой прапорщик где-то на гулянке позволил крамольные стишки; кто-то анекдот про царя рассказал; у кого-то видели припрятанный томик Вольтера…

– А надо было как?

– Как надо было, я вам сказать не могу. Не знаю. Конечно, жестокость нужна, дабы не повторялось подобное.

– Кто вёл следствие?

– Генерал Милорадович. Кстати, – Бенкендорф задумался. – Он половину доносов отмёл. Когда царь спросил, почему наказания столь мягкие для младших офицеров, генерал-губернатор ответил, что заговорщики, мол, – всего лишь мальчишки, которым прыть девать некуда. Не правда ли – странная формулировка для столь грандиозного бунта? Пошумели, побуянили, послужат армеутами – сразу поймут свою ошибку.

– Что было бы, если бы Семёновский полк вышел с оружием? – не отставал Денгоф.

– Что было бы? – Бенкендорф возмущённо всплеснул руками. – Катастрофа! Лучшая боевая часть. Да весь город оказался бы в их руках. Против них только артиллерией действовать можно. А как в городе артиллерию развернуть? Поэтому-то император и запаниковал. Ему померещился заговор.

– Что сейчас с Семёновским полком?

– Он укомплектован заново из разных частей.

– Значит, Семёновский полк нынче не опасен?

– В каком смысле: не опасен? – Бенкендорф сердито сдвинул брови.

– В случае заговора, чего так опасался император, – пояснил Денгоф.

Бенкендорфу не понравился такой оборот беседы.

– Выходит – так, – вынужден был согласиться он. – Но есть ещё Измайловский. И Московский. В Московском вольностей по более можно услышать. Да кто угодно, Конногвардейский, хотя бы, Финляндский…. Что у нас там ещё? Лейб-гвардии флотский экипаж. Император терпеть не может моряков.

– Господа, о каком заговоре вы толкуете? – усмехнулся Адлерберг. – У любого заговора должен быть предводитель, которому нужна власть. А кто нынче в России готов стать царём и открыть новую династию? Что за ерунду вы обсуждаете!

– Действительно, – согласился Бенкендорф. – Дело тут в другом. Россия в последние годы прошла тяжёлую войну. Армия огромная. В мирное время ей заняться нечем, а содержать её приходится. Казна не справляется. Да и интенданты, честно сказать, приворовывают. Куда деть стольких солдат? Попробовал граф Аракчеев военные поселения организовать, да что-то не совсем гладко дела пошли. И офицеров нынче много из бедных дворян. Кроме службы – им и приткнуться некуда. Ждать повышения в звании – долго. А боевые действия сейчас не ведём. Вот, молодые люди и сетуют: ни чинов, ни наград, ни денег….

– Меня сегодня, как раз, пригласили в круг офицеров, – вспомнил Денгоф.

– Кто же?

– Некий капитан Якубович.

– Известная личность, – мрачно усмехнулся Бенкендорф. – Поосторожнее с ним. Он недавно с Кавказа прибыл. Видели повязку на голове? Ему черкесская пуля в лоб попала. Рана не заживает уже долгие месяцы. Здесь в госпитале, я слышал, ему осколок кости извлекли из головы. Другой бы скончался давно, а Якубовичу только мозги слегка сдвинуло. От него всякого можно ожидать. Я его частенько встречал у графа Милорадовича. Отчего они сошлись – не пойму. Милорадовичу уже за полтину перевалило, а Якубовичу едва за тридцать, если не ошибаюсь. А где состоится встреча?

– На квартире некого Рылеева, в доме Российско-Американской компании.

– Вот, так, так! – Бенкендорф удивлённо покачал головой. – Лихо вы действуете. Как вам удалось затесаться в их круг? Ах, понимаю! Вы же специалист в этом деле. Так вот, Рылеев: поэт – вольнодумец; молод; образован. Служил в Петербургской уголовной палате. Неплохо служил. Нынче управляет канцелярией Росийско-Американской компании. Он, тут, знаете, однажды шуму наделал. Оду написал сатирическую в журнале «Невский зритель». Якобы – перевод. Но любой поймёт, что то сочинение был памфлет на Аракчеева. Граф Аракчеев, конечно, сделал вид, что не понял, кому оно посвящено, однако Рылеев уязвил, так уязвил:

Надменный временщик, и подлый и коварный,

Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный,

Неистовый тиран родной страны своей,

Взнесённый в важный сан пронырствами злодей!

– Процитировал Бенкендорф.

– Я бы хотел вас попросить кое о чем, – сказал Денгоф.

– Что требуется?

– Мне нужны сведения об английских кораблях, прибывших в Петербург на этой неделе. Имена и фамилии пассажиров, цель визита и краткое описание внешности. Приметы особые какие-нибудь.

– Это не составит труда. Нынче навигация заканчивается, и английских судов не так много. Я, как комендант Васильевского острова, могу проводить вас в таможенную управу. Когда надо?

– Как можно скорее.

Опасный визит

Ничем не приметная, чёрная карета направлялась к Васильевскому Острову. Пара казённых лошадей уныло цокала тяжёлыми подковами по мёрзлым булыжникам мостовой. Кучер кутался в тулуп, лениво помахивая кнутом.

Караульные заступили в ночную смену. Возле полосатых будок горели костры. Ночь обещала быть морозной и ветреной. Нева набухала, сердито плескалась о гранит набережных.

– Как бы наводнения не началось, – с тревогой в голосе промолвил Бенкендорф, выглядывая в окошко кареты. – Вы не представляете, дорогой граф, что здесь творилось в прошлом году. Залило весь город. Дома плыли, словно корабли. Страху натерпелись,… Я сам чуть не погиб. С командой спасал людей на лодке, да лодка наша перевернулась. Повезло, что рядом шлюпки флотского экипажа спасением занимались. Меня чуть живого выловили.

– Страшно было? – спросил Денгоф.

Бенкендорф фыркнул. Страшно? Что за глупость! Разве боевой офицер знает слово страх? Но, подумав, ответил:

– Жутко. Темень непроглядная. Холод пронизывающий. Тебя в бездну тянет, а ты ничего поделать не можешь. Слова молитвы – и те не помнишь.