Страница 48 из 57
Полностью не прояснены причины отъезда Ивана Первопечатника из Москвы. Ныне отброшена мысль о том, что переписчики увидели в типографии опасного соперника. Но совершенно ясно, что Москва времен опричнины была малоподходящим местом для просветителя. Молодой и дерзкий Андроник Невежа предлагал идти в Александрову слободу искать защиты. Но кто знал, какой прием там будет? Проще простого угодить в руки опричников. Нет, надо было искать другие места. Федоров отговаривать Андроника не стал, подарив ему многое из своего имущества.
Отъезд не был внезапным, Друкарь бережно уложил все типографские материалы, которые и спустя много лет сослужили свою верную службу. Все типографское богатство было с ним: рамки, граверные доски, инициалы, краски…
Дороги узенькими цепочками пролегли через непроходимые леса, кишмя кишевшие зверьем. Ехавшему на подводе с имуществом приходилось опасаться всего — лихих людей-разбойников, и непогоды, и бездорожья. Больше всего тревожила Ивана Федорова мысль о том, как примут в далекой Литве. Петр Мстиславец, когда случилось следовать обоим пешими, успокаивал содруга, напоминал, что в Литве, конечно же, есть люди, чтящие славянскую книгу.
На чужбине незнакомца встречают по одежде. Но для Ивана дорог был не нарядный кафтан, а его типографское дело. Слава же о золотых руках мастера-друкаря докатилась из Московии и в Литву, где жило много русских, украинцев, белорусов. Было для кого печатать книги! Именно здесь начали уважительно Ивана именовать, помня о его московских печатных делах, Иваном Москвитиным.
Стал Иван Печатник Иваном Друкарем Москвитиным.
Ивана Друкаря ласково принял и беседовал с ним Сигизмунд-Август, король польский и великий князь литовский. Пришельцев из Московии приютил гетман Григорий Ходкевич, решивший в белорусском имении Заблудове, что возле города Белостока, основать друкарню-печатню. Московские мечтатели, делатели книг, нашли приют и поддержку, взялись горячо за работу. Целыми днями возились они с бумагами и книгами, с родными литерами, вчитывались в набираемые слова.
Иван постепенно успокоился и охотно показывал книги, привезенные из Москвы. Григорий Ходкевич увидел, что Иван — великий мастер, и подарил ему «немалую весь» — большую деревню. Друкарю удалось закупить немецкую и венгерскую бумагу и московским шрифтом (тем самым, что в «Апостоле») набрать «Учительное евангелие». И пямятна была книга еще тем, что в последний раз пришлось Ивану работать с давним другом — Петром Мстиславцем. Его пригласили к себе братья Мамоничи, вместе с ними Мстиславец открыл в Вильно типографию. Мстиславец ушел, как и в Москве Андроник, не с пустыми руками. А Первопечатник выпустил в Заблудове еще книгу.
Не мог жить Друкарь одной сытой земностью, без любимого книжного дела — оно стало дороже жизни. Когда ему говорили, что, имея весь, деревню, он может жить, как пан, Иван гордо отвечал, что надлежит ему рассеивать духовные семена по свету и «всем по чину давать духовную пищу».
Что же делать Первопечатнику в деревне? Снова сложил он свой домашний скарб и типографское имущество и отправился в дальнюю дорогу, не боясь свирепствовавшей в округе моровой язвы, в славный город Львов.
…Богат Львов, но мецената, покровителя здесь не было. Словно милостыню, вымаливал Иван Федоров деньги у горожан на печатню: богатые отказали, бедные поддержали. И на собранные деньги заводит Москвитин-мастер печатню во Львове в конце 1572 — начале 1573 года. Он переиздал московского «Апостола», украсив его даже богаче, чем в Москве! Тираж удалось отпечатать немалый. С этого славного года начало вести счет украинское печатание, быстро набравшее силу.
Много волнений пришлось испытать Первопечатнику на чужбине, но знал Иван Федоров, что здешним простым людям, стремившимся приобщиться к книжной светлости, он нужный, полезный человек.
Довелось странствователю побывать и в далеких землях: и в равнинной Валахии, и в людном польском старом городе Кракове, и на Дунае, в «украсно украшенном» городе Вене… Поглядел Иван Друкарь на книги разные, простые и затейливые, толстые и тонкие, с послесловиями и без оных… И еще больше набрался книжной мудрости, обрел умение и новые знания, которым, как он убедился, нет конца.
Ехал в Краков через Львов московский купец и, остановившись на отдых, зашел к Ивану Москвитину. Тот порадовался. Достал купец из кованого сундука книгу и похвалился:
— Нерукотворная.
Иван Друкарь и сам сразу увидел, что книга не рукой писана — напечатана. Открыл наугад ее посередине, и сразу бросились в глаза знакомые буквы-литеры… Обрадовался Иван Друкарь, словно давнего друга встретил. Не пропали книжные семена, брошенные Иваном в московскую землю. Поднялся хрупкий росток, не сгубили его заморозки, будет и впредь укореняться в земле, станет когда-нибудь могучим деревом. Так и книжное учение — начинается с малого, с буквы, одного слова, а открывает великое.
Словно молния над Карпатами, озаряет голову мысль: надо издать книгу для «скорого младенческого научения». Азбуку, книгу для всех. Много еще в русских, украинских и белорусских землях людей, что глядят в книгу как слепые — читать не умеют.
Писать первый учебник было некому. Иван сам взялся за работу. Если в прежних изданиях он переводил, редактировал, набирал и печатал слова, написанные в старых — при дедах и пращурах — рукописях, то здесь авторство — его дело.
Благо во Львове было много книжных собраний, да и побывав в краснокирпичном Кракове, других городах и землях, трудолюбивый Москвитин не уставал заглядывать в места, где лежали книги, одетые в кожаные переплеты, украшенные золотым тиснением.
Тщательно использовал Иван московский шрифт, находил упражнения, примеры, чтобы дети учились не только письму — буквам и цифрам, — но и добрым делам, светлым мыслям.
Позаботился Друкарь и о красивых заставках-виньетках. Книга получилась на славу. А в самом ее конце премудрый автор поместил прочувствованное обращение к «возлюбленному русскому народу», советуя всем учить детей грамоте.
Так родился первый восточнославянский печатный учебник. Пройдет немного лет — и во Львове, Остроге, Вильно, Киеве, Чернигове появится целое семейство всевозможных азбук, грамматик и всяких словарей. Всем им отец — Иван Друкарь. От его «Азбуки» и пошли все другие буквари в Москве да и в других городах.
Есть предположение, что Иван Федоров напечатал «Азбуку» тиражом в две тысячи экземпляров. Всего скорее, так и было. Но «Азбука» выпускается не для того, чтобы стоять на полке. От старших она переходит к младшим, да и при заучивании она находится все время в движении. Книга Ивана Федорова исчезла из обращения, и долгое время у нас о ней даже не знали. В апреле 1954 года историк М. Н. Тихомиров, выступая в Академии наук, сказал, что в библиотеке Гарвардского университета в США найдена неизвестная ранее книга, принадлежащая перу и тиснению Ивана Друкаря, хотя сообщения о находке «Азбуки» 1574 года в Риме еще в 1927 году мелькали в печати. В связи с этим А. А. Сидоров писал, что обнаружение «Азбуки», книги для обучения грамоте, в значительной мере изменило все представления о роли, деятельности и фигуре Ивана Федорова, которого «мы знали как печатника и гравера, теперь же он получает место среди просветителей-педагогов». Теперь наши издательства любовно переиздают федоровскую «Азбуку», и ее всегда охотно библиофилы раскупают.
Нелегко жилось Федорову в богатом и людном Львове, и он был рад, когда князь Константин Константинович Острожский решил в родовом замке завести печатню. Собрал Иван типографские пожитки (буквы-литеры стали родными и близкими) и перебрался в Острог.
О богатствах замка ходили легенды. Но дороже бочек с золотыми и серебряными слитками, оружия и конской сбруи, усыпанной жемчугами, была здешняя библиотека, в которой были собраны книги со всей Европы. Встречались здесь и славянские первопечатные книги, изданные в Венеции, Праге, Кракове… С жадностью склонялся над ними Иван Москвитин, охотно приобщаясь, как в молодости в Москве, к словесной мудрости. Зрели в душе мечты о новых изданиях.