Страница 4 из 57
Романсы Алябьева, отличаясь мелодической гибкостью и гармонической свежестью, принадлежат к лучшим образцам вокального творчества того времени.
Интерес к творчеству Пушкина Алябьев пронес через всю жизнь, в том числе через долгие годы изгнания. Композитор создал музыкально-драматическую сцену «Кавказский пленник» по Пушкину, глубоко проникнутую романтическими настроениями и колоритом восточных мелодий.
«Московские ведомости» пушкинской поры мало похожи на газету нашего времени. Они издавались форматом нынешних журналов: статьи и заметки верстались в порядке их поступления, а не по характеру сообщений.
Содержание газеты самое пестрое. Тут и объявления о продаже модных экипажей каретником Иохимом, и литературная полемика, и сообщения об обедах у знатных вельмож, и международные события, и сплетни.
Обращает на себя внимание заметка о выступлении заезжего штукмейстера Молдуано, высмеивающая этого гастролера:
«Публика аплодировала Молдуано во время его птичьего пения. Положив в рот свисток, он подражал пению соловья, жаворонка, зяблика и канарейки, но этот опыт нам гораздо приятнее было видеть и слышать от русского: в один из прекрасных вечеров прошлогоднего гуляния под Новинским мужичок с помощью свистков варьировал и трелями, и раскатами, и гармониею подражания пернатым; но совсем иное дело русский мужичок под Новинским в несколько гривенников, и прославленный иностранец-фокусник, и штукмейстер на сцене театра за несколько десятков рублей: разница в расстоянии очевидна…»
Фамилия этого заезжего штукмейстера упоминается в одном из черновиков шуточного стихотворения Пушкина: «Надо помянуть, непременно помянуть надо…» Фамилия Молдуано была прочитана текстологами-пушкинистами ввиду крайней неразборчивости черновика неправильно — «Могдуано».
С помощью заметки в «Московских ведомостях» эта неточность исправляется.
В одной из комнат алябьевского особняка на стенах развешаны акварельные портреты, фотографии, рисунки. Среди них сразу выделяется портрет в рост красивой женщины. Тонкие черты лица, гордая, спокойная осанка, строгое, изящное платье… Это фотография с портрета Александры Васильевны Алябьевой, известной красавицы, воспетой Пушкиным. Дочь богатого владимирского помещика, она славилась в Москве своей красотой так же, как Наталья Николаевна Гончарова. В одном из своих посланий, обращаясь к ценителю красоты, Пушкин писал:
В салоне Алябьевой, по мужу Киреевой, в Москве собирался цвет культурного общества древней столицы. В нем бывали Аксаковы, Хомяков, видимо бывал и Пушкин. За несколько месяцев до смерти Пушкина Алябьева приехала вместе с мужем в Петербург. Вот что пишет про это событие Александр Тургенев:
«Когда она первый раз показалась в Собрании, сказывают, поднялась такая возня, что не приведи боже; бегали за нею, толпились, кружили ее, смотрели в глаза, лазили на стулья, на окна. Пошли сравнения с Завадской, с Пушкиной, только и разговора, что о ней… Я был у нее. Она в самом деле хороша».
Фотография с портрета Александры Алябьевой представляет несомненный интерес. В Венгеровском издании Собрания сочинений А. С. Пушкина воспроизведен портрет Алябьевой, уступающий по своей выразительности находящемуся в Собинке.
Много любопытного оказалось среди книг и журналов. Перед нами — первое издание рылеевских «Дум», с виньеткой, которую теперь так часто воспроизводят в хрестоматиях. Рылеев издал свои «Думы» незадолго до восстания декабристов. После казни самое имя поэта находилось под запретом и «Думы» стали библиографической редкостью. Книга открывается знаменательными словами: «Напоминать юношеству о подвигах предков, знакомить его со светлейшими эпохами народной истории, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти — вот верный способ для привития народу сильной привязанности к родине…»
Своими «Думами» Рылеев прививал горячую любовь к отчизне. Некоторые стихотворения, опубликованные в «Думах», стали поистине народными. В самом деле, многие ли произведения могут соперничать по популярности среди народа с такими, как «Песня о Ермаке», как стихотворение об Иване Сусанине «Куда ты ведешь нас?»?
Экземпляр рылеевских «Дум», найденный в семейном алябьевском архиве, превосходно сохранился. Книга изящно переплетена, по зачитанным листам видно, что не одно поколение склонялось над стихами поэта.
…Альбомы уездных барышень, исписанные стихами. На каждой странице или жестокий романс, или клятва в любви до гробовой доски, или рисунок — сердце, пронзенное стрелой… Но в некоторых тетрадях среди сентиментальной чепухи встречаются и содержательные произведения. Так, в собинском альбоме малоизвестной поэтессы Хвощинской переписана злейшая эпиграмма на стихотворение Петра Вяземского «Русский бог». Князь Вяземский, друг Пушкина, сочувствовавший в двадцатых годах декабристам, в тридцатых годах и позднее значительно «поправел» и сделал блестящую служебную карьеру. Одно время Вяземский был даже товарищем министра народного просвещения и в качестве такового ведал цензурой.
Отметим, что пародируемое стихотворение Вяземского «Русский бог» напечатано в России быть не могло. Впервые оно было издано отдельным листом за границей Герценом, а затем Огаревым в сборнике «Русская потаенная литература». Отметим и другой интересный факт: стихотворение это в немецком переводе сохранилось в бумагах Карла Маркса.
Вот что говорилось в стихотворении молодого Вяземского:
В пародии на стихотворение Вяземского читаем: