Страница 27 из 57
Изначальная страница связана с издательством «Московский рабочий», которое в двадцать седьмом году приступило — по инициативе Максима Горького — к осуществлению широкой программы издания книг для народа. Счастливо, повторяю, была найдена возможность сделать книгу всем доступной, летучей, дешевой, оперативной. В обращении к читателям «Московский рабочий» ссылался на пожелание, высказанное Владимиром Ильичем Лениным в статье «О работе Наркомпроса»: «Если французские буржуа еще до войны научились… издавать романы для народа не по 3 1/2 франка в виде барской книжечки, а по 10 сантимов (т. е. в 35 раз дешевле…) в виде пролетарской газеты, то почему бы нам — на втором шаге от капитализма к коммунизму — не научиться поступать таким же образом?»[1] Выпуском дешевой художественной газеты и воплощалось в жизнь ленинское указание.
Три главенствующих положения были взяты за основу «Роман-газеты» — общедоступность, тщательность выбора, дешевизна. Появление первых выпусков приветствовала «тысячная конференция красных путиловцев». В письме к читателям издательство отметило «Роман-газету» как большое культурное начинание: «Это массовое (тираж 150 000) дешевое издание является одним из могучих факторов культурной революции». Сравним пару цифр: средний тираж книг художественных произведений — 5 тысяч экземпляров. Художественное произведение должно было бы выдержать 30 изданий в течение двух недель, чтобы достичь тиража «Роман-газеты В течение месяца „Роман-газета“ обслуживает 300 тысяч читателей. Любая библиотека и даже библиотечная сеть целого города может порадоваться подобным цифрам». Издание — сразу после выхода в свет — восторженно характеризовали как «исключительно полезное» Александр Серафимович, Александр Фадеев, Феоктист Березовский, Николай Ляшко…
В числе первых полученных подписчиками «Роман-газеты» были произведения Бехера, Горького, Барбюса, Фурманова, Новикова-Прибоя, Панферова… Когда просматриваешь каталоги «Роман-газеты» за полвека, то видишь, какие авторы и книги выходили «на первую линию». Не все, разумеется, выдержало жестокое испытание временем, не всегда отбор был вполне удачным, но несомненно одно — списки книг, издававшихся крупными тиражами, говорят и о степени известности автора, и о его признании читателем, и об удельном весе, которым обладали его творения в атмосфере времени.
Едва ли не с первых лет существования у «Роман-газеты» сложился круг излюбленных авторов. Это произошло непроизвольно. Издательские сотрудники внимательно следили за тем, какой отзвук в читательской среде получали выпускаемые произведения. Довольно часто публиковалась «Страничка читателя». В ней высказывались соображения о прочитанном, задавались вопросы авторам, велся спор. Возникал непрерывный диалог между тем, кто создает и кто воспринимает. В итоге эпистолярного разговора, носившего откровенно-доверительный характер, родилось (в духе тех лет!) движение «книжных корреспондентов». Их — по тогдашнему обычаю сокращать слова — именовали «книжкорами». Книжные корреспонденты постоянно писали о прочитанном в издательство. Наиболее деятельные этим не ограничивались. Они читали вслух произведения в среде друзей по работе, спорили о книге, сообща вырабатывали мнение. Книжные корреспонденты «Роман-газеты» — дальние предтечи нынешних многочисленных книголюбских творческих объединений.
Отмечая годовщину издания, «Комсомольская правда» писала в августе 1928 года: «Наши издательства не научились снабжать массы дешевой и хорошей книжкой. За гривенник можно достать только халтуру и приключенческую дребедень. Нездоровая конкуренция мешает продвинуть по-настоящему в массы лучшие произведения мировой и русской художественной литературы. „Роман-газета“ прорвала бюрократическую плотину, отделяющую писателя от читателя». Конечно, в этих словах немало запальчивости, но в одном газета была тогда несомненно права — через «Роман-газету» к читателю хлынули хорошие произведения, в доступном читателю по цене издании, что также было немаловажно, ведь это была пора, про которую Маяковский писал: «Освещаем, одеваем нищь и голь…»
Примечательно, что первейшим любимцем «Роман-газеты» оказался тогда еще совсем молодой Михаил Шолохов. Годовщину существования редакция отметила сообщением, вызвавшим всеобщий интерес: «В очередном, юбилейном номере выйдет новый роман Мих. Шолохова „Тихий Дон“. Это первое большое произведение молодого писателя при своем появлении в свет было отмечено зорким глазом нашего старейшего пролетарского писателя — А. Серафимовича. Ниже мы даем выдержки из его статьи в „Правде“, посвященной роману „Тихий Дон“». И далее цитировались проникновенные слова Серафимовича, которыми он характеризовал юного — недавно перевалило за двадцать! — создателя эпопеи: «Вспомнил я синеюще-далекое, когда прочитал „Тихий Дон“ Мих. Шолохова.
Люди у него не нарисованные, не выписанные, это — не на бумаге… Яркий, своеобразный, играющий всеми цветами язык, как радужно играющее на солнце перламутровое крылышко кузнечика, степного музыканта. Подлинный живой язык степного народа, пронизанный веселой хитроватой ухмылкой, которой всегда искрится казачья речь. Какими дохлыми кажутся наши комнатные скучные словотворцы, — будь им легка земля!» Александр Серафимович говорил об острейшем социальном звучании романа, в котором классовый подход к событиям — в самой художественной ткани.
Конечно, и до «Роман-газеты» имя Шолохова, названного Серафимовичем молодым степным орлом, прогремело по стране. Первая книга «Тихого Дона» сразу после появления в печати вошла в народный обиход. Нападки критиков, требовавших от писателя азбучных дидактических истин, не воспринимались всерьез теми, кто держал книгу в руках. Главные споры о «Тихом Доне» были еще впереди, — они, как известно, были связаны с четвертой, заключительной книгой романа. Вооружила же читателей в двадцать восьмом году первой книгой «Тихого Дона» «Роман-газета». Уже одно это можно считать великой заслугой продолжающегося издания. С тех пор все, что выходило из-под пера Шолохова, «Роман-газета» быстро предавала тиснению.
Мир шолоховских героев, ставший составной частью духовного мира каждого из нас, связан в читательском сознании с образом популярной библиотеки.
Внушителен список тех, кого напечатала «Роман-газета»: Максим Горький, Алексей Толстой, Александр Серафимович, Николай Островский, Леонид Леонов, Константин Федин, Федор Гладков, Новиков-Прибой, Фурманов, Леонид Соболев, Федор Панферов… Выпускались и прогрессивные писатели зарубежных стран: Анри Барбюс, Иоханнес Бехер, Иван Ольбрахт, Анна Зегерс, Ярослав Гашек, Эптон Синклер, Юлиус Фучик, Михаил Садовяну, Назым Хикмет… Многое сделала «Роман-газета», перешедшая в начале тридцатых годов в веденье издательства, называемого теперь «Художественная литература», и для популяризации лучшего из того, что создали писатели братских литератур нашей страны, пишущие, как мы знаем, свыше чем на семидесяти языках. Среди авторов мы видим — Лео Киачели, Эльмара Грина, Олеся Гончара, Вилиса Лациса, Ивана Шамякина, Петруся Бровку, Аскада Мухтара, Юрия Рытхэу, Юхана Смуула, Михаила Стельмаха, Чингиза Айтматова, Юстинаса Марцинкявичюса, Ювана Шесталова, Ивана Чендея… С годами число переводов неуклонно возрастает.
Газета для всех время от времени выходила за рамки художественной литературы, обращаясь или непосредственно к политической книге (Н. Крупская), или к документальным жанрам (записки Марины Расковой, Петра Вершигоры), или к лирическим стихам — довольно редко.
Издание не нуждается в преувеличенных похвалах, ибо заслуги его очевидны. Было бы ошибкой не сказать о неудачах, — на расстоянии десятков лет они видны особенно хорошо. Некоторые издательские просчеты — дань времени. Они, видимо, были даже и неизбежными. Так, в тридцать девятом году была издана малохудожественная утопия Николая Шпанова, рисующая будущую войну как молниеносное и сравнительно несложное действо — «малой кровью, могучим ударом». Николай Вирта, напечатавший в тридцать шестом году блистательное «Одиночество» — одно из сильнейших произведений тех лет, и ныне не потерявшее художественного обаяния, — через три года выпустил «Закономерность» — полудетективный роман, с острым шпионским сюжетом, но лишенный общественно-эстетической убедительности, названный впоследствии критикой «закономерной неудачей».
1
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, с. 331–332.