Теория поцелуя

– Учебники, Поликарп Семеныч! Учебники! Не рельсы же!

– А куда так много?

– Так программа ж новая. Беспощадная! – Антоха бросил на меня свирепый взгляд. – Надо все учебники знать от корки до корки! Как «Отче наш»! Иначе экзамены не сдать.

– Не жалеют вас, – покачал головой комендант. – Совсем не жалеют!

– Что встал? Шевели лавашами! – прорычал Майкин. – Сейчас оставит тебя на улице с твоим багажом! Ну живее!

Я ускорил шаг, пытаясь сообразить, откуда у меня взялись силы, чтобы вытащить эти сумки из дома?

– Вот моя комната. Ты только на моего соседа не обращай внимания, – предупредил друг. – Марли – чувак со странностями, но добрый. Если не будешь его бесить, он тебя не тронет.

– С какими странностями? – только и успел сказать я, прежде чем Антоха толкнул дверь в одну из комнат.

В воздухе висел плотный и густой табачный дым.

– Эй, бро, ты ошизел? – раздался голос откуда-то из серой дымки.

– Быстро заходи! – Майкин втолкнул меня внутрь, вошел сам и закрыл дверь на щеколду. – А ты не ошизел? Курить средь бела дня прямо в комнате? Хоть бы окно открыл!

Друг попытался закинуть мою сумку на кровать, но та с грохотом рухнула прямо на пол. Он махнул рукой, открыл окно, и дым, заполнивший помещение, мощным потоком ринулся на волю.

– Я не мог открыть окно, бро, – расслабленно и неспешно проговорил голос. – А если бы меня увидели снизу?

– Чувак, ты даже не закрылся! – размахивая руками, выкрикнул Майкин. – Хорошо, что это мы пришли, а не Поликарп!

– Вы? – так же медленно и спокойно. – А ты с кем?

Я закашлялся горьким дымом. Из рассеивающейся сигаретной дымки показалось смуглое лицо: узковатые глаза с недоверчивым прищуром, тонкий нос, пухлые губы с блестящим пирсингом. Но больше всего меня удивила прическа незнакомца – десятки длинных черных косичек, связанных в узел на макушке.

– Знакомься! – Антоха ударил незнакомца по плечу. – Женька, это Марли, самый мировой чувак на свете. Марли, это Женька – гений мысли, мастер распорядка и маэстро будильника. Немного зануда, но это не страшно, ведь он поспит у нас одну, две, может… три ночи, пока мы что-нибудь не придумаем.

Продолжая кашлять, я пожал тощую руку обладателя косичек.

– Ну, здароу, – хмыкнул чувак. – Как сам?

Дым почти рассеялся.

– Нормально. – Я покосился на друга: – Ты же говорил, что живешь с татарином? Со строительного факультета, кажется.

– Ага, – радостно улыбаясь, кивнул Антоха. – Это он и есть. Добродушный и гостеприимный Марли. В миру просто Марат.

– Аа-а-а.

Марли многозначительно кивнул:

– Мой дом – твой дом.

– А Марли… это потому что… – Я прочистил горло, созерцая сизый дым, устремившийся в раскрытое окно.

– Да-да, – радостно закивали они оба, подмигивая друг другу. – Да-да-да!

– Это вообще законно? Что он курит тут?

Парни напряженно переглянулись.

– У тебя с этим проблемы, бро? – спросил татарин.

– Не-не. – Антоха оживленно замахал руками. – Ничего такого! Жека – свой парень. – Грозно посмотрел на меня: – Жека, расслабься. У нас все по закону. Марли курит только зверобой и подорожник, а их даже программа «Здоровье» одобряет.

– Ты имеешь что-то против курения, бро? – разочарованно надул губы Марли.

– Я-то нет, а вот Минздрав… – не удержался я.

– Так, тихо! – Майкин усадил меня на кровать. – Только не заводись. – Он обернулся к соседу: – А ты лучше с ним не спорь, ладно? Если Исаев загрузит тебя энциклопедическими понятиями, то тебе не выкарабкаться, чувак. От полученных знаний можешь скончаться.

– О’кей, молчу. – Марат поднял руки.

– И как я здесь выживу? – тихо простонал я, отгоняя от себя остатки дыма.

– Не пессимизди! – решительно приказал Антоха. – Постелим тебе на полу, возьмешь мою подушку. Марли! – Он повернулся к соседу: – Марли, не кури больше здесь, лады?

– Не вопрос. – Улыбнулся тот. – Женя, можешь даже взять мой стол, чтобы заниматься. Я все равно этого никогда не делаю. Только не шарь по ящикам, ладно? Там… трава сушится. Ну… эта… мята. Пью иногда, чтобы нервишки успокоить. Понимаешь?

Я уставился на Майкина.

– У нас тут весело. – Пожал плечами он. – Ты располагайся…

– Схожу за водой. – Марли взял чайник. – Попьем чаю с молоком в честь приезда гостя.

– С молоком, ага, – недоверчиво повторил я за ним.

Но не успел Марли сделать шаг, как запнулся о стоявшую сумку и растянулся на полу.

– А-ай! – Он схватился за ногу. – Что у вас там? Кирпичи?!

– Вообще-то, нет, – виновато пробормотал я. – Там необходимые детали для моего проекта: баскетбольное кольцо, зонт, вешалка, колесо… Ну и еще кое-что…

– Наковальня? – кряхтя, предположил татарин.

– Ох, а это идея! – вдруг задумался я. – Если молот ударит по наковальне…

– Я бы все его изобретения, – проворчал Майкин, оттаскивая сумку в угол, – в музей человеческих идиотизмов! Да желательно под бронестекло! Чтобы другим повторить подобное и в голову не приходило.

10

У нас дома никогда не было особенно тихо. Я с детства привык к тому, что младшие сестры и братья вечно дерутся, делят что-то, громко кричат, стучат мячом или хнычут. Просто во всем этом у меня хорошо получалось отключаться и не реагировать на посторонние звуки. Даже когда Серафимка ночью начинала ворочаться в соседней комнате, кряхтеть или всхлипывать, я просто поднимался с кровати, шел к ней, садился рядом, брал ее за ручку и тихонько нашептывал что-нибудь. Например, о теории взаимосвязанности или о звездном свете, идущем к нам сквозь миллиарды лет.

Фима сразу переставала капризничать и слушала меня. Или перебиралась ко мне на руки, и мы смотрели с ней вместе на звездное небо. Потом я недолго укачивал ее и укладывал обратно в кроватку.

Сейчас мысли о доме больно теснили грудь. А еще напоминали о том, что, возможно, я погорячился, когда так поспешно собрался и ушел из семьи. Ведь я скучал. Сильно. По беспорядку, по хаосу, по разбросанным всюду игрушкам и по вечно загруженной заботами маме. И даже по отцу немного скучал. И по его строгим наставлениям…

– И каждый раз у вас так? – спросил я.

– А? – Марли снял один наушник. – Ты что-то сказал?

Парень, лежа на кровати в цветастых брюках, темной толстовке и забавной черной шапочке с загнутыми в несколько раз краями, слушал музыку.

– Я говорю, часто у вас так?

– Как? – Он сузил глаза, превратив их в две тонкие черточки.

– Шумно, – ответил я, подставляя свой учебник под настольную лампу.

Антон уже преспокойно спал, а за стенкой так громко бахало, что у меня книга на столе подпрыгивала. Похоже, соседи решили устроить вечеринку.

– Это разве шумно? – отмахнулся Марли. – Вот начнется сессия, и они будут каждый сданный зачет и экзамен отмечать с таким размахом, что проще будет присоединиться, чем пытаться спать в наушниках. А в прошлом семестре эти придурки вообще приперлись ночью, вытащили нас, спящих, прямо на матрасах в холл, поставили рядом стаканы с водой, накрыли их кусочками черного хлеба и рядом повесили табличку «Объявляем голодовку». Я проснулся утром, а вокруг куча народу, и все ржут!

– Антоха мне не рассказывал…

– А кому ж приятно рассказывать о том, как ты лоханулся?

Я кивнул. Все верно.

– И что, нельзя ничего поделать? Почему комендант их не приструнит?

– Так он же почти глухой, не слышит. – Марли пожал плечами. – А если нажалуемся, то соседушки нам дверь заколотят гвоздями. Попробуй потом выйди.

– Понятно, – вздохнул я.

– А ты поднимись на этаж выше – к девчонкам. Там у них обычно тише.

– Спасибо. – Я встал, взял учебник и направился к двери. – Пожалуй, так и сделаю. Нужно готовиться, скоро зачет.

– Ага. – Марли подмигнул, вставил в ухо наушник и принялся кивать головой в такт ритму.

Я вышел и под доносящиеся из соседней комнаты шум голосов и музыку побрел наверх. Марли оказался прав: у девочек действительно гораздо тише. Коридор был пуст, и мне удалось вполне комфортно устроиться на подоконнике. Я сел, вытянул ноги, достал телефон. Проверил – пропущенных звонков от родителей не было. Спокойно достал книгу, открыл на нужной странице и погрузился в чтение. Или в сон…