Страница 4 из 16
С истинными патриотами Максим уже сталкивался в заведении Мацевича. Подвыпившие беляки когда вполголоса, а когда и открыто обсуждали диверсии в СССР.
— … тот поезд под Белостоком! Ну, проводница такая… симпатичная чернуля.
— Которую ты после… — собеседник делает характерный жест рукой по горлу.
— Так после же, а не до, — хохотнул рассказчик. Послышались смешки…
— До? Оригинальное у вас мышление, поручик, — голос, впрочем, звучит скорее одобряюще.
— … нет, господа, — пьяненько говорит лысоватый белогвардеец, — чернульками, тем паче комсомольскими, я не увлекаюсь. Я… вот! Коллекция, изволите видеть!
На ладони у лысоватого орден Ленина.
— … снимаю с тех, кого самолично в пекло отправляю. Пять орденков савецких, господа. Пять!
— А я…
Воевать против Родины не хотелось категорически, да и офицерское звание… смешно, право слово! Какого государства?! И сидеть потом с подобными людьми за одним столом? Нет уж!
— Простите, господин полковник, — со всем вежеством ответил Парахин, закрыв дверь служебного входа, — я далёк от политики.
Рабочая смена закончилась, отчаянно хотелось домой, постоять под душем и полежать на диване с газетой.
— Жаль, — с непонятной интонацией сказал белогвардеец, — Неволить не будем — как надумаете, так обращайтесь.
Приподняв чуть потёртую шляпу котелком, мужчина удалился геморройной походкой, широко расставляя ноги и оттопырив зад.
Звериное чутьё уголовника заблажило в голос. Распрощавшись, проводил полковника взглядом и не стал возвращаться на квартиру, затерявшись в трущобах. Через пару часов, оторвавшись от возможной слежки с гарантией, залёг в крохотной сырой квартирке в нищем рабочем квартале.
К полудню следующего дня прикормленный мальчишка принёс новости…
— Легавые крутятся, дядя Макс, — с горящими от возбуждения глазами докладывал рыжеватый пацан, — говорят, зарезали там кого-то, но подробностей пока нет. Политика?! Дядя Макс, вы коминтерновец или бандит?
Судя по глазам мальчишки, не без оснований считавшего Парахина благодетелем (оплатил семье квартирку на год вперёд, учит всяким интересным штуковинам, подкармливает иногда), особой разницы между ними он не видел. Главное — риск, романтика! А воровская или коммунистическая, это уже вторично.
Коминтерн в Германии не жаловали за откровенно просоветскую направленность и изобилие иудеев в руководстве, но идеи коммунизма пользовались немалой популярностью, разве только без интернационализма… и евреев! Да и бандиты… в нищей стране, стремительно катящейся к жесточайшему кризису, гангстерские фильмы из США собирают полные залы. Романтика! И возможный выход из нищеты.
— Бандит я, Ганс, — вздохнул мужчина чуть напоказ, что заметил бы только человек опытный, — в прошлом. Всякое бывало, но отсидел своё и от дел отошёл. А вот дела от меня, похоже, не отошли…
— Припрячь захотели? Сволочи! — Возмущённо выдохнул Ганс, сжав кулаки, — а в полицию? Ах да, биография у вас…
— Биография у меня такая, Ганс, что заинтересует любого нормального легавого, — криво усмехнулся бандит, — и если буду молчать, то стану первым подозреваемым. А не стану… достанут хоть с того света былые подельники.
— Громкие дела были?? — Восхищённо выдохнул мальчик, округлив светло-серые глаза.
— Вот уж нет! Громкие, это так… для дурачков тщеславных, да неумех, что иначе работать и не умеют. Скорее тихие, хотя и принесли они немалую прибыль. Сказал бы, так не поверишь, да и не стоит хвастать подобными вещами. А ведут они к таким людям… впрочем, не важно.
Максим врал самозабвенно, показывая себя эдаким Робин Гудом от мира афёр, разве что не столь романтичным — для большего правдоподобия. Даже парочку мелких, порочащих его фактов, ввернул.
— … чуть старше тебя тогда был, — говорил Парахин, всем видом показывая, что ушёл глубоко в воспоминания, но краем глаза отслеживая реакцию мальчишки, сидевшего на ковре перед кроватью, поджав босые ноги к груди.
Ганс вырос без отца, умершего от испанки[8]. Бандит, пользуясь тюремной психологией, легко занял его место в сердце мальчика.
— Один я у матери был, ну и… некому вовремя одёрнуть оказалось. Да хоть ремнём по жопе протянуть! Потом поумнел, конечно, и… хм, совесть прорезалась. Но успел натворить всякого, что и посейчас вспоминать стыдно.
— Но вы исправились, да?!
— Исправился? Можно сказать, что да. Деньги были, и немалые… ничего себе не оставил!
Вспоминая миллионы на ставших бесполезными карточках, Макс почти не лукавил. Были деньги? И немалые… Но фраза построена так, чтобы мальчишка посчитал их потраченными на благотворительность. На самом-то деле содержимое портмоне полетело в реку…
— Честно работать решил. Гм… не скажу, что вовсе уж честно, — вроде как в порыве искренности добавил он, — отщипнуть по мелочи грехом не считаю, если это не противоречит законам божеским и человеческим.
— Это как? — Удивился Ганс, чуть подавшись вперёд, сдув с глаз упавшую белобрысую чёлку.
— Как? Если человек хочет шикануть, то деньги он потратит в любом случае — на рестораны, казино или… хм, бордель. Если оказаться в нужном месте в нужное время, то эти деньги окажутся у тебя. Причём можно сделать это так, чтобы желающий шикануть гражданин почувствовал себя довольным от такого размена. Ну, потратит он на игру в рулетку тридцать марок, а не пятьдесят.
— Здоровски… — восхитился мальчишка, явно воображая себя на месте дяди Макса.
— С моим опытом несложно. Работать на заводе или на стройке… Хм, не настолько я хороший, — Максим невесело хохотнул, — От уголовщины отошёл, это да. Но и сектантом из тех, что вечно норовят покаяться и щёки подставить, не стал и никогда не стану. Так… по совести пытаюсь жить.
Гнас закивал, явно понимая под его словами что-то своё.
— Пока здесь отсидишься, у нас?
— Да, — Неохотно ответил мужчина, — узнать сперва нужно, что там за история. Может, вовсе уж далеко уходить придётся.
Закусив губу, мальчик кивнул. С добрым дядей Максом расставаться он не желал, но и допустить, чтобы тот попал к проклятым лягашам, никак нельзя. И эмигранты эти чёртовы! Сами не угомонятся и другим спокойно жить не дают!
Несколько дней Парахин отсиживался у матери Ганса (для подобного случая и спонсировал), и думал, как жить дальше. Информация пришла не самая радостная — в его квартире нашли труп.
Константин Ставродакис — грек с германским гражданством и крайне мутной биографией. В своё время Максиму порекомендовали его как человека, способного достать всё, что угодно.
Пробив человечка, Максим разочаровался как в Константине, так и в рекомендателе — грек оказался мелким аферистом и трепачом. Бог с ним… но пару недель назад люди видели их вместе, а Ставродакис успел разболтать о предстоящих совместных делах.
По всему получается, что в покое его полицейские не оставят. Не факт, что посадят или начнут прессовать вовсе уж жёстко, но жизнь осложнят всемерно. Подозрительный иностранец без прошлого и с сомнительными документами… работу он потеряет гарантированно. Помимо потери работы светила как минимум подписка о невыезде на несколько месяцев.
А если затянуть дело… а РОВС может. Благо… или скорее не благо для него лично, связи с немецкими спецслужбами у них крепкие. Полицейские его в жопку подпихнут к сотрудничеству с беляками.
— Вот же бляди! — В очередной раз ругнулся Макс на белогвардейцев, — подставили так подставили! Теперь либо в бега, либо к ним на поклон иди. Хрен кто меня на работу возьмёт после такого. Алиби ладно… скорее всего докажу, если не нашлось среди беляков особо одарённых. А вот нужно ли? Может, проще подстроить собственную смерть, да рвануть в Россию?
Парахин, по давней привычке думать в действии, вскочил с кровати и принялся отжиматься с хлопками. Отжавшись так с полсотни раз, начал наносить удары по воздуху, отрабатывая одну из любимых связок.
— Чёрт! Рано! Полгодика мне, и в Союз рванул бы с такими материалами, что меня бы там в жопу целовали. И здесь пару лёжек обеспечить успел бы на крайняк…