Полет нормальный

— А если нет? Если атаку через интернет начнут иракские террористы, рекламируя свои так называемые ценности? Или того хуже, русские фашисты захватят власть в России?

— Россия, — морщусь мысленно, — опять Россия как негативный пример. Понятно, что для США эта страна вечный враг — даже сейчас, когда там произошли демократические реформы. Но так расставлять акценты… Впрочем, их право — каждая страна имеет право проводить свою политику, а сильная страна может при этом не оглядываться на мнение других.

— Сильный лектор, — с ноткой восхищения говорит Вольф с несколько излишней громкостью, специально для начальства. Гроссман изрядный жополиз, что-то у него с роднёй сильно не в порядке. То ли нацистами были, то ли наоборот — коммунистическими бонзами в ГДР. По нынешним временам неизвестно ещё, что хуже… для янки.

— В ЦРУ других не держат, — важно кивает сосед. С трудом удерживаюсь от усмешки — жопу лизать для карьеры полезно, но не настолько же открыто!

— А ты что думаешь? — Обратился ко мне Вольф.

— Дурачок… думает, что после такого вопроса можно либо поддакнуть, показывая собеседника альфой, либо опровергнуть, выставляя себя оппозиционером в глазах начальства.

— Интересно, — киваю и чуть потягиваюсь, — но есть спорные моменты, которые интересно было бы обсудить. Возможно, я что-то недопонял, а возможно, лектор упростил отдельные вещи для понимания студентов.

Досада на лице Вольфа смешит, с трудом сохраняю на лице привычную доброжелательную отстранённость. Не первый раз уже пытается подсидеть меня, выставить нетолерантным варваром. На первый взгляд получается… вот только некоторые маячки отчётливо говорят мне, что проваливается сам Вольф.

Излишняя демонстрация верности, тем паче такой неуклюжей, говорит… да много чего говорит о нём. Отсутствие гибкости, например. Неумение вести интриги, плохая актёрская игра.

А вот принятие демократических ценностей как некоего фундамента, вкупе с готовностью обсудить с архитектором детали, говорит об умении и (что особенно важно) желании думать. В рамках, но всё же…

— Браун! — Приходит эсмска от куратора, — задержись, поговорить надо.

Пропустив поток стажёров и молодых сотрудников, среди которых замечаю и начинающих политиков, прохожу к входу и вижу фигуру куратора в дверях кафе через дорогу. Терпеливо, как и положено немцу, жду сигнала светофора, хотя машин поблизости не наблюдается.

Анекдоты из серии Фюрера на вас нет[43] смешны не только русскоязычным, но и немцам. Но… мы живём в Германии и правила положено соблюдать. Даже если они кажутся нелепыми.

— Садись, — пригласил куратор. На столе уже стоит кофе в закрытом пластиковом стакане, и выпечка. Очень кстати, лекция затянулась почти на три часа и я здорово проголодался.

Беседуем ни о чём, успеваю заметить знак внимание, после чего куратор пальцами правой руки отстукивает азбукой Морзе кодовое слово.

Чуть погодя на почту придёт файл или ссылка на какой-то сайт… всегда по-разному. Тайны эти по большому счёту тренировочные, часть занятий.

Стажёрские программы несколько отличаются. Меня вот последнее время на внимательность к деталям тренируют, учат замечать слежку.

Среди будущих коллег полно тех, кто в принципе не способен заметить такие мелочи, у них другие таланты. Соответственно, и подготовка отличается.

— Кого работать будешь, не знаю, — почти открыто говорит куратор, пряча губы за стаканчиком, — все материалы тебе пришлют. Пароль получил. Задание не тренировочное — работать придётся не случайного обывателя, а человека, интересного нашей службе.

Улыбаюсь его словам, как хорошей шутке — отыгрываю на случай наблюдения. Велика вероятность того, что начиная с этого часа буду добывать информацию о человеке, а БФФ отслеживать — как я это делаю. Потом оценки… не мне, понятно, в личное дело.

Учиться тяжело, тем более я иду по программе для одарённых, совмещая стажёрство в БФФ с учёбой в университете. Одарённость в моём случае означает уголовное прошлое… Таких в Службе много.

Считается, что из прошедших по краю, но так и не свернувших на тёмную сторону, выходят хорошие агенты. Доля авантюризма, здоровый цинизм и чувство меры… раз уж удержались. Ну и специфические уличные навыки и повадки.

Домашние мальчики и девочки после университетов подчас быстрее заучивают языки и блистательно сдают теоретические предметы. Зато могут впасть в ступор от элементарной для одарённых ситуации — необходимости снять проститутку, к примеру. Или поработать карманником.

Зато карьера у них быстрей идёт — при начальстве-то. И глаже, потому как не ошибается тот, кто ничего не делает, а штабные быстро осваивают умение оказываться непричастным в случае провала проекта.

* * *

Брат хочет с тобой встретиться, — нехотя сказал Зак, ковыряя оладья.

— Который из них? — Отрываюсь от завтрака, стараясь сдержать зевоту.

— Вуди.

— А… — Вуди произвёл на меня не самое приятное впечатление. Слишком он… хорёк, — что-то конкретное?

— Сказал, что хотел бы обсудить возможности бизнеса в Латинской Америке.

— Напиши… или созваниваться будете?

— Созваниваться, — Зак сонный, в последнее время он совсем осовел.

— Скажи, что я не против встретиться, сейчас… — открываю ежедневник, и переписываю свободные дни и часы на выдранный лист, — в доме или…

— Вне дома, — сразу отреагировал друг, — знаешь…

— Можешь не объяснять, — отмахиваюсь я, отдавая листок, — отношение с роднёй сугубо твоё дело. Не ты первый, не ты последний с родными не ладишь. Ты лучше скажи, что сонный такой?

— Так… — Зак явно засмущался. Молчу, потягивая кофе, и Мартин не выдержал, — Пишу я… всякое.

— Давай своё всякое, — приказываю я, — самому ведь хочется показать.

— Ну как? — нервно спросил Зак несколько минут спустя.

— Сейчас… что? А, здорово! Слушай, реально здорово! Отличные рассказы получаются, даже править ничего не хочется, законченные произведения.

— Скажешь тоже… — порозовел Зак, забирая тетрадку.

С Вуди встретились за ужином в немецком ресторанчике. В последнее время они начали теснить популярные итальянские, слишком уж часто с началом гангстерских войн там начали стрелять.

Старший брат Зака за прошедшее время изрядно растолстел… хотя скорее даже оплыл. В России шапочный знакомый отца выглядел похоже, но у него столь специфическая внешность была, скажем так, профзаболеванием. Не помню, как называлась должность, но человек всё время с кем-то встречался, договаривался… Встречи в российских бизнес кругах в те годы проходили в ресторанах, да с непременным посещением бань со всеми полагающимися атрибутами — выпивкой и блядями.

Зарабатывал знакомый хорошо, но к сорока годам обзавёлся обрюзгшей физиономией, дряблым животом до колен и кучей сопутствующих болячек. Не считая циничного, хотя скорее даже выгоревшего взгляда на жизнь.

— Не надо вина, — останавливаю официанта и поясняю Вуди:

— Режим. За университет плотно выступаю, не хочу подводить команду и братство.

— Понимаю, — одобрительно сказал мужчина, но на лице отразилась тень раздражения, — а я всё-таки выпью. Дорога тяжёлой выдалась.

Мартин не спешил перейти к делу, с интересом расспрашивая о делах братства и учёбе в университете. Рассказываю легко, для таких вот случаев заготовлены экспромты и юмористические миниатюры.

— Ты говорил, что у тебя неплохие связи в Латинской Америке? — наконец-то перешёл к делу Мартин.

— И от слов своих не отказываюсь, — подтверждаю, вытерев рот салфеткой, — для почти безвестного датчанина очень даже достойные. А вот для Вуди Мартина…

Пожимаю плечами и жду ответную реплику.

— Вуди Мартина интересуют связи с гаучо[44] и другим людьми того же сорта, — выдавил улыбку мужчина.

— Неплохие, — усмехаюсь в ответ, вспоминая Родригеса. То и сам тот ещё… гаучо, а авторитет анархистов в этой среде выше Эвереста. Идеология социальной справедливости и бесконечной свободы, вместе с привычкой анархистов решать проблемы стрельбой и взрывами южноамериканским ковбоям близки и понятны.