Страница 3 из 11
В купе типа СВ номер два новенького двухэтажного вагона уже сидел пассажир.
– Здравствуйте, – поздоровался его спутник и отвернулся обратно к отражению в окне.
Это хорошо, что сосед такой неразговорчивый, хотя все-таки надо было выкупить все места, но на это совсем не было денег, Федор и так потратил последнее на СВ, считая, что лучше один сосед, чем три, а вот теперь думай, засланный казачок этот молчун или просто пассажир. Надо срочно его разговорить, прощупать, будучи преподавателем в Кубанском университете, Федор Осипович неплохо разбирался в психологии, студенты натренировали его быть бдительным, он так часто сталкивался с обманом, надо заметить, профессиональным, поэтому был уверен, что сможет распознать ложь.
– Спешу представиться, – сказал он, протягивая огромную потную руку попутчику, – Федор Осипович Зубов, но так как мы с вами на сутки почти родные люди, поэтому вы можете звать меня просто Федя.
– Карл, – ответил попутчик, проигнорировав рукопожатие.
– До какой станции едете, если не секрет? Я в Краснодар, домой.
– В Краснодар работать, – неохотно ответил парень, явно раздражаясь разговором да и попутчиком тоже, но Федор, как будто не замечая этого, продолжал скудный разговор. Ведь ему по жизни не привыкать к презрительному отношению окружающих, он с этим давно смирился. В детстве мать раздражалась неуклюжим ребенком, потом жена, сейчас сын и студенты, да что там, и даже коллеги-педагоги тоже сторонились Федора Осиповича, считая его не таким, как они. Только отец очень его любил, они проводили вместе все свободное время, разговаривали, рассуждали и смеялись. Так, как Осип Варфоломеевич, маленького Федю больше не любил никто в этой жизни. Он устал бесполезно рассуждать, почему общество его не принимает, и просто свыкся с этим. Вот и раздражительное отношение молодого соседа Федор Осипович воспринял как должное.
– А сами откуда, из Москвы?
– Да.
– Прям из Москвы – из Москвы? – не унимался Федя.
– Из самой что ни на есть Москвы, – спокойно, но, видно, на последних крохах воспитанности отвечал парень со странным именем Карл.
– А вы знаете, молодой человек, как расшифровывается аббревиатура СВ? – продолжал неугомонный толстяк. Карл, смотревший в окно, лишь отрицательно покачал головой.
– О, тогда слушайте: всем кажется, что это просто спальный вагон, но это не так, расшифровка аббревиатуры не только такая. Она и историческая – относит нас к дореволюционной России, – было видно: Федя сел на своего конька и от всей души делился информацией. – СВ – «свитский вагон». То есть вагон для свиты – представителей царской семьи.
Но вынужденный собеседник не обрадовался экскурсу в прошлое железнодорожных вагонов, демонстративно взял со столика телефон и что-то увлеченно стал там читать.
– Молодой человек, вы не знаете, во сколько ужин? – Федор все еще надеялся разговорить парня.
– Я отказался, – раздраженно сказал Карл. – Вас не было, боюсь, он уже прошел. Сходите к проводнице, чудесная женщина, она что-нибудь придумает.
– А вы что ж отказались, прескверно выглядело?
– Нет аппетита, – ответил сосед и вышел из купе.
«Странный он какой-то, – подумал Федор. – Придется все-таки сегодня всю ночь не спать».
«Сосед пришел, и здесь, похоже, не повезло, – подумал Карл, выйдя из купе. – Нет чтобы ехал молодой пацан, просидевший всю дорогу в интернете, или старый дед, читающий книжку и попивающий без остановки бесплатный горячий чай, который милая проводница предлагает каждые пять минут. Нет. Ко мне подсел пренеприятнейший тип лет пятидесяти, полноватый, с бегающим взглядом, но самое противное – очень разговорчивый. Он постоянно потел, несмотря на комфортную температуру в купе, огромным, похожим на полотенце платком вытирал свой широкий лоб с залысинами по бокам и одновременно задавал кучу вопросов. Ну что ж, можно постоять в коридоре, понаблюдать пробегающие полустанки за окном, подумать».
– Молодой человек, вы не знаете, когда ближайшая остановка?
От неожиданности Карл вздрогнул. За спиной стояла молодая симпатичная девушка и держала в руках сигарету.
– Не знаю, но вы спросите у проводницы Галины, она вам подскажет, – ответил Карл, внимательно рассматривая собеседницу. Девушка лет двадцати пяти была крашеной блондинкой, высокой и скорее худой, чем стройной, стрижка «под мальчика» и огромные карие глаза придавали ее образу определенный шарм.
– А вы не курите? – спросило прекрасное создание. На ней была надета белая футболка, вся в каких-то интересных рюшах, она прекрасно оттеняла загорелую девичью кожу и подчеркивала фигуру. Немного из наряда выбивалась брошь с голубым камнем, по виду просто стекляшкой, на современной майке она смотрелась несколько местечково.
– Нет, но могу постоять с вами на перроне, давайте знакомиться, меня зовут Карл.
– Динка, – представилась собеседница и по-мужски протянула ему руку для рукопожатия. Оно оказалось на удивление сильным для такой хрупкой с виду девушки.
– Ого, – от неожиданности сказал Карт, потряхивая рукой. От его действий Динка смутилась, моментально покраснела так, что даже ее загорелая кожа не смогла скрыть смущения, и произнесла:
– Каждый день спортзал, я инструктор в фитнес-клубе: пилатес, йога, стретчинг.
– Как же у вас спорт совмещается с никотином? – Карлу понравилась девчонка. – Вы знаете, мы с вами в некотором роде коллеги, спорт для меня теперь еще и работа, и я категорически против вредной привычки.
– Полностью с вами согласна, – быстро закивала Динка, пряча за спиной сигарету, словно школьница, которую учитель застал за постыдным делом. – Никак не могу избавиться от нее. А приходите к нам в купе, у нас с попутчицей есть хорошая бутылка виски, а поделиться не с кем, или эту привычку вы тоже отрицаете?
– Нет, ее я как раз допускаю, – засмеялся Карл.
– Ну, тогда купе номер три, – уходя, Динка сверкнула глазами, как бы заигрывая с новым знакомым.
Соломон Абрамович Эпштейн, археолог со стажем, опоздал: в Краснодаре уже были немцы. Опоздал всего на несколько дней. Девятого августа фашисты заняли Краснодар. Его археологическая группа, работающая в станице Ивановской на раскопках, уже давно разбежалась кто куда. Большинство ушло на фронт, ну а остальные уехали в эвакуацию. Соломон Абрамович остался в «поле» в одиночестве. Решил задержаться, собрать, сохранить находки, потому как воевать его все равно не возьмут по причине преклонного возраста, а помирать уже и не страшно – семьдесят пятый год пошел. Он очень скрупулёзно собрал черепки, которые они успели раскопать еще группой. Война войной, а история и искусство вечны.
Но случилось невероятное, и про прежние находки пришлось забыть. Совершенно случайно, история знает, что именно так происходят все гениальные открытия, он раскопал восемь золотых нашивных бляшек с изображениями мифических героев. Навскидку эти находки принадлежали к меотской культуре и не шли в сравнение ни с какими другими. Именно это бесценное достояние человечества он должен сейчас сберечь. У Соломона Абрамовича была надежда, он очень спешил в город, его товарищи по Краснодарскому краеведческому музею должны были спрятать в тайнике и заземлить самые важные экспонаты выставки музея, туда же археолог планировал положить и найденные бляшки, но опоздал.
Есть, конечно, вариант зарыть в саду, но это будет означать, что он похоронит их заново, ведь старого Соломона Абрамовича наверняка убьют, а они останутся лежать под черешней еще на века. Рассматривая через огромную лупу красивейшие узоры, фигурки Геракла и неизвестной богини с огнем в руках, он понимал, что такое чудо должно жить, война обязательно кончится, все войны обязательно заканчиваются, человек, проживший почти век, знал это наверняка, а вот искусство – оно вечно. Соломон Абрамович затылком чувствовал, что скоро за ним придут, поэтому очень торопился. Достав широкий кушак, профессор начал вшивать в широченный пояс свои находки одну за другой. Пояс получился тяжелый и неоправданно широкий. Теперь надо решить, кому довериться, когда Соломона Абрамовича не станет, кто-то должен рассказать о сокровищах. Как в столь страшных условиях найти верного и честного человека? Ведь война сломала уже многих. Вчера он видел своего соседа, веселого и добродушного парня, всего год назад закончившего десять классов. Теперь парень не улыбался, он с каменным лицом возвращался под вечер домой, словно и не он это вовсе, словно повязка с надписью «Polizei» убила в нем все живое.