Синяя булавка

Церковь святой Анны, единственная в Стоунчепле, была построена как католический храм при королеве Марии, дочери Генриха Восьмого. С тех пор, по мнению Терри, она не изменилась вообще – сейчас её по бумагам считали англо-католической, но где было это «англо», Терри так и не понял. Каменное здание за четыреста лет сохранилось превосходно, сохранилась и деревянная панель внутри над входом, с рельефом, изображавшим Святое Семейство. Как объяснила сержант Брэннс, эта панель была ещё старше самой церкви, датировалась двенадцатым веком и была, пожалуй, главной причиной того, что здание так толком и не отдали англиканам.

– Есть легенда, что сама королева Бесс тут побывала, пришла в восторг от рельефа и заявила, что его отсюда убирать нельзя, – сказала сержант. – Так вот всё и осталось. А лет через триста с лишним тут побывали люди от ЮНЕСКО и тоже вписали церковь с рельефом вместе в памятники не то регионального, не то ещё какого значения.

До начала похорон ещё было некоторое время – некий мистер Корруэн, занимавшийся похоронным делом, должен был привезти гробики. Терри использовал подходящий момент, чтобы познакомиться со священником и дьяконом.

Отцу Бартоломью Филлипсу было сорок пять лет. Он был невысокого роста, тихий, миролюбивый. Смертью детей он был потрясён до глубины души.

– Они здесь недолго пробыли, – сказал он. – Но замечательные были малыши. Добрые, дружелюбные. Очень любили ходить в церковь. Дженни меня после службы нередко расспрашивала, об иконах.

Иконы в церкви были самые разные, это даже на дилетантский взгляд Терри было видно – одни очень старинного вида, похожие на греческие, другие напоминали работы каких-нибудь мелкомасштабных современников Рафаэля. Терри припомнил и то, что маленькая Дженни любила рисовать.

О дамах Бленхэм и отец Филлипс, и молодой, лишь недавно окончивший семинарию дьякон Коуверт отзывались с большой похвалой, хотя близко с ними знакомы не были. По их словам, хотя особо набожную жизнь женщины не вели, но на церковь жертвовали щедро и регулярно, а на службах бывали каждую неделю.

Приехал фургончик мистера Корруэна (сам мистер Корруэн, седой, угрюмый, лишь что-то пробубнил подошедшим дамам Бленхэм и тут же уехал). При виде гробиков у Терри, уж на что он на работе всегда старался абстрагироваться от эмоциональной стороны расследований, чуть слёзы из глаз не полились – настолько маленькими они были, что хватало одного человека на каждый. Доктор Оуэнс понёс гробик Дженни, Шон Джейсон – Эгберта.

Когда их поставили в церкви, Лютиэн Брэннс и та не выдержала и заплакала при виде безжизненных лиц детей. Хорошенькая кудрявая Дженни, курносый малютка Эгберт… Терри собрал в кулак всю свою волю – не для того он пришёл сюда, чтобы проливать слёзы, а для того, чтобы найти убийцу.

Но если убийца и был среди присутствовавших, он маскировался чрезвычайно ловко. Рыдали все женщины, даже миссис Крофт; у мужчин лица были искажены от скорби. И понятно – Терри просто не мог представить такое чудовище, которое могло бы смотреть на всю сцену равнодушно.

При прощании случилась истерика с Кларой Бленхэм – она просто обхватила руками гроб Дженни и не желала отпускать. После бесплодных попыток миссис Бленхэм уговорить племянницу отойти на помощь пришёл доктор Оуэнс, у которого с собой была аптечка. Лишь получив укол успокоительным в руку, мисс Бленхэм поникла, опустила руки и позволила тётке и Мэри Джейсон отвести себя в сторону.

А Терри смотрел и думал – что это? Вряд ли искусная игра – никто не смог бы достоверно изобразить подобное. А значит, что? Скорбь? Раскаяние?

Дальше похороны прошли без каких-либо происшествий. Гробики были опущены в могилу, отец Филлипс сказал короткую проповедь о невинных душах умерших младенцев, и все в напряжённом молчании отправились в дом Бленхэмов на поминальный обед.

Черныш снова встретил новоприбывших лаем, но даже он чувствовал, что что-то очень сильно не так, поэтому гавкнул он лишь несколько раз, для порядка, а потом лёг на пороге и тоскливо заскулил.

– Чувствует всё бедняжка, скучает по малышам, – сквозь слёзы сказала мисс Бленхэм, вынимая на стол из духовки мясной пудинг. – Он и в день убийства был сам не свой, тихий какой-то… мы не знали, что с ним такое…

За обедом все вспоминали детей. Мисс Бленхэм принесла рисунки Дженни и погремушку, которую буквально неделю назад сломал Эгберт. Миссис Крофт кляла себя, что отдала малышей – Терри не знал, насколько искренней она была, но, по крайней мере, это выглядело правдоподобнее, чем её показная скорбь в больнице. Миссис Бленхэм описывала последний день убитых, перемежая фразы плачем.

Терри и сержант Брэннс участия в беседе не принимали, лишь иногда вставляя слова сочувствия. Терри показалось, что что-то такое произошло, что может стать ключом ко всей загадке – но он никак не мог осознать, что именно это было.

Мясной пудинг сменился чаем с сушёными яблоками. Встав из-за стола, гости понемногу разбились на группы – Мэри Джейсон и мисс Бленхэм ушли в сад, миссис Бленхэм пригласила священника и дьякона поговорить в гостиной по поводу памятника, доктор Оуэнс и инспектор Дэрбоуз взяли на себя героическую задачу занять беседой миссис Крофт. Лютиэн Брэннс направилась к мисс Карлайл и мисс Гибсон – державшимся вместе бледным девчушкам лет шестнадцати. Терри остался рядом с мистером Джейсоном и его дочерьми.

– Вы давно дружите с мисс Бленхэм? – спросил он.

– Вот уже почти восемь лет как. Дружит в основном Мэри, но я, конечно, Кларе навеки благодарен, – сказал мистер Джейсон.

– Тётя Клара спасла мне жизнь, – сказала Рози. – Мне было три года… но я всё помню.

– Мы уже тогда совсем надежду потеряли, – кивнула Дейзи и сжала руку сестры. – Я никогда не забуду этого… Рози кашляла так, будто сейчас разорвётся… если б не мисс Бленхэм…

– Она нам с тех пор правда как родная, – добавила Рози. – Вот как раз недавно помогла среднюю школу выбрать. Уилмен-Хаус в Уэссексе – туда за год экзамены сдают. Я хотела стать врачом, как тётя Клара, но теперь решила, что буду лучше самих бактерий изучать и для врачей книжки писать.

Она пошарила в своей сумочке.

– Что-то я не наелась этими фруктами – пудинг-то я не ела, мне гвоздику нельзя… – она вынула бумажный пакет. – Хотите, кстати, детектив? Это тётя Клара вчера купила. Мы в магазин вместе ходили, меню составляли для моего дня рождения.

Терри рассеянно кивнул, вынул из пакета пирожок и надкусил, всё размышляя, что же он такого странного сегодня увидел.

Сёстры больше ничего толком не могли ему сказать, поэтому он говорил с Шоном Джейсоном о последних громких делах, распутанных Скотланд-Ярдом, пока не вышла сержант Брэннс и знаком не показала ему, что узнала что-то важное. Попрощавшись, Терри расстроенно последовал за ней – опять эта прыткая оперативница что-то выяснила, а он так и ходит, ничего не понимая.

Уже в машине сержант сообщила:

– Цветочный магазин – с другой стороны дома. Поэтому продавщицы эти с псом дело имеют. Он их, конечно, знает отлично, лает только в знак приветствия… Так вот. Они мне сказали, что в тот день он уже еле-еле тявкнул, когда они в одиннадцать открывали магазин.

– А миссис и мисс Бленхэм разве не… – Терри осёкся и воскликнул:

– Стойте-ка! Ну конечно!

– Что?

– Она сказала, когда накрывала на стол! Мисс Бленхэм! Сказала, что Черныш был весь день тихий и на себя не похожий!

– Час от часу не легче, – ахнула сержант. – Но ведь анализ ясно показал диэтиловый эфир. Или… или собака была наркотизирована ещё чем-то?

– Это было бы слишком рискованно, – покачал головой Терри. – Снотворное на всех по-разному действует, а уж несколько снотворных… Черныш мог издохнуть.

– Мне кажется, убийце, который заколол шампуром этих малюток, на какую-то псину было наплевать.

– Если б наплевать, он бы запасся пистолетом с глушителем или чем-то в таком духе. Причём избавился бы от собаки заранее. Но нет, ему по какой-то его маньячной логике нужно было убить детей, но не Черныша.