Страница 12 из 12
***
Мне даже иногда неловко из-за радушия Ирии, Тадеуша и Гай-до, но я знаю, что, если бы я остановилась на время конференции в Лейпциге и они бы об этом узнали, они бы надолго обиделись.
Гай-до, по-моему, Алексу обрадовался больше всего. Вандочке уже четырнадцатый год, её ужасно раздражает, когда её опекают, как маленькую, она проводит больше времени в своём математическом кружке, чем дома, и добивается, чтобы Вандочкой её не называли – Ванда и только Ванда! Гай-до от этого подросткового бунта впадает в глубочайшее уныние, поэтому, когда я даже на пару часов поручаю его заботам Алекса, он едва не взлетает под небеса от счастья. Сегодня, например, Гай-до устроил для него качели в саду, сам их одним из манипуляторов раскачивал – едва не до верхушек садовых деревьев – и другим страховал.
Но сейчас уже был вечер, Алекса после традиционной истории на ночь (на этот раз он позабыл об опасных планетах и попросил меня рассказать сказку) уложили спать, Вандочка прилетела домой и в гостиной рассказывала родителям и примостившемуся у окна Гай-до о последнем своём семинаре, а мы с Крысом устроились на веранде. Огромный стол, за которым мы расположились, Ирия и Тадеуш устроили специально для гостей – на нём стояли бутылка с водой и ваза с фруктами, были разложены всевозможные настольные игры и несколько передатчиков для вызова флаера, и ещё оставалось достаточно свободного места, на котором гостям можно было расставить собственные вещи.
– Давай, может, сыграем партию-другую? – Крыс пододвинул ко мне коробку с шахматами.
– Давай, – помню, в первый раз я предложила ему сыграть в шахматы вскоре после нашей свадьбы, и тогда он расплывчато сказал, что «знаком с правилами». Я была абсолютно уверена, что это значит, что он смутно представляет, как называются и чем отличаются друг от друга фигуры – представьте себе моё изумление, когда я получила мат через десять ходов! Вот что значит потерять навык: я практически забросила шахматы после окончания школы. С тех пор, хочется верить, положение как-то улучшилось.
Где-то через два часа в центре веранды медленно проявилась голограмма комиссара Милодара.
– Вообще-то это называется вторжением в личную жизнь, – высказался Крыс. – Мало ли чем мы могли заниматься!
– Вы занимаетесь, – комиссар пригляделся к доске – игру мы не прервали, – насколько я вижу, тем, что гоняете двух королей и одного слона, потому что ни один из вас не хочет признать ничью. А между тем кто-то незаконно вывозит через Палапутру каких-то невероятно редких бабочек с планеты Ишигак! Места вам обоим знакомые, ты, Алиса, ещё и в теме разбираешься, так что завтра отправляйтесь и выясните, что происходит.
– Во второй половине дня вылетим, утром у меня в Лейпциге доклад, – сказала я. Если только комиссар ничего не напутал, речь идёт о сверхчувствительной белой моли, которая лучше всякого электронного детектора может на огромном расстоянии учуять ядовитые вещества и даже, говорят, радиацию. За такую моль много кто готов выложить огромные деньги.
Алекса придётся до нашего возвращения оставить на Земле, как ни тяжело будет с ним расставаться. Последнее наше путешествие многому меня научило. Да и нам ли не знать, в какие можно угодить разборки с незаконной скупкой животных, тем более настолько ценных!
– Отлично. Чтобы в девять вечера уже пролетели маяк Плутона. А сейчас можете продолжать вашу личную жизнь, – и голограмма растворилась в воздухе, прежде чем мы успели на это как-то ответить.
Крыс посмотрел на доску и привстал:
– Ладно, Алисочка, предлагаю ничью и зайти в дом, а то Милодар сейчас ещё что-нибудь захочет добавить и появится снова. Завтра, как выступишь, сразу полетим в Москву, чтобы не торопясь подобрать корабль.
– Хорошо, – улыбнулась я и сложила фигуры в коробку. – Я как раз соскучилась по Палапутре.