Страница 23 из 29
[Только подумать, что такое было написано именно иностранцем, откопавшим всё это в российских источниках. Уж при такой переработке не могло быть преувеличения, выдумок. Зачем?! И как можно было бы на это пойти?! – Авт.]
«Это убийство можно с полным правом назвать преступлением века. В последующие четыре года сотни советских граждан, включая наиболее известных политических руководителей революции, были расстреляны, как непосредственно замешанные в убийстве Кирова; буквально миллионы других были уничтожены как соучастники некоего гигантского заговора, который якобы существовал за кулисами убийства Кирова. Фактически же смерть Кирова стала фундаментом всего исполинского здания террора и насилия – здания, выстроенного Сталиным для того, чтобы держать население СССР в абсолютном подчинении.» [Какой ужас! – Авт.]
«Проблемы, стоявшие перед Сталиным в 1934 году, не давали возможности удовлетворительного для него политического решения. Но он видел один выход из положения. Выход был крайне необычный, но на этом примере ясно, что у Сталина не было никаких моральных или иных сдерживающих факторов. Убить Кирова означало убрать ближайшее препятствие; это позволяло в то же время создать атмосферу насилия; создать возможность обвинения противников Сталина в убийстве и стереть их с лица земли…»
«На всём протяжении декабря 1934 года печать нападала на троцкистов, обнаруженных в различных районах страны… и призывала к бдительности. Начались массовые высылки в Сибирь и Арктику. За несколько месяцев было схвачено 30–40 тысяч ленинградцев.»
«… Сталин считал естественным расстреливать сотрудников НКВД и всех других, кто знал слишком много.»
«В конечном счёте весь характер террора определялся личными и политическими побуждениями Сталина.»
«Не может быть сомнения, что Сталин неумолимо реализовывал свои антипатии – иногда даже через много лет. Но, конечно, это было лишь частично мотивом убийств, совершавшихся по его приказам. Ибо убийства распространялись и на друзей его, и на врагов, и на людей, которых он почти не знал, равно как и на его личных соперников. Люди, когда-либо повредившие Сталину, не пережили террора. Но не пережили, конечно, и те, которых оскорблял он сам…»
«Если рассматривать сталинский террор со статистическими данными в руках, как массовое явление, а не с точки зрения отдельных личностей, то он предстаёт в более рациональном виде. Отсутствие направленности на какие-либо определённые категории жертв – как могло бы быть у какого-нибудь Троцкого, указывает на осмотрительную извилистость террора и не даёт критикам выявить сколько-нибудь ясно его цели. Сталин, возможно, считал, что террористический эффект получается тогда, когда арестовывается и расстреливается определённая часть данной общественной группы. Тогда остальные приводятся к повиновению и подчиняются без жалоб. И с этой точки зрения не так уж важно, кто избран в качестве жертв – особенно если все или почти все ни в чём не виноваты.»
[Пишу это и думаю: что там какой-нибудь маньяк, серийный убийца, на счету у которого всего какие-то несколько десятков жертв?! Да… по количеству и всему, с чем это так или иначе связано, никакие преступления во все времена истории человечества не могут идти ни в какое сравнение с тем, что было при сталинизме. Даже думаю, что «сталинизм» здесь вторичен, а на самом деле это – использование всех и всего лично одним Сталиным, – самым изощрённым из всех маньяков, в руки которого именно попала такая форма прикрытия его деяний, как этот самый «сталинизм», – уродливая форма, по недоразумению вытекающая из марксизма-ленинизма. Спрашивается, не следует ли переписать всё-таки историю России ХХ века именно на основе вскрытия подлинного лица, деяний и их мотивов, Сталина, с той степенью глубины, какую удастся достичь? И тогда всем без исключения должно стать ясным, что Россия – не виновник, а жертва! Ещё особенность. Я всё здесь ведь пишу не от себя, а цитирую. И, откровенно говоря, перечитывая, каждый раз настолько глубоко переживаю то невероятное, что описано, до и после, что сердце щемит. – Авт.]
«На протяжении четырех лет после убийства Кирова Сталин провёл революцию, которая полностью преобразила партию и общество. Этот период, в гораздо большей степени, чем сама Октябрьская революция, определил отрыв России от её прошлого. Это была также наиболее глубокая травма из тех, какие потрясли население страны в предшествующие бурные десятилетия, с самого 1905 года. [Такого невероятного и масштабного не было никогда и нигде, и больше быть не может! – Авт. ]
Несомненно, что такой радикальный поворот мог быть проведён только на странном фоне советского прошлого, на фоне необычных традиций Всесоюзной коммунистической партии. И уже существовавшая к началу периода тоталитарная государственная машина была той точкой опоры, без которой нельзя было бы перевернуть мир. Но всё же террористическая революция остаётся, как бы мы о ней не судили, прежде всего, личным достижением Сталина.»
[Всё, что было плодом революции, Сталин дьявольски использовал по-своему, ни с чем не считаясь, с грандиозным вредом для страны, народа. – Авт.]
«…Все его сторонники, возражавшие ему по вопросу террора, исчезли; и, что самое важное, остальные соратники Сталина по Политбюро, умершие до 1938 года, были тоже им убиты, но такими методами, что приписать убийство Сталину было нелегко.
…В середине 1935 года Сталин лично подобрал людей, которые вскоре показали себя подлинными энтузиастами террора.»
«Ещё более чудовищным, но столь же важным для общих планов Сталина было постановление от 7 апреля 1935 года, распространившее все виды наказания, включая смертную казнь, на детей с 12-летнего возраста.
…Один старый сотрудник НКВД рассказывает, как за два-три года до того количество беспризорных было снижено путём повальных расстрелов.
Как выяснилось впоследствии, Сталин имел особые причины для объявления такого закона. С его изданием он мог грозить участникам оппозиции, что их дети будут уничтожены на вполне «законном» основании, как соучастники, если арестованные оппозиционеры не выполнят того, чего он от них требовал.»
«Хотя старые революционеры и оказывали некоторое сопротивление Сталину, главный отход от него самого наблюдался в самом младшем молодом поколении коммунистов… Так или иначе, подобные группы молодёжи неуклонно арестовывались и расстреливались.»
«Сталин планировал казнь участников оппозиции независимо от возможной реакции в рядах партии. Ибо он уже подготовился к тому, чтобы справиться с этой реакцией своим обычным сочетанием твёрдости и манёвра.»
«Сталин писал… что революция готова отбросить любые «великие имена», включая имя Горького, если будет необходимо.»
«Большинство смертей, наступивших в удобное для Сталина время, «случались», по очевидным причинам, именно когда было надо – ни раньше, ни позже… Он отнюдь не питал отвращения к человекоубийству, а его уважение к литературе не было настолько велико, чтобы предотвратить расправу со многими знаменитыми писателями. Как мы увидим в дальнейшем, все свидетельства показывают, что Горький умер неестественной смертью.»
«Одно совершенно ясно: до самой казни Зиновьева, Каменева и остальных оппозиция никак не ожидала, что Сталин действительно убьёт старых вождей. Все манёвры участников оппозиции до этого момента сводились к тому, чтобы оставаться живыми, если возможно – в рядах партии, до того времени, пока сталинские ошибки и эксцессы не изменят настроений в партии в лучшую для них сторону и не дадут им новых шансов. А после первых казней уже ни один участник оппозиции какого-либо ранга не был в состоянии предпринять попытку убийства Сталина – назависимо от своего мнения о разумности этой меры. Возможность освободиться от Генерального секретаря имели теперь только те люди, которые работали в его непосредственном окружении.
Мы не знаем, конечно, точных обстоятельств смерти Сталина в марте 1953 года. Но его смерть определённо последовала в тот момент, когда он готовил новую резню среди руководства, и может быть в это время окружавшие его люди были достаточно умны, чтобы не ждать своей судьбы как овцы.»
«Выборочные убийства дезертиров из рядов НКВД и других политических врагов на Западе вскоре стали обычной практикой советских властей.»
«Через неделю после расстрела Зиновьева и остальных приговорённых к смерти, Сталин приказал Ягоде отобрать и расстрелять пять тысяч участников оппозиции, находившихся в лагерях… Спустя несколько месяцев последовал приказ о новых массовых казнях. Большинство оставшихся на Воркуте троцкистов были привезены в Москву и расстреляны… До конца 1938 года каждую неделю заключённых воркутинского лагеря рсстреливали группами по 40 человек или около того, причём расстрелы бывали и дважды в неделю.»
«…Некоторые оппозиционеры, например, Каменев, понимали стремление Сталина подавить их любой ценой. Но они не верили, что Сталин сможет возглавить партию, как ни в чём не бывало, после казни ветеранов революции, они считали это политически невозможным. Они недооценивали не его жестокость, а его решимость, хитрость и полную беспринципность. Когда Сталин кончил своё дело, в живых не осталось ни одного члена бывшего Политбюро, за исключением Григория Петровского, который молчаливо согласился работать администратором в музее.
Взгляд на историю, которого придерживались оппозиционеры, мешал им понять, что пролетарская партия может быть превращена в аппарат личной диктатуры путём интриг или какими-то другими методами… Они не понимали ненасытного стремления к власти как части психики Сталина… Им и в голову не приходило, что их противник прибегнет к методам обычного преступника, не остановится перед убийствами и «пришьёт» другим вину за свои собственные преступления.»
«Два предварительных условия сделали террор возможным: во-первых, личные побуждения и способности его главного инициатора – Сталина, во-вторых, общая политическая обстановка, в которой он действовал.»
«Хрущев сказал…в 1956 году: «Как могло получиться, что люди признавались в преступлениях, которых они не совершали? Только одним путём – применением физических методов воздействия, пыток…»
«К физическим пыткам прибегали довольно часто, но до 1937 года они применялись вопреки правилам. Затем неожиданно они превратились в обычный метод допроса – во всяком случае, в большинстве дел на более низком уровне.»
«Нет никаких сомнений в том, что угрозы семье – иными словами, использование заложников – было одним из самых сильнодействующих средств сталинского террора.»
«Использование родственников в качестве заложников, заключение их в тюрьму или даже уничтожение было новым явлением в истории России. При царе революционеры могли об этом не беспокоиться. Поистине, Сталин не признавал границ ни в чём.»
«Сталинские показательные процессы имели такую логику, какой не встретишь больше нигде. Чтобы избежать смерти, осуждённый должен был признать всё, дать своим действиям наихудшее толкование. Это был его единственный шанс. Но даже полное признание своей вины могло спасти жизнь только в редких случаях.»
«Сталин хотел не просто ликвидировать своих старых противников, но уничтожить их морально и политически.»
«…Странно-искажённый легализм оставался в силе до конца. Тысячи, миллионы людей можно было сослать просто по подозрению. И вместе с тем сто тысяч работников тайной полиции и других официальных лиц тратили месяцы на допросы и охрану заключённых…»