Страница 15 из 29
Но с другой стороны, видно, насколько всё запутали, запудрили, что даже такой сталиновед, как Эдуард Радзинский, на прямой вопрос Валентина Гафта, после знакомства в трудами о Сталине, так как же всё-таки Радзинский относится к Сталину, вместо ответа по существу сказал: «Я его боюсь.» Думаю, этим многое сказано!
И о Гитлере рассказывают, что все на него покушения не дали результата, т. к. каждый раз он самым невероятным образом спасался. Даже было взорвано помещение, в котором он проводил совещание, а он уцелел, поскольку портфель со взрывчаткой кто-то перенёс, а сам он во время взрыва привалился к столу и тем самым защитился. В других случаях он то менял маршрут, то исчезал раньше. А заговорщиков после этого жестоко казнили… Но Гитлера объявили «главным военным преступником». А преступления Сталина, хотя они всем известны, так до сих пор впрямую и не осуждены.
И продолжение сравнений опять не в пользу Сталина: после покушений на Гитлера в Германии не было, как у Сталина, массовых, и даже вообще каких-либо, репрессий. А казнили именно участников реальных заговоров, в то время как при Сталине, как однозначно показано различными источниками, хитроумно использовавшем его же конкурентов, – Кирова и Троцкого, сажали и расстреливали по надуманным, невообразимым по своей сути, ложным, обвинениям, в том, что они не делали, что было непостижимым для знавших их людей, и жесточайшими пытками заставляли их наговаривать на самих себя! При этом провозгласили, что признание своей вины – безусловное её доказательство. И те, кто приводил безумные сталинские приговоры в исполнение, – боялись того же для себя, а потом всё равно сами оказывались в таком же положении. Это выглядело и реально оказывалось неотвратимым. Характерный тому пример – Ежов, который всё это на каком-то периоде исполнял, а затем сам был казнён. В народе этот период и назвали – «ежовщина». Но потом появился Берия, а Ежов сам был расстрелян. Сталин именно на Ежова и свалил всю вину за репрессии.
И подобный кошмар, как видно, на всю страну длился годами!
Это трудно себе представить, но это было по неукоснительному указанию и под бдительным неустанным контролем лично Сталина. Даже показательные процессы, как описано (в частности, в книге, основанной на обширном документальном материале, Р. Конквеста "Большой террор"), автором сценариев которых был он, проходили под его постоянным наблюдением, и при его вмешательстве, если была угроза срыва. И длинные расстрельные списки он подписывал сам или заставлял подписывать их своих ближайших соратников под страхом, что если они не подпишут, сами подпадут под подозрение, и в результате тоже в них окажутся. Не щадили никого, – ни ближайших соратников, ни их жён, ни родственников, ни товарищей по партии, ни столпов революции, обеспечивших её победу, ни всех, кто случайно попадал под руку или так намеренно подвергался репрессиям, что намеченная Сталиным жертва оставалась в массе. А по массовым репрессиям была даже развёрстка; и где сажали больше, там считали работу более успешной.
Вы, уже прочитав предыдущее, понимаете, что всё, перечисленное в этих последних нескольких абзацах, имеет фактическое подтверждение цитатами из высказываний других авторов и из различных, в том числе ранее секретных, документов. Нет здесь ничего голословного. И далее.
По ночам, слыша звуки подъезжавшего «чёрного ворона», как называли используемые для этого служебные машины, все боялись, ждали, что на этот раз арестуют и их.
Ещё выдержка, об этом же:
«В принципе, мы не доджны и не можем бояться государства и его законов, потому что они призваны нас защищать. Итог сталинских десятилетий – государственный страх – определён как раз тем, что каждый понимал: арестовать и бросить в лагеря могут любого.» «…Попробовал бы кто при Сталине вякнуть хоть слово!» (С. Баймухаметов. «Страхи и ненависть». Журнал «Чайка». № 12, 30 июня 2011 г.)
Читая обо всём этом, смотря фильмы, думаем, что, вероятно, те, кто голосуют за него, не вдумываются до конца, возможно даже, считают, что всё это – тоже наговор и досужие или преднамеренные вымыслы, и преклоняются перед силой его личности, не учитывая её преступное направление, вместо того, чтобы, как и Гитлера, осудить его злодеяния раз и навсегда.
[И приводим мы эти цитаты не потому, что хотим "сгустить краски", а потому, что по-другому нельзя, слишком велика цена для народа, если всё оставить, как есть.]
Скажем откровенно, что его прямая речь в фильме, его сентиментальные воспоминания, его самооправдание тяжёлой жизнью в молодости, для тех, кто способен его осудить, звучат кощунственно, ибо люди с человеческим сердцем, прошедшие через тяжёлые испытания, наоборот, лучше понимают жестокость жизни, помогают другим, жертвуют, рискуют, чтобы их спасти, защитить, поддержать, помогают, чтобы выжили, а не теряют человеческий облик, не ведут себя так, что это выглядит местью всему человечеству за прежние трудности, как это было со Сталиным, а подчас и спасают других, рискуя собой. Как сказано, фильм воспринимался бы по-другому, если была бы официально обнародована вся правда о том прошлом.
Последний, недавно сообщённый, случай такого спасения: спасение русским юношей в фашистском концентрационном лагере иудейского мальчика – длительной ему помощью, с большим риском для жизни.
Очевидно, Сталин мстил за своё прошлое, «заметал следы», а затем, продолжая то же после уничтожения первых нескольких, которых, возможно, считал реальными противниками, далее, – ещё и боясь возмездия, – уничтожал уже всех подряд. Так же, но в малых масштабах, как мы знаем из текущих новостей, ведёт себя преступник, уничтожающий случайных свидетелей своего задуманного, поначалу бескровного, преступления, что является отягчающими обстоятельствами, или уничтожающий других, случайных, людей, как бы из мести конкретным личностям. Такие случаи, увы, бывают – в школах, на работе, в воинских частях и т. п. Это – тягчайшие преступления, которые, увы, периодически имеют место в жизни. Таковы же террористические акты, когда погибают случайные люди. Их вершители осуждаются правосудием к высшей мере наказания. И только преодоление сложности, выявление умелой запутанности, с одной стороны, и специфики человеческого сознания, способного одно преуменьшить, а другое преувеличить, да ещё – преднамеренного искажения фактов заинтересованными лицами, дало возможность по-настоящему оценить и осудить сталинские репрессии как преступление, неизмеримо большее любых других.
Как мы видим, некоторые заинтересованные лица при любом удобном случае в защите виновников репрессий ссылались именно на отсутствие судебного приговора. Но как мы теперь видим, имеется судебное решение, констатирующее факт «кровавого» преступления, тем, что в иске, направленном на опровержение этого факта, отказано, внуку Сталина. Это – важный прецедент, позволяющий нам говорить о неопровержимости преступления.
[И везде, где упоминалось об этом решении, было добавлено, что внук Сталина на этом не успокоился, хотя ему показали неопровержимые документы, подал ещё и в международный Страссбургский суд, чего, вероятнее всего, удалось бы избежать, если бы дело довели до указываемого здесь конца, – до окончательного судебного решения по репрессиям. И ведь решение Страссбургского суда было тоже осуждающим Сталина!]
Разговор же теперь только о том, что преступление такого масштаба должно быть оформлено на должном, высоком, правовом уровне, и из этого окончательного приговора должны быть сделаны и реализованы самые серьёзные выводы и действия, чтобы польза такого приговора была максимальной для всего народа.
Констатируем, что в этих записках приведены наиболее сильные выдержки из обличений сталинизма другими авторами, и комментарии к ним.
[Разумеется, могут быть, и наверняка есть, такие материалы, которые не были известны авторам. Всё, что здесь представлено, взято из открытых информационных источников.]