На грани фола

Об этом мне даже рассказывать стыдно.

О том, что после родов Уилл заставил меня сделать операцию по восстановлению девственности. И у меня не было никакого выбора, кроме того, как пойти у него на поводу. До рождения Вероники он, итак, держал меня всевозможными якорями, что установил в моей душе, но после того, как на свет появилась наша дочь… я стала его любимой марионеткой и игрушкой. Любое мое непослушание, любой поступок Уиллу наперекор, заканчивался словами: «Ты забыла, что ты здесь никто, моя шлюшка? Хочешь уйти от меня? Катись к черту. Да только о Веронике забудь. Ее я тебе не отдам и ни за что не позволю увезти в Россию, и ты знаешь, на чьей стороне будут власти Великобритании – страны, где и родилась моя дочь. Ты же знаешь, что мне ничего не стоит лишить тебя родительских прав, детка.»

Мороз по коже, стоит лишь вспомнить парализующий своим холодом тон его голоса. В итоге, Астон выполнил свое обещание – я не имею никаких прав на Веронику. Сердце болезненно сжимается, а к глазам подступают жгучие слезы, но я давлю их в себе за темными очками, будто пуская по изнанке щек. Единственная мысль, которая не дает мне сломаться и медленно умирать без дочери – это мысль о том, что я обязательно восстану из пепла, и найду способ вернуть Веронику.

– Наш роман закрутился со скоростью света. Я и не замечала, что становлюсь… другим человеком. Думаю, вам всем здесь знакомо это чувство полнейшей зависимости от мужчины. Когда живешь от «дозы» до «дозы» его любви и эмоций, переживая страшнейшие ломки в душе и во всем теле, когда вы находитесь в малейшей ссоре. Мне казалось, что без него меня просто нет. Что я вот-вот растворюсь, исчезну, задохнусь, потеряюсь… он стал воздухом, которым я дышу. Мы оба много работали, и не так часто виделись… очень много спорили. Муж всегда выводил меня на негативные эмоции, но все заканчивалось сумасшедшим сексом… в моменты нашей страсти, я чувствовала себя не человеком. О да. Он был одержимым зверем, и, наверное, мне передавалось его безумие… разрушительное безумие. В постели он всегда был груб и эгоистичен, но каким-то образом все переворачивал так, что я ловила неимоверный кайф, подчиняясь его воле. Стоя перед ним на коленях, ощущая его у себя во рту. Это не было физическим удовлетворением, кайфом от сексуальной близости. Это был кайф от того, что я выгляжу идеальной в его глазах. Богиней. Это стало целью моей жизни – быть идеальной для него. Быть достойной его комплиментов о том, что я самая лучшая для него. Любой его упрек в мою сторону воспринимался мною, как конец света, и мне непременно хотелось сделать нечто такое для него, чтобы возобновить «идеальность» наших отношений, укрепить мнимую любовь. Все, что возвышало меня в его жизни и его глазах, делало меня счастливой… и по каким-то причинам, я начала забывать о себе: о своих желаниях, мечтах и планах. Конечно, я этого не понимала. Не замечала, как становлюсь другим человеком, низшим существом, без собственных желаний и целей. Не понимала, что мое настроение, и вся моя жизнь стала зависеть от его решений. Мне казалось, что такой и должна быть настоящая любовь: когда ты ставишь интересы другого человека, выше своих собственных. Когда так важно видеть любовь за «послушание» в его глазах. Я никогда так не ошибалась и совершенно забыла о том, что единственный роман, который должен стоять во главе моей жизни – это роман с самой собой. Меня полностью поглотила личность и всепоглощающая бездна Уилла, просто потому что с ним я ощущала себя живой, чувствующей, значимой. Он же всегда напоминал мне о том, как много он мне дает, и что, если бы не он, я и вовсе уже давно бы стояла за кассой в кафе общественного питания в Тюмени, – на лицах девушек застывают удивленные выражения, и я поясняю: – Город в России. Это далеко от Москвы. Здесь же моя карьера расцветала да и конфликты с Уиллом были терпимыми, пока я не снималась в белье. Наши ссоры и недопонимания скрашивали поездки на Санторини, где мы проводили вдвоем уикенды, забывая о том, что внешний, полный суеты мир и забот вообще существует.

Да и пресса, наконец, оставляла нас в покое, потому что в Лондоне наш кортеж преследовали, где бы мы ни находились. Частичкой своей незараженной им души, я понимала, что нам стоит расстаться, потому что ощущала… что потеряла себя, свою свободу и внутреннюю опору в самой себе. Да, с Астоном я полностью расслабилась, потому что он взмахом руки решил проблемы моей семьи и работы, но все же… я боялась стать той, кем я в итоге стала. В день, когда я хотела уйти от него, он сделал мне предложение. Ресторан на вершине Эйфелевой башни, утопающий в огнях Париж… ощущение эйфории накрыло меня с головой, и ни о каком отказе не могло идти и речи. Следующие несколько недель меня терзали сомнения по поводу моего согласия, но все они рассеялись, как только я узнала, что беременна от Уилла. Я всегда мечтала о том, чтобы мои дети росли в полноценной, счастливой семье. Да и Астон тогда еще был воплощением мечты и рыцаря на черном скакуне… я была счастлива, и с нетерпением ждала нашу малышку. На тот момент, мне казалось, что мое сердце переполнено любовью к этому мужчине: настоящей, светлой, искренней. Такой, что «навсегда», на всю жизнь.

Любить «вопреки», не замечать недостатки… мое мышление было стандартным и шаблонным, не отрицаю. Мне казалось, что его небольшие «заскоки» и ревность – это ничто в сравнении с целым вагоном достоинств Уилла Астона.

– В какой момент ты впервые осознала, что имеешь дело с абьюзером? – спрашивает миссис Фокс, нервно теребя пуговицу своего пиджака. Судя по раскрытым ртам и заинтересованным взглядам девушек, нам всем не хватает солененького попкорна под мою историю. Я и сама ощущаю себя так, словно рассказываю сюжет для социальной драмы, но, увы… это главы из моей жизни.

– К Уиллу приехал племянник из штатов, на каникулы. Примерно моего возраста. Я с ним сдружилась, мы играли в монополию по вечерам и пили чай в пять часов вечера, иногда смотрели забавные Американские шоу, на которые он меня подсадил. У нас были дружеские отношения, с ним всегда можно было от души посмеяться. Однажды, я пришла с очередной съемки и увидела Дилана с разбитой губой, рассеченной бровью. На лице красовались синяки и кровоподтеки. Он заливал мне про то, что подрался с футбольными фанатами в пабе, но сердцем я чувствовала, что он мне лжет… и мои догадки подтвердила одна из служанок, которая видела, как Уилл избил Оливера. Причина мне стала предельно ясна: ему не понравилось, что Олли общается со мной, и как он выразился «только пальцем ее тронь, я тебе его отрежу». Я испугалась. Очень сильно. Но это все были только цветочки его параноидальной ревности и безумия. В тот же вечер, Уилл пригласил меня на романтическое свидание в саду особняка, но когда я спросила у него о том, почему он так поступил с Олли… – меня передергивает, когда я вспоминаю те самые кадры из жизни, которые будто происходили не со мной. – Он сгреб меня в охапку, и потащил в конюшню, (на территории его загородного особняка), где взял меня не самым традиционным образом. Такого мы еще не пробовали, и я этого совершенно не хотела. Он грубо трахал меня, до боли и крови, без подготовки, все время повторяя о том, что я грязная девочка. Грязная русская шлюха, – мой голос садится, и я не понимаю, откуда беру в себе силы произносить все это вслух. Но я из тех людей, которому нужно постоянно отпускать свою боль, «выплевывать» ее во внешний мир. В противном случае, она давно бы сожрала меня изнутри, уничтожила. И все же, если бы не темные очки, скрывающее половину моего лица, эти девушки никогда бы не услышали и половины этой истории. – И это не было эротической игрой, это было его наказанием. Наказанием за общение и улыбки в сторону другого мужчины, пусть даже дружеские.

– Это было до рождения дочери и свадьбы? – спрашивает одна из подруг по несчастью, прикрыв рот ладонью.

– Да.

– И после подобного ты все равно вышла за него замуж? – уточняет миссис Фокс, стараясь заглушить нотки осуждения в своем голосе.