Страница 12 из 33
– Нет нигде, – сообщил он.
– О-о-о-о! – сказал папа. – Держите меня! – И он, приседая, закрутился на месте, словно хотел укусить себя за ухо.
– Володя, Володя! – испуганно схватил его за плечи дядя Коля. – Успокойся, старик!.. Ну, отстанет. Ну, аллах с ним. Догонит потом. Вы летите.
Сонная стюардесса пересчитала нас, тыча в каждого пальцем. Пять мест были пустыми.
– Ну, как, летим или ждем? – спросила стюардесса выглянувшего из кабины пилота.
Пилот не ответил.
Стюардесса зевнула и пошла закрывать дверцы.
И тут мы увидели, как от аэропорта, прижимая к животу какой-то тюк, вскачь несется Паганель, а за ним гонится дядя Коля с рюкзаком в руках. На середине дистанции дядя Коля настиг обезумевшего Паганеля и отнял у него чужой багаж.
Оказывается, Паганель с половины ночи спал на втором этаже в пустом гардеробе ресторана, потому что в кресле у него от скрюченности занемели ноги. Все это он тут же рассказал нам, глотая воздух раскрытым ртом.
Стюардесса тоже послушала. Потом спросила:
– А билет ваш где?
Паганель побледнел, схватился за грудь и взвизгнул:
«Документы!»
В следующий миг он, как десантник, выбросился из самолета и, воздев руки, помчался за медленно удаляющимся дядей Колей.
Пассажиры приникли к иллюминаторам.
Было хорошо видно, как дядя Коля остановился, придержал вихрем налетевшего на него Паганеля, похлопал его по бокам, потом развернул, достал из заднего кармана брюк пропавшие документы и яростно потряс ими. Какие слова говорил при этом дядя Коля, нам не было слышно.
ГЛАВА IX
Грустная история дяди Колиной куртки. Как мы поужинали.
Легенда о спирте.
В Южно-Сахалинске папа купил себе черные кеды. Мы, правда, уговаривали его купить лучше полуботинки, потому как на другой день папе предстояло читать здесь лекцию о современном состоянии физики, и нам казалось, что в кедах он будет выглядеть легкомысленно. Но папа все-таки сделал по-своему. Полуботинки, сказал он, ему в дальнейшем не понадобятся. А черные кеды, если к ним специально не присматриваться, вполне могут сойти за приличную обувь, каковой они на самом деле и являются, по его глубокому убеждению.
Мой папа вообще предпочитает демократическую одежду. Он любит носить разные свитера, курточки, распашонки, а когда, по торжественным случаям, ему приходится надеть костюм, папа говорит, что чувствует себя в нем – как водолаз в скафандре.
Этим папа походит на Паганеля, который принципиально не признает костюмов. Паганель даже на защиту собственной докторской диссертации заявился в заштопанной на локтях шерстяной кофте, после чего один известный академик сказал ему:
– Ну, батенька, без галстуков мне еще приходилось видеть соискателей, но без пиджака вы первый.
Дядя Коля говорит, что все это «бзик», пижонство наоборот. Паганеля и папу не клевал еще жареный петух. Но однажды клюнет – и они побегут покупать смокинги.
Лично дядю Колю этот петух клевал. Свою роскошную кожаную куртку дядя Коля приобрел несколько лет назад в Польше. Он посещал в ней лучшие рестораны Варшавы, Кракова, Вроцлава и не чувствовал никакой дискриминации. Везде его принимали как дорогого гостя, и в конце концов дядя Коля уверовал в неотразимую элегантность куртки. Странности начались на обратном пути, в Москве. В ресторанах к дяди Колиному столику подходил администратор, ставил табличку «Для делегации» и холодно рекомендовал пересесть ближе к двери. У подъезда гостиницы «Россия» его хватали за рукав командировочные и жалобно умоляли: «На Стромынку, шеф!» А когда сам дядя Коля ехал в такси, водители называли его «братка», откровенничали про калым и не давали сдачи с рубля, если даже на счетчике было всего тридцать копеек.
Но самое ужасное случилось с ним дома, в родном провинциальном городе. Как-то дядя Коля разогнался в одно кафе – пообедать.
Швейцар, растопырив руки, загородил ему дорогу и потребовал:
– А ну, снимай куртку!
В первый момент дядя Коля решил, что кафе захватила шайка переодетых грабителей. Он принял боксерскую стойку и оглянулся, ища чьей-нибудь помощи. И помощь пришла. Она подоспела в лице усатой женщины-администратора, но не к дяде Коле, а к швейцару. Вдвоем эти люди стали требовать, чтобы дядя Коля снял недостаточно аристократическую для ихнего кафе одежду.
Тогда дядя Коля вспылил. В таком вот виде, высокомерно сказал он, его пускали в европейские рестораны, которые, конечно же, не чета этой паршивой забегаловке. И вообще, пусть ему покажут постановление горисполкома, где было бы записано, что в импортных восьмидесятирублевых куртках из чистого хрома нельзя посещать второразрядное кафе.
– Будет тебе сейчас постановление, интеллигент собачий! – сказал кровно оскорбленный швейцар, схватил дядю Колю за шиворот и пинком вышиб на улицу.
После этого рассказа мы все приуныли. Мы как раз собирались идти ужинать в ресторан при гостинице «Сахалин» и рассчитывали именно дядю Колю поставить впереди, как приличнее всех одетого. Но дядя Коля даже слушать не захотел. Хватит с него того держиморды, сказал он, сбросил куртку и остался в зеленом свитере. Тогда мы поставили впереди Паганеля, надеясь, что благодаря темным очкам, бороде и рубашке с погончиками, его признают иностранцем. За Паганелем шел папа – в золотых профессорских очках и парадных кедах, которые, если не присматриваться к ним внимательно, вполне могли сойти за ботинки. За ним – я, а позади всех – дядя Коля (мы уговорили его не оставлять в номере хотя бы трубку). Самую большую опасность представляли, по общему мнению, кеды. Поэтому Паганель, заметив два свободных места, подтолкнул к ним нас с папой.
– Быстро, быстро! – прошептал он. – Ноги под стол! Но враг не дремал. Немедленно к столику подошла дама в коричневом костюме и, каменно глядя поверх наших голов, заявила:
– Вас я обслуживать не велю. Вы – в кедах.
– Ну и что же? – невинно спросил Паганель – Ведь они не ставят их на скатерть.
– Не острите! – оборвала его дама таким тоном, словно говорила «не хулиганьте!». – Остряк нашелся!
Она рассерженно метнула взглядом и остановила его на мне.
– Ax, они еще и с девочкой! – пропела дама подрагивающим от возмущения голосом.
– Что значит с девочкой?! – запетушился дядя Коля. – В каком смысле – с девочкой? Это не девочка, это – дочка нашего товарища.
Дама и слушать не хотела.
– Как вы могли привести девочку в такое неприличное место! – ужаснулась она. – Сейчас же освободите столик!
Пришлось освободить.
– Так! – стиснул трубку дядя Коля. – Он явно закипал.
– Чудесно! Кругом надираются, извиняюсь, в стельку граждане в штиблетах и белых манишках, а мы вынуждены топтаться посреди зала, как деклассированные элементы! Как бродяги!.. Нет, сейчас я разнесу это поганое заведение в мелкие щепки!
– Спокойно. Не стоит нервничать, – удержал его Паганель. – Вспомни о швейцаре… Сейчас что-нибудь придумаем. – Молодой человек! – затормозил он пролетавшего мимо рыжего официанта. – На минуточку.
Молодой человек остановился так резко, что фужеры на его подносе опасно заскользили к краю. Но рыжий сделал едва заметное движение и фужеры покорно вернулись на середину.
– Послушайте, – взял его за рукав Паганель. – Вот эти двое – видите? – Он повел бровью в сторону папы и дяди Коли. – Один писатель, другой – профессор, э-э-э… ядерщик.
Официант вскинул одно ухо.
– Ну, и я – тоже, – понизил голос Паганель. Тут он смешался, не зная, видимо, как представить себя, поднял для чего-то палец и шепотом закончил: – Но совсем из другой области. Из другой… Соображаете?
Официант метнул быстрый взгляд на дяди Толины темные очки и судорожно проглотил слюну.
– Усек, – хрипло сказал он. – Щас.
Через минуту молодой человек вернулся в сопровождении дамы в черном костюме. Эта дама была явно поважнее первой, но и она, увидев нас, растерялась.
– Что же мне с вами делать, товарищи? – говорила она, прижимая к груди руки. – Что же делать?