Страница 7 из 59
— Управление ФСБ по Санкт-Петербургу. Здравствуйте, — басовито, вполголоса произнес он, покачивая плечами, копируя манеру Миробоева. — Скажите, где ваш пассажир с девятого места?
Эффект был весьма неожиданный и поучительный для Лехельта. Проводница скривилась мятым лицом, глянула в его удостоверение уничижительно и вознамерилась уйти в вагон.
— Ступайте к бригадиру! — сказала она через плечо. — Я вам не обязана доносить. Это мы раньше перед вами на цырлах стояли.
— Женщина, пожалуйста! — взмолился Андрюха, давясь горькой пилюлей демократии. — Это моя сестра! Я сестру встречаю!
Не в силах побороть мигрень, добрая фея железной дороги лишь злобно ткнула растопыренными пухлыми пальцами в сторону шумного молодежного круга под косым снегом.
— Все там… дурачье! Ни минуты ночью не прилегла!
— Вы уверены?! А как она выглядит?
— Ты что — не знаешь, как сестра твоя выглядит? — усмехнулась железнодорожная прима, ушла в вагон и заперлась, завершив аудиенцию. У нее даже головная боль, наверное, прошла.
Андрей недоуменно приглядывался к толпе на перроне. Молодежь крикливой гурьбой, гогоча, как стадо гусей, неторопливо потянулась к выходу в город. Маринка хихикнула:
— Услышь голос крови!
— Момент!
Он достал мобильник, выудил из электронной памяти номер и позвонил. Через несколько секунд высокая рыжеватая девица в долгополом пальто и кроссовках отделилась от соплеменников, принялась рыться в карманах и, поотстав, закричала:
— Тормозни! Я сейчас!
— Вика? — сурово спросил Лехельт в трубку, надвигаясь сзади. — А ведь мы тебя встречаем. Я у тебя за спиной. Стой на месте и не пытайся сбежать.
Вика крутнулась на пятках. Полы пальто подлетели и опустились.
— Ой! Приветики! — сказала она. — А я уже с ребятами договорилась! Может, я у них переночую?
Лицо ее было худое, хитрое, все в веснушках, подбородок острый, глаза зеленые. Она как—то странно шепелявила, пришептывала, присвистывала.
— Что у тебя во рту? — спросил изумленный Лехельт.
Вместо ответа девочка задрала голову, выставив худое горло, и высунула длинный розовый язык.
— Боже мой! — не сдержалась Маринка.
Язык посередине был точно прострочен круглыми перламутровыми сережками, ровной дорожкой уходившими от кончика в глубь темной гортани к небу.
— Я еще и шевелить половинками умею, как змея! — довольная впечатлением, с гордостью сказала Вика и тут же продемонстрировала свои способности. — Десять штук!
— Зачем так много? — спросил Лехельт.
— Прикольно! В Кенике (Калиниграде) у меня одной столько. Есть одна девчонка — у нее восемь штук. Но у нее язык короткий, ей меня не догнать!
— А зачем так много?
— Я же говорю — десять только у меня! Стопорните, я с ребятами расстыкнусь!
Пока она обнималась и целовалась взасос с попутчиками, Лехельт и Маринка смотрели осуждающе.
— Теперь я вижу, что шестнадцать — не двадцать
два, — вздохнул Андрюха.
Маринка взяла его под руку.
— Тебя ждут трудные времена!
Рыжее чудо в кроссовках неохотно покинуло тусовку, пришлепало обратно. Они покинули вокзал.
— Вика, ты почему не подошла к нам сразу? Ведь ты нас видела! Ты же знала, что тебя будут встречать!
— Ой, я как-то совсем забыла! Мы как будто своим классом ехали — я встала и пошла…
Голос ее был высокий, хрипловатый.
— Ты собиралась ночевать у совсем незнакомых людей?
— А что со мной может случиться? Я же не дурочка какая-нибудь… Ой, музычку хочу!
Она свернула к музыкальному киоску у метро и затанцевала перед витриной. Лехельт, глядя на нее, чувствуя себя глубоким старцем. В свои двадцать с небольшим он уже не мог себе позволить так оттягиваться. Положение старшего разведчика обязывало.
Молодость — это недостаток, который быстро проходит…
— Кстати, — как ни в чем не бывало, делово сказала Вика. — У ребят осталась моя сумка с вещами. Я забыла ее забрать. Из головы выскочило. Так что мне все равно придется съездить к ним в гости!.. Что вы так смотрите? Не верите?! Я правда забыла!
И Андрей понял, что трудные времена уже наступили…
Глава 2
Я УКОЛОВ НЕ БОЮСЬ,
ДОЙТЕ ДОЗУ — УКОЛЮСЬ!
Делай хорошо! Плохо — само получится!
Машины сменного наряда стояли у здания объединенного архива комитета по здравоохранению на 14-й линии Васильевского острова. «Наружка» скучала, опера работали. Сначала «мегаэстет» Валентин, сегодня маленький, серенький, неприметный, как мышка, пропадал в пыльных архивных недрах несколько часов кряду. Потом Миробоев, набросив на плечи мятую куртку с погонами капитана милиции, надвинув шапку с кокардой, обвешавшись планшеткой и рацией, пошел внутрь.
— Что они делают? — любопытствовал Лехельт, разминая ноги в тесном салоне. — Хоть бы рассказали что-нибудь…
— Зачем? — по связи отвечал ему из второй машины Тыбинь. — Пусть потеют, чешут «репку». Дадут задание — мы протянем… В «наружке» тем хорошо, что думать не надо.
Вскоре Валентин попросил Лехельта подойти к его машине.
— Вот этого человека, пожалуйста, — ласково попросил он. — Он сейчас выйдет. Саша должен его спугнуть. Только деликатно, пожалуйста.
— Сделаем… — успокоительно двинул рукой Андрей. — Не первый раз. А где вы фотки так быстро взяли?
Вместо ответа опер показал рукой напротив, на вывеску «Цифровая фотография».
— Напечатал. Красиво здесь у вас. Дух города чувствуется. Море.
— Василий — непотопляемый крейсер Питера, — отработанно подтвердил Лехельт, подумав, что восхищаться красотами города становится мещанской привычкой.
— Обязательно приеду на трехсотлетие, — сказал Валентин. — Люблю, когда все красиво и разумно.
Ногти московского опера и впрямь украшал маникюр. Отчего-то Лехельту вспомнились десять сережек в языке своей непутевой родственницы…
Отдав менее удачный снимок сонному Тыбиню, Андрей вернулся в свою машину, по ССН (средство связи носимое) вызвал Морзика.
— Вовка, есть работа! Кончай прохлаждаться!
— Андрюха, десять минут! — попросил недовольно Черемисов. — Сейчас принесут салат из тунца. Я Людке про него давно рассказывал.
Морзик с Людой уже час сидели в подвальном кафе рядом с архивом. Работать большими нарядами хорошо — есть возможность расслабиться.
Не всегда такое расслабление кончается удачно. Не успел Лехельт составить словесный портрет объекта наблюдения по типовой, но действенной схеме «глаза— нос-губы-уши-подбородок», как обладатель всех этих признаков появился в тяжелых старых дверях архива, оснащенных тугой пружиной.
— Идет! — в один голос сказали друг другу Старый и Дональд.
— Морзик, восьмерка (сигнал тревоги по кодовой переговорной таблице)! Объект появился!
Слышно было, как Вовка чертыхается и торопит официанта.
Среди многих приемов оперативной работы, выверенных десятилетиями и вошедших в учебники, есть группа методов, основанная на провокации действия. Пассивное наблюдение может длиться годами — и ничего не принести, но стоит встревожить, насторожить человека — и он начнет проявлять активность, побежит проверять тайник, встречаться с нужными людьми, просто позвонит… Может, конечно, и убить кого-нибудь. Провокация сродни запуску неизвестного устройства, в инструкции по эксплуатации которого уцелела лишь пара несвязных строк, или приему таблетки непонятного назначения, завалявшейся в кармане. Может, виагра, а может, пурген…
Красивый, уверенный в завтрашнем дне мужчина неторопливо щурился на солнце и снег четырнадцатой линии, потом достал из барсетки и одел на крупный нос темные очки. Лицо его приобрело вид загадочный и забугорный. Дональд и Старый, каждый со своей стороны, защелкали фотоаппаратами.
Если операм и удалось его обеспокоить, то совсем незначительно. Вряд ли можно было ожидать от него активных действий.